Альфред Штекли - Галилей

• Название: Галилей
• Автор: Альфред Штекли
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

Настоящая биография написана на основании изучения всех сохранившихся до наших дней материалов, касающихся жизни Галилея, — его огромной переписки, его сочинений, документов инквизиции и заметок, относящихся к истории его научных открытий и частной жизни. Они опубликованы в двадцатитомном персональном издании Галилея.

---

У Гринбергера и его коллег некоторые мысли «Звездного вестника» вызывали сомнение. Особенно смущала гористость Луны. Может быть, Луна нам кажется негладкой оттого, что она, словно сферическое зеркало, отражает неровности нашей Земли?

В ожидании отъезда Галилей отвечал своим корреспондентам как в самой Италии, так и за границей. Писал друзьям в Падую, писал к Паоло Сарпи: дружбой с ним он очень дорожил, хотя ее и не афишировал.

Новость о фазах Венеры Кеплер воспринял с удивлением и радостью. Но еще с большим пылом, уверял Джулиано Медичи, встретил ее советник Вакгер, личность в этих краях исключительнейшая. «Он воспылал любовью к вашей милости, увидев, что вы доказали истинность многих вещей, относительно которых он, по его словам, всегда держался такого же мнения».

Незнакомые люди, разделенные тысячью миль, без труда узнали друг в друге единомышленников! Галилей прекрасно помнил то знаменательное место «Беседы», где Кеплер говорил о своей и Вакгера реакции на первые слухи об открытиях, совершенных с помощью зрительной трубы. Мысль, что, возможно, найдены какие-то доводы в пользу учения о бесконечности вселенной, наполнила Кеплера страхом, а Вакгера, пламенного приверженца Бруно, — торжеством.

Теперь Вакгер сразу же понял Галилея. Ему не надо объяснять, какое значение имели новые открытия для подтверждения мыслей Ноланца!

«Читая ваше последнее письмо, — отвечал Галилей послу, — я испытывал чрезвычайнейшее удовольствие и радость особенно от той его части, где вы говорите о дружеском расположении ко мне славнейшего синьора советника Вакгера, коим я бесконечно дорожу. Поскольку это расположение возникло главным образом от того, что я из наблюдений сделал вытекающие с необходимостью выводы, которые он и прежде считал истинными, то, дабы еще больше утвердиться в обладании милости столь мне желанной, прошу вас сообщить ему от моего имени, что я, — подтверждая его мнение, имею неоспоримое доказательство как и того, что все планеты получают свой свет от Солнца, являясь