Ольга Лапина - История одной деревни

• Название: История одной деревни
• Автор: Ольга Лапина
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9614-3449-1

С одной стороны, это книга о судьбе немецких колонистов, проживавших в небольшой деревне Джигинка на Юге России, написанная уроженцем этого села русским немцем Альфредом Кохом и журналистом Ольгой Лапиной. Она о том, как возникали первые немецкие колонии в России при Петре I и Екатерине II, как они интегрировались в российскую культуру, не теряя при этом своей самобытности. О том, как эти люди попали между сталинским молотом и гитлеровской наковальней. Об их стойкости, терпении, бесконечном трудолюбии, о культурных и религиозных традициях. С другой стороны, это книга о самоорганизации. О том, как люди могут быть человечными и справедливыми друг к другу без всяких государств и вождей. О том, что если людям не мешать, а дать возможность жить той жизнью, которую они сами считают правильной, то они преодолеют любые препятствия и достигнут любых целей. О том, что всякая политика, идеология и все бесконечные прожекты всемирного счастья – это ничто, а все наши вожди (прошлые, настоящие и будущие) – не более чем дармоеды, сидящие на шее у людей.

---

Революционные времена – джигинские немцы охотно вступали в ряды казачества, обеспечивая охрану правопорядка

Вскоре положение немецкой колонии Джигинка укрепилось еще и потому, что рядом с Джигинкой образовалось еще одно немецкое поселение – Пиленково (Пиленкофельд).

Вероисповедание джигинских немцев

Джигинские немцы были лютеранами по своему вероисповеданию. Привезли ли они это вероисповедание из самой Германии или оно было благоприобретенным (в результате скитаний и испытаний) – не известно. Хотя можно строить предположения. В частности, известно, что немецкие переселенцы на территории России исповедовали разные религии (напомню, что согласно манифесту Екатерины Второй на территориях поселения колонистов соблюдалась веротерпимость). Четверть колонистов, проживавших в России, составляли католики, остальные принадлежали к различным протестантским вероисповеданиям (лютеране, реформаторы, меннониты).

Отношение же властей к представителям разных религиозных направлений было неоднозначным. Например, меннониты считались наиболее законопослушными, удобными для властей.

Спиритический сеанс с товарищем Сталиным (Альфред Кох)

– Все-таки непонятно, зачем было принято решение о массовых репрессиях после 1934 года?

– А почему вы меня не спрашиваете, почему было принято решение о массовых репрессиях до 1934 года? Когда мы проводили коллективизацию – тогда репрессии были несопоставимо масштабнее, чем в пресловутом 1937-м.

Вы поймите, у вас неправильное представление о репрессиях. Это представление горожанина. А страна, которая мне досталась в управление, к середине 1920-х годов представляла следующую картину: примерно 80 % жило в деревнях и только 20 % – в городах.

Так вот, если взять за 100 % людей, которые были репрессированы за весь период моего правления, с 1922-го по 1953-й, то примерно 90 % из них были крестьяне. И только 10 % – горожане. Просто среди горожан были и интеллигенция, и журналисты, и писатели, и т. д. И они-то такой визг и подняли, будто в 1937-м лились реки крови! А на самом деле реки крови лились в 1931–1932 годах. Просто интеллигенция тогда предпочла этого не заметить.

Я, кстати, об этом честно сказал Черчиллю, когда он прилетел ко мне в декабре 1941-го в Москву и спросил: «Тяжело вам сейчас?» Немцы стояли под Москвой, Питер уже почти пал. Мы фактически проиграли войну. Я сказал ему тогда: «Нет. Не сейчас. Никогда мне не было так тяжело, как в 1931–1932 годах». Когда шла коллективизация, когда мы должны были уничтожить миллионы крестьян. Вот этот грех я взял на душу. А что этих щелкоперов прикончил – мне абсолютно ни одного из них не жалко. Что мне, Бабеля нужно жалеть? Который сам лично участвовал в расстрелах, с удовольствием пытал людей? Мне нужно было пожалеть Колю Бухарина, который завел меня в это болото? Ну мы к этому еще вернемся. Вот крестьян – да… Я сам фактически крестьянин, а Гори – это ведь в действительности деревня. Однако мне пришлось это сделать.

– Но я спрашивал вас не про крестьян и не про интеллигенцию. Зачем вы уничтожали опору вашего строя? В частности, тех, кто участвовал в последнем предвоенном съезде партии. И почему он не проводился затем много лет? Была ли это месть? Или это была некая необходимость?

– Месть? За то, что они будто бы прокатили меня на выборах генсека? Да нет. Съезды не проводились, потому что незачем ломать эту комедию, особенно во время войны. Да и после войны – шло восстановление страны, у меня на эту говорильню времени не было. Вы же прекрасно понимаете, что съезды превратились в фикцию! Они и потом стали фикцией. Что, я буду время терять и деньги, людей занятых отрывать от работы?

