Ольга Лапина - История одной деревни

• Название: История одной деревни
• Автор: Ольга Лапина
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9614-3449-1

С одной стороны, это книга о судьбе немецких колонистов, проживавших в небольшой деревне Джигинка на Юге России, написанная уроженцем этого села русским немцем Альфредом Кохом и журналистом Ольгой Лапиной. Она о том, как возникали первые немецкие колонии в России при Петре I и Екатерине II, как они интегрировались в российскую культуру, не теряя при этом своей самобытности. О том, как эти люди попали между сталинским молотом и гитлеровской наковальней. Об их стойкости, терпении, бесконечном трудолюбии, о культурных и религиозных традициях. С другой стороны, это книга о самоорганизации. О том, как люди могут быть человечными и справедливыми друг к другу без всяких государств и вождей. О том, что если людям не мешать, а дать возможность жить той жизнью, которую они сами считают правильной, то они преодолеют любые препятствия и достигнут любых целей. О том, что всякая политика, идеология и все бесконечные прожекты всемирного счастья – это ничто, а все наши вожди (прошлые, настоящие и будущие) – не более чем дармоеды, сидящие на шее у людей.

---

Если же говорить об устном народном творчестве, то оно выразилось прежде всего в нартском эпосе. Нарты – это богатыри, герои легенд, сказаний, поэм. Они боролись со злом, защищая свой народ. Несомненно, горцы старались воплотить в себе лучшие черты нартов. Еще А.В. Суворов отмечал бесстрашие и военное мастерство адыгов. Они оказывали яростное сопротивление всем чужеземцам, которые приходили время от времени на их территории. И грекам, и генуэзцам, и туркам. И казакам, когда те пришли в Северное Причерноморье.

Казачество

Немало казаков погибло в постоянных военных столкновениях с горцами. И днем и ночью приходилось им быть настороже, вести постоянную, изнуряющую войну с черкесами. Хотя вместе с тем, как уже говорилось, нередки были случаи образования между казаками и горцами куначеских, дружеских связей. А кунаки – братья. Братья же должны были делить друг с другом и горе, и радость. Защищать честь и достоинство друг друга. В случае же необходимости и жизнь отдавать за своего кунака…

Словом, противоречивое и неоднозначное было время, где переплетались и ненависть, и дружба, и предательство, и взаимопомощь.

Другая, мирная, жизнь наступила для казаков только по окончании Крымской войны.

Из книги «Кубанское казачество и его атаманы»

«…Настала другая пора, на смену явились иные жизненные условия: горцы сложили оружие, подчинившись всем требованиям победителя. И – удивительное дело! – казак, не переставая быть казаком, сделался образцовым хозяином, точно между мечом и плугом для него не существовало никакой разницы…

Вообще, в области земледельческой техники казаки сделали замечательные успехи, хотя, надо заметить, и не без деятельного участия в этом деле иногороднего неказачьего населения…»

Здесь нельзя не заметить, что и джигинские немцы могли быть тем самым «иногородним неказачьим населением», которое помогало местным казакам делать «замечательные успехи в области земледельческой науки». Судя по тому, что у немцев Джигинки с казаками близлежащих сел завязались деловые и дружеские отношения, так оно и было.

Что касается духовной жизни казаков, то основой ее являлось православие. Не случайно, перебираясь на Кубань, казаки привезли с собой и походную церковь, которую подарил им Г. Потемкин.

Военный быт требовал от казаков безусловного послушания и выполнения всех станичных традиций и правил. Нарушения карались строго, согласно старым казачьим традициям. Это могли быть и прилюдная порка, и смертная казнь. А бывало и так, что в назидание другим казакам провинившегося возили от кордона к кордону, наказывая на каждом из них.

Казачьи семьи по своему укладу были патриархальными. Неоспоримым авторитетом в семье пользовался старший по возрасту мужчина.

Детей своих воспитывали казаки в большой строгости, с детства приучая их к военной службе и труду. Уже с малолетства обучались казачата верховой езде и джигитовке. Девочек в казачьих семьях с 7-8-летнего возраста обучали рукоделию и ткачеству. До совершеннолетия они успевали приготовить для себя приданое для замужества. Выходили замуж обычно в 16–18 лет за казаков. Браки же с иногородними (крестьянами и другими) нередко осуждались. Хотя опять-таки нельзя не отметить тот факт, что, например, казаки из станицы Старотитаровской (расположенной в 20 км от Джигинки) частенько брали в жены девушек из Джигинки. Трудолюбивые, спокойные и рассудительные красавицы-немки были желанными невестами и невестками.

Время терпения и сумасшедшего трудолюбия

Итак, в 1868 году между управляющим генерала Бабыча и немецкими переселенцами было достигнуто соглашение о продаже последним участка земли. С этого времени и начинается блистательная история немецкой колонии Михаэльсфельд.

Cемья Герман, приехали в Джигинку из Германии в 1888 г.

Спиритический сеанс с господином Гитлером (Альфред Кох)

– Я бы, господин Гитлер, начал с самого истока – родителей. Как вы к ним относились?

