Александр Андреев - Спокойных не будет

• Название: Спокойных не будет
• Автор: Александр Андреев
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1979

Читатели уже знакомы с первой частью романа Александра Андреева «Рассудите нас, люди». Она вышла впервые в «Молодой гвардии» в 1962 году. Во второй части — «Спокойных не будет» — автор продолжает рассказ о нравственном мужании молодых рабочих и студентов.

Действие первой части романа происходит в Москве, во второй части оно перемещается на большую сибирскую стройку, куда отправляются по комсомольским путевкам ребята из строительной бригады Петра Гордиенко.

---

Я наблюдал за Катей и за Растворовым, и немножко завидовал им, и сожалел, что у нас с Женей не было свадьбы по-настоящему, и, быть может, от этого и не задалась наша совместная жизнь. Женя сидела в дальнем конце стола со студентами, о чем-то шепталась с Эльвирой Защаблиной, смеялась принужденно, танцевала. Я замечал, что она все больше сторонилась наших ребят, словно боялась отбиться от своих и остаться одной. И как-то сникла вся, потускнела. Женя, самая яркая звезда,— потускнела! Мои ли это слова? Значит, что-то сдвинулось во мне всерьез и неотвратимо...

Рядом с Катей сидел Ручьев, голубые глаза его были прищурены, руки лежали на столе без дела, их как будто некуда было девать. Напутственные слова — старшего на этой свадьбе — произнесены, поздравления и пожелания высказаны. Но чего-то не хватало, и это ощущение «нехватки» настроило его на веселый и иронический лад.

— Сухой закон ваш хорош, ребята. Мужественный, мудрый,— сказал он, смеясь.— Но нам от этого не легче. Правда, Николай Николаевич?

— Не легче, конечно,— ответил Верстовский,— но придется потерпеть.

— Молодцы! — сказал Ручьев.— А мне хочется крикнуть «Горько!», держа в руке бокал хотя бы с шампанским. Свадьба же!..

Растворов наклонился к нему:

— Приезжайте к нам в Москву. Там мы не позволим вам скучать за столом. Наверстаем, Иван Васильевич.

— Придется приехать.— Ручьев потихоньку, незаметно стал выбираться из-за стола.

Мы с Петром переглянулись и тоже начали собираться. Было уже поздно. За окнами вспыхнула молния, затем прогрохотал гром. За свадебной суматохой, за весельем никто не заметил, как надвинулись тяжелые, грозовые тучи. За дверью сплошняком, как монолит, стояла чернота. Временами литая темень раскалывалась от ударов, и в ветвистых трещинах метался голубой, холодный огонь. Дождь падал в темноте и безветрии тесно, и в квадратах света, брошенных из окон видно было, как он подпрыгивал на дорожке, на листьях, пузырился на луже возле крыльца. Девчата закупорили выход, боясь выметнуться на улицу, пока одна из них не скинула с ног туфли и босая не выбежала под дождь. И вслед за ней, озорно визжа, вбирая головы в плечи, выпорхнули остальные — одна за другой. Косой стяг света озарил Женю и Эльвиру; держась за руки, накрыв волосы газетой, они прошлепали по воде и пропали.

— Наша очередь,— Леня подтолкнул меня к порогу.— Выходите...

Три дня лил дождь, прямой и непроходимый, как тайга. Небо тяжко навалилось на сопки. Облака свисали серыми мокрыми тряпками, казалось, их можно было выжимать руками. Лесные и горные речки сразу ожили и как бы вспухли. Потоки забурлили и, пенясь, покатились с гор, с веселой удалью переметываясь через каменные глыбы, точно играли в чехарду. Они с разбегу врывались в Ангару, струи подхватывали их, несли вниз, к Енисею.

Среди ночи меня разбудил Петр Гордиенко. Он попросил встать и выйти к нему. Не зажигая огня, я быстро оделся и вышел. В коридоре, кроме Петра, в тусклом совете лампочки стоял Трифон, молчаливый и громадный. С парусиновых плащей стекала вода, лужицами расплываясь по полу. Следом за мной из комнаты, притворив дверь, бочком выскользнул Леня Аксенов. В резиновых сапогах, плащ на руке. Его круглые глаза, как у ночной птицы, не мигали.

— Вы куда?

— Ты нам не нужен,— сказал Трифон.— Иди досыпай.

— Вот еще... Скажете тоже!..— Леня надел плащ, нахлобучил капюшон, выглядывая из него, как скворец из скворечни.

— Пошли,— сказал Петр тихо и направился к выходу.— Из Браславска сообщили, что водохранилище переполнено. Из него сбрасывают большое количество воды...

Мы вышли из общежития и тронулись в сторону Гордого мыса, на перемычку. Дождь не стихал и не усиливался, шел ровно, подобно бегуну на дальнюю дистанцию — на втором дыхании. Темнота шумела соснами, хлюпала лужами. Слева внизу клокотала река.

На перемычке мы встретили главного инженера. Он тоже не мог спать, и предчувствие беды привело его сюда. Верстовский стоял под скалой, дождь барабанил по мокрой парусине плаща, изредка зажигался лучик фонарика. Свет, не в силах пробить тьмы и воды, падал к ногам розовым комочком. Порой что-то протяжно громыхало в стороне — скатывались камни, подмытые водой.