А эти, партийцы ваши, вряд ли были опорой строя. Я этих всех говнюков знаю как облупленных. Вот сейчас ваши деятели открыли наконец архивы, вы прочитайте докладные записки НКВД, которые они мне писали. Это были разложенцы все! Ворюги! По две, по три жены! Обросли коврами, какими-то китайскими вазами, квартирами… С этими людьми я должен был в войну идти? С этими людьми я должен был мобилизацию проводить, переносить промышленность на восток? Они ничего не могли – только бла-бла-бла. Зачем они мне были нужны?

– И все-таки – мотив их уничтожения? Даже если исходить из вашей логики, это было очень серьезное испытание для страны.

– А я вам говорю, что такой руководящий класс мы найдем в народе десять раз по столько. Это не были выдающиеся менеджеры! Не надо преувеличивать их потенциал. Он весь полностью строился исключительно на страхе. Это не были талантливые люди, которые могли повести за собой. Это были люди, которых могли двоих расстрелять, а остальные восемь побегут, задрав штаны, выполнять указание комиссара.

Хорошее отношение было и к лютеранам. Наличие в правящих кругах большого количества лютеран, лояльность лютеранской церкви по отношению к светской власти давали лютеранам большие преимущества в сравнении с прочими «иноисповеданиями».

Что касается католиков, то с ними дело обстояло сложнее. Уже в первой половине XIX века практически все немецкие католические колонии Бессарабии и юга России находились в тяжелом положении.

Из книги «История немцев России»

«…К католикам вообще относились настороженно. Так, в 1855 году министру государственных имуществ было направлено секретное донесение из Херсонской губернии “о нерасположении к России колонистов-католиков”, которые хотя и пользуются “важными преимуществами и льготами в России, дарованными… милостию наших монархов”, но “ропщут на военные постои и исполняют справедливые требования воинских чинов неохотно, тогда как в немецких колониях Бессарабской области у колонистов-лютеран солдаты наши принимаются всегда с радушием”. В донесении отмечалось, что католики далеко отстали “во всех отношениях от колоний лютеран и что этому… главная причина в чуждом народонаселению духовенстве, которое… все польское, а следовательно, мало к нам доброжелательное”…»

Многочисленные попытки католиков изменить это положение не имели успехов.

Было и еще одно религиозное движение среди немцев, о котором нельзя не упомянуть. Движение сепаратистов.

Из книги «История немцев России»

«…Еще одна волна швабской колонизации в России связана с протестантской сектой “вюртембуржских сепаратистов”… Своеобразием отличалась духовная жизнь сепаратистов, которые проживали в основном на территории Бессарабии и частично в Херсонской и Таврической губерниях. Религиозная жизнь этих сектантов отличалась повышенной эмоциональностью и верой в пророчества… На основе библейских текстов они предсказывали конец света и второе пришествие Христа, которое якобы должно было произойти где-то на Востоке. Стремясь быть как можно ближе к сакральному месту, часть наиболее радикальных пиетистов-сепаратистов обратилась к российскому правительству с просьбой о разрешении поселиться в южных губерниях и на Кавказе…»

Существуют факты, согласно которым часть сепаратистов (из Вюртемберга, кстати) обратилась к лютеранской вере уже в России.

Впрочем, как бы то ни было, «наши» немцы к моменту приезда на Кубань исповедовали лютеранскую веру. Венчали, крестили, хоронили джигинцев в точном соответствии с лютеранской верой.

До сих пор на местном старом кладбище сохранились немые свидетели тех лет. Памятники. Кресты или надгробные плиты из черного гранита или белого камня. Надписи на немецком языке. До войны это кладбище было ухоженным и красивым. Здесь в то время были целы еще и величественные фамильные склепы. Возвышалась часовня. Потом, в войну, во время освобождения Джигинки, большинство памятников было разрушено при бомбежке. Не уцелела и часовня. Но вот некоторые склепы еще оставались нетронутыми. Сельские ребятишки частенько в поисках страшных и фантастических тем для игр заходили на старое кладбище и даже отваживались спускаться в эти склепы. Склепы были устроены опять же по типу лютеранских.

Вполне вероятно, кстати, что в Джигинке до революции (и после) существовали два кладбища – немецкое и русское. Но со временем, когда все смешалось, национальные различия во внимание не принимались (вероисповедание – тем более), немецкое кладбище перестало быть только немецким.

Первым делом, едва окрепнув и встав на ноги на новом месте, переселенцы построили небольшой молельный дом.

Со временем, собрав необходимую сумму, они приступили к строительству лютеранской церкви (кирхи). Церковь эта, открытая в 1898 году, до сих пор величественно возвышается над селом. Правда, она претерпела немалые изменения, и мало кто в здании сельского клуба сегодня признает бывшую церковь.

О том же, как начиналось строительство кирхи, свидетельствует подлинный документ – грамота, найденная при ремонте здания под алтарем уже в 60-е годы прошлого столетия. Текст грамоты гласит: