Сергей Алексеев - Игорь Святославич

• Название: Игорь Святославич
• Автор: Сергей Алексеев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-235-03664-2

Князь Игорь Святославич Новгород-Северский (1151—1201) вошел в историю благодаря единственному событию — неудачному походу против половцев в 1185 году, в результате которого впервые пятеро русских князей оказались в плену на чужбине. Поход этот описан в двух летописных повестях, а главное, в эпической поэме «Слово о полку Игореве». Именно она принесла Игорю славу — едва ли вполне заслуженную, ибо это был лишь один из многих удельных правителей того времени, не самый заметный и не самый выдающийся.

На страницах книги доктора исторических наук Сергея Алексеева действуют не поэтические герои, а исторические персонажи — Игорь и Святослав, «Буй Тур» Всеволод и его тезка Большое Гнездо, Кончак и Ярославна. Это не классическая биография, а портрет персонажа второго плана, проступающий на фоне бурной, насыщенной событиями эпохи междоусобных войн и походов в Степь, благородных деяний и клятвопреступлений. Самый заметный из его поступков, давший русской культуре и истории «Слово о полку Игореве», стал для князя самым злосчастным, но обессмертил его имя.

---

Князь вознес молитву: «Вспомянул я грехи свои перед Господом Богом моим, как много убийств и кровопролитий сотворил в земле христианской, как я не пощадил христиан, но взял на щит город Глебов у Переяславля. Тогда ведь немалое зло содеялось невинным христианам: отлучался отец от детей своих, брат от брата, друг от друга своего, и жены от супругов своих, и дочери от матерей своих, и подруга от подруг своих — всех смели пленение и скорбь, тогда наставшая. Живые мертвым завидовали, а мертвые радовались, как мученики святые, огнем от жизни сей восхищение поимев. Старцев разрывали, юных люто и немилосердно ранами терзали, мужей же рубили и разрубали, а жен оскверняли, — и всё это сотворил я. Недостойно мне жить, и вот, ныне вижу возмездие от Господа Бога моего! Где ныне возлюбленный мой брат? где брата моего сын? где чадо, рожденное от меня? где бояре думные? где мужи храбрые? где строй полков? где кони и оружие многоценное? Не этого ли всего лишившись, предан я связанным в руки этих беззаконных? Се, воздал мне Господь по беззаконию моему и по злобе моей, и снизошли днесь грехи мои на главу мою. Истинен Господь, и правосуден зело! У меня же нет больше части среди живых. Се, вижу, как ныне другие мученический венец принимают. Почто я, один повинный, не принял страсти за всех их? Но Владыко Господи Боже мой, не отринь меня до конца, но как воля Твоя, Господи, так и милость нам, рабам Твоим!»

Битва кипела вокруг озера. Всеволод продолжал сражаться уже едва ли не голыми руками. В конце концов половцы взяли верх. Всеволода захватил в плен крещеный хан Роман, сын Гзы. Спастись прижатым к озеру русским оказалось практически невозможно — «огорожены были, будто стенами крепкими, полками половецкими». Все князья были схвачены живьем. Святослава пленил Елдечук из орды Бурчевичей, Владимира Игоревича — Коп-тый из Улашевичей. Из бояр и дружинников одни погибли, другие, израненные, попали в плен. Половцы считали, что не осталось никого, кто мог бы принести весть на Русь, но скрывать победу не собирались. Перехватив проезжего купца, ханы велели ему передать русским князьям: «Приходите за своей братией, а пока мы идем к вам за своей братией». На самом деле кое-кто из ковуев и русских всё же вырвался, хотя уходили они на юг, к морю, куда половцы под конец большинство их и загнали. По словам киевской летописи, «руси с 15 мужей утекло, а ковуев меньше». Но, может быть, имеются в виду только именитые беглецы. Один из них, Беловолод Просович, позднее принес весть в Чернигов{262}:

Бились так день, бились так другой,
Третьего дня к полудню
Рухнули стяги Игоревы.
Тут-то братья разлучились
На брегу быстрой Каялы;
Тут кровавого вина недостало,
Тут пир окончили храбрые русичи:
Сватов напоили,
А сами полегли
За землю Русскую.
Никнет трава жалобами,
А древо со скорбью к земле преклонилось.
Уже ведь, братия, невеселые годы настали,
Уже пустыни силу прикрыли.
Встала обида в силах Дажьбожа внука,
Вступила девою на землю Трояню,
Всплеснула лебяжьими крылами
В синем море у Дона;
Плескаясь, спугнула время доброе.
Князьям от поганых сгинуть усобицами,
Прорекал ведь брат брату:
«Се мое, а се мое тоже».
И начали князья про малое молвить: «это великое»,
Стали сами на себя крамолу ковать,
А поганые со всех стран
Приходили с победами на землю Русскую.
О, далече залетел сокол, птиц бия, —
К морю.
А Игорева храброго полка не воскресить.
По нем кличет Карна, и Жля[22]
Скакнула по Русской земле,
Отмыкая огнь людям в пламенном роге.
Жены русские заплакали,
Говоря:
«Уже нам своих милых лад
Ни в мысли не мыслить,
Ни в думах не думать,
Ни очами не взглянуть,
А злата-серебра не потрогать и малости!»
И застонал, братия, Киев во скорби,
А Чернигов в напастях.
Тоска разлилась по Русской земле,
Печаль бурно течет средь земли Русской.
А князи сами на себя крамолу ковали,
А поганые сами, с победами
Нападая на Русскую землю,
Дань сбирали по белке со двора.
...
Тут немцы и венедицы,
Тут греки и морава <…>
Корят князя Игоря,
Что погрузил добро на дно Каялы,
Реке половецкой русского злата насыпавши.
Тут Игорь князь пересел из седла злата
В седло кощеево.
Уныние градским забралам[23],
А веселье поникло.