— Зря мы не согласились с вами, Петр,— сказал Верстовский и опять посветил фонариком.— Надо было насыпать и насыпать еще... Боюсь, окажемся перед печальным фактом. И все наши достижения, успехи, экономия обратятся в нуль. Ну, посмотрим.

— Может быть, еще обойдется,— сказал Трифон.— Не половодье.

— Будем надеяться.— Верстовский поежился, на бровях его тускло светились дождевые капли.— А зачем вы явились в такую пору, в таком составе? Бессонница?

— Не до сна, Николай Николаевич,— сказал Петр, не спуская взгляда с насыпи.

— Думаете, в вашем присутствии река не осмелится на дерзость? — Верстовский пробовал шутить.

Плащ мой, пропитанный влагой, одеревенел, коробился, давил на плечи, и сырость, проникая к телу, вызывала озноб. Маленькие ручейки у ног, стекая, журчали и всхлипывали. Темнота редела. Уже заметно было, как волны, ударяясь в насыпь, отходили в свитках пены, чтобы совершить круг, набраться сил и снова устремиться на преграду. .

Петр выбежал на перемычку. Вода плескалась у самого края. Требовались минуты, чтобы она потекла через верх. Эти минуты пришли. Серый, иссеченный дождем, занялся рассвет. И стало видно, как маленькие змейки воды начали прогрызать в насыпи ломаные норки, настойчиво, жадно — в одном месте, в другом, в десятом. Вот их стало бесчисленное множество. Вода слилась воедино и пошла беспрепятственно. Широкий поток омывал сапоги Петра. Он, казалось, не замечал этого.

Я кинулся на перемычку. Течение мешало бежать. Схватил Петра за рукав плаща и силой увел на берег. Никогда я не видал Петра в состоянии бессильного отчаяния. Это было невероятно! Он отодвинулся к скале и уткнулся в нее лбом. А когда обернулся и поглядел на реку, лицо его, изломанное болью, было мокрым то ли от дождя, то ли от слез.

Вода, свиваясь в спирали, буравила перемычку, прорываясь на простор, шла на штурм преграды всем своим напором. Ух, какая мощь таилась в этой стихии! И преграда не устояла. Рухнула. В прорыв хлынул водопад, неудержимо, с ревом, с грохотом, с сатанинской силой; упругий поток напоминал гибкий стальной лист.

— Сколько потрачено труда, сил, ловкости, восторга! — проговорил Петр.— Все пропало! Унесло течением...— Он смотрел на разрушительную работу воды теперь уже безучастно и отрешенно.

— Начнем сызнова, Гордиенко,— сказал Верстовский.— Люди за свои ошибки и непредусмотрительность всегда расплачивались, и часто дорогой ценой!

— Одно обидно,— заметил Леня,— эти ошибки не делают людей мудрее в будущем. За этой ошибкой произойдет новая, в ином качестве. Хоть кол ему на голове теши, человеку, а он свое возьмет!.. Дай ему покусать локти, постонать... Мы стонать не будем, сразу примемся за дело. Это вернее.

Верстовский усмехнулся и покачал головой, накрытой капюшоном.

— Конечно, вернее. Но сказать легко, мальчик, сделать куда труднее. Опять машины, люди, взрывы пород, камень. Река так просто не сдастся.

— Это уж само собой,— согласился Леня.— Воевать придется...— Его лицо вдруг изменилось от изумления, он толкнул меня в бок.— Глядите, Алеша...

На берегу под дождем стояла толпа народа. Весть о катастрофе облетела поселок, люди от мала до велика, побросав дома, сбежались сюда. Их привело на берег не праздное любопытство, а беспокойство за судьбу содеянного своими руками: то, чем они недавно так гордились, река смыла играючи. В великой печали и безмолвии наблюдали они за стихией. Люди, застигнутые несчастьем врасплох, стояли под дождем в чем попало, в плащах, в накинутых на плечи одеялах, а то и вовсе с обнаженными головами. И когда мы проходили мимо, кто-то крикнул:

— Не падай духом, Петр!..

Ручьев созвал экстренное совещание. Решение было кратким и единственно верным в создавшемся положении. Снять машины и людей с других объектов и перебросить на основные сооружения. Приступить к работам, не ожидая, когда спадет уровень воды. Не давать реке расширять прорыв в насыпи.

Первые три дня не дали существенных результатов. Течение было настолько сильным, что отшвыривало все, что сбрасывали в проран. Откуда-то доставили огромную железобетонную ферму — и ее смахнуло, как щепочку. Говорили, что на одной сибирской стройке при таком же размыве насыпи в проран сбросили старый, вышедший из строя паровоз с надеждой, что он задержится на месте. Но и паровоз мгновенно унесло.

— Что делать, Николай Николаевич? — спросил Петр главного инженера; он говорил громко, чтобы перекрыть рев воды, рев моторов. Петр, кажется, терял надежду на лучший и скорый исход. Были испробованы многие варианты, обсуждено немало предложений. А вода разъедала запруду.

Мысль, робкая, точно первый проблеск зари перед рассветом, подана была с неожиданной стороны.