– Я их очень любил. Отец был таможенным чиновником, мать – домохозяйкой. Я ничего не могу рассказать, что не могли бы рассказать миллионы немцев и австрийцев, которые жили в то время. Это была обычная средняя семья со всеми обычными предрассудками. Я ходил в школу, семья была умеренно набожная. Я не вспомню чего-нибудь специального, особенного. Мой отец Алоиз Гитлер умер в 1903 году, а мать Клара – в 1907-м. Когда началась моя политическая деятельность, они уже умерли.

– А как складывалось с братьями-сестрами? Насколько в семье ценили ваши способности?

– У меня были старшие братья и сестры, но они все умерли детьми. Остались родная сестра Паула, с ней мы виделись редко, и сводная сестра Ангела. Мы жили вместе: Ангела, ее дочь Гели и я. В Мюнхене. Пока я не переехал в Берлин. Я ведь практически всю жизнь был холостяком. Кто-то должен был вести хозяйство. Ангела была прекрасной хозяйкой. А Гели я очень любил. Она, к несчастью, покончила с собой. Эта была большая трагедия. Вокруг этого до сих пор много всяких разговоров, вы, наверное, слышали. А что касается моих способностей, то в семье не считалось, что они у меня есть.

– Вы два раза поступали в Академию искусств в Вене, но неудачно. Это была могучая страсть к искусству?

– Не мне судить. Тогда я был весь погружен в мечты, мифы, немецкий эпос, любил природу, очень много гулял, размышлял… Я почти до самой смерти очень много гулял по лесу, даже когда в 1943 году уехал из Адлерхорста в Вольфшанце, я и там очень много гулял. Любил природу Восточной Пруссии. Хотя мне больше нравилась Южная Германия, Австрия, горы. Это же моя родина.

Кстати, когда я поступал в Венскую академию искусств, оба раза экзаменаторы мне говорили: «Прекрасные пейзажи, но у вас нет школы для того, чтобы рисовать живую натуру». Но откуда же ей взяться, если меня не принимали учиться? Замкнутый круг!

– Вы продавали ваши картины?

– Ерунда! Я в основном рисовал открытки. Перед войной это был мой заработок. Правда, не очень большой, я чуть от голода не умер. Они как-то продавались, мне платили, но все это было не то. Политической деятельностью я занялся уже после войны, а тогда мыслей о политической карьере у меня не было. Я был – так и напишите – нищим. Нет, я не был асоциальным человеком, я пытался поступить в высшее учебное заведение, я занимался живописью, но популярным художником я не стал, и выучиться мне не удалось.

– Вы были склонны к мистике? Видели какие-то знаки своей судьбы?

– Нет. Я не мистик. Меня это увлекало, да, но не поглощало полностью. Я гораздо больше реалист, чем многие думают. В 15–18 лет это заставляет работать воображение, но, когда я стал старше, мистика для меня не стала руководством к действию. Кроме того, меня очень сильно изменила война. Там я понял несколько важных вещей. Я понял, что честь – это очень важно и для мужчины, и для нации. Нация без чести не имеет будущего. Единственный способ выжить – это защищать свою честь. Второе: я понял, что никакой говорильней не заменить эффект прямого действия. И третье. Вся история – это история борьбы наций, и в ней не может быть компромиссов. Война – естественное состояние любой нации. Если нация не защищает свои честь и интересы, то она исчезает. Ее место занимают те, кто в состоянии это делать.

То, что в явном виде мною было сформулировано только в «Майн кампф», зрело еще во время войны. Поначалу в этом было много романтики. Но в этом было и много реализма. «Окопная правда» была результатом моих наблюдений за людьми на фронте и вообще за ходом войны. Особенно за ее финалом, трагическим для Германии.

– Вы пошли на войну добровольцем, получили награды, у вас ранения… Хотя поначалу вы ведь отказались служить в австрийской армии. Почему?

– Да, я был храбрый солдат. Мне нравилась армия Фридриха Великого, армия Блюхера, армия Мольтке и Бисмарка. Она разгромила Наполеона, победила австрийцев, вошла в Париж. Эта армия своим духом, историей, порядками, дисциплиной заставляла меня соответствовать ее высокому уровню. Поэтому я добивался права служить именно в германской армии, а не в австрийской. А идейно я был пангерманистом. Мне всегда казалось нелепостью существование, с одной стороны, Германии, а с другой – Австро-Венгрии…

Несколько чудом сохранившихся старинных фотографий дают нам некоторое представление о том, как выглядели джигинские немцы в те годы. Женщины на этих фотографиях довольно строги и одеты, как правило, в темные глухие кофты и длинные широкие юбки, тоже из темной ткани. Монашеское одеяние по виду. Волосы покрыты темным платком. Мужчины на этом фоне выглядят более нарядно и даже кокетливо: костюм-тройка, сапоги, белые рубашки, из карманов жилеток выглядывают золотые цепочки от часов. И как же мало походят они на типичных деревенских жителей. По виду это скорее городские жители. Впрочем, Джигинка (Михаэльсфельд) уже к концу ХIX века по внешнему виду и респектабельности превосходит даже Анапу.