Между тем Святослав Всеволодович пока ничего о происшедшем не знал. Он возвращался на юг по Десне в ладьях с набранными в Вятичах воинами, и у Новгорода-Северского ему сообщили, что Святославичи втайне от него выступили против половцев. Святославу это было «нелюбо», но поделать он ничего не мог и продолжил путь к Чернигову. Здесь он и получил весть о поражении на Каяле. Выслушав Беловолода, Святослав прослезился и со вздохом сказал: «О любимые мои братья, сыновья и мужи земли Русской! Дал мне Бог стеснить поганых, но не удержать юности. Отворили ворота на Русскую землю! Воля Господня да будет обо всём. И как жаловался я на Игоря, так ныне жаль мне более Игоря, брата моего».

Чтобы не оставлять земли без князя и прикрыть их на случай вторжения, Святослав отправил в Посемье своих старших сыновей Олега и Владимира. Они и объявили жителям северских уделов о разгроме их князя. «И пришли в смятение города Посемские, и были скорбь и горе лютое, каких никогда не бывало, во всем Посемье, и в Новгороде-Северском, и по всей волости Черниговской: князья в плену, дружина в плену или перебита… Многие тогда отрекались душ своих, жалея князей своих». Скорбь, естественно, поселилась и в знатных домах. Такого поражения от внешнего врага не было давно — а может, не было вовсе: в плену на чужбине оказались пятеро Рюриковичей, многие боярские роды недосчитались своих членов. «Все князья… возопили с плачем и стенанием».

Святослав отправил весть к Давыду Смоленскому, с которым раньше сговаривался идти воевать Степь: «Мы говорили пойти на половцев и летовать на Дону, ныне же половцы победили Игоря и брата его с племянником. Так что приезжай, брате, постереги землю Русскую». Давыд со своей ратью спешно спустился по Днепру; пришли и удельные князья Киевщины. Войска соединились у Треполя, откуда Святослав и Рюрик прошли к Каневу, оставив Давыда и смолян. Ярослав Всеволодович в Чернигове собрал свои войска и готов был прикрывать Левобережье.

Узнав о приготовлениях русских князей, половцы, уже шедшие к рубежам Руси, отступили за Дон. Здесь ханы, по мнению летописца, «собрали весь язык свой», то есть всех сородичей, кочевавших от Дуная до Волги, и начали совещаться. Вскоре им стало известно о рассредоточении русских сил, а возможно, и о том, что смоляне не особо хотят сражаться на юге. Кончак предлагал: «Пойдем на Киевскую сторону, где перебиты братья наши и великий наш хан Боняк». Гза возражал: «Пойдем на Сейм, где остались жены их и дети. Готовый нам полон собран — возьмем без опаски». В конечном счете решили разделить силы надвое.

Кончак, очевидно, был под стать Игорю — так же честолюбив в планах и патетичен в речах. Он не оставил надежд захватить крупнейшие города Руси и теперь со своей ордой устремился к Переяславлю. Целый день половцы штурмовали город и наконец влезли на стену острога. Тогда князь Владимир Глебович повел дружину на вылазку, но не все решились последовать за ним. Половцы окружили князя и его воинов, но он сражался мужественно, пока не был ранен тремя ударами копий. Только тут горожане, вдохновленные отвагой князя, вышли из острога и отбили Владимира у врага. Отогнав половцев, тяжко страдающий от ран князь «утер мужественный пот свой за отчину свою».

Владимир отправил гонцов к Святославу, Рюрику и Давыду: «Половцы у меня, помогите мне!» Святослав, в свою очередь, тоже послал за смолянами. Те, однако, уже успели рассориться с князем и забунтовать. На вече они заявили: «Мы шли до Киева. Была бы здесь битва — бились бы. Нам ли иной битвы искать? Не можем этого — уже изнемогли». В итоге Святослав и Рюрик, не дождавшись Давыда, с подвластными князьями поплыли по Днепру к Переяславлю, а Давыд вынужден был увести свои полки обратно на север.

Кончак решил не испытывать судьбу — узнав о приближении Святослава, он повернул прочь от Переяславля, гоня многочисленный полон. Владимир торопил союзников, но они, раз задержавшись, за половцами не поспели. По пути степняки подступили к городу Римову. Слишком много горожан взошло на укрепления — два звена деревянной стены рухнули, открыв врагу дорогу в город. Часть горожан прорвалась за стены и отбилась от половцев на близлежащем Римском болоте, а всех прочих Кончак присоединил к своему полону. Не поспев за ним, Святослав и Рюрик повернули от Переяславля к Киеву{263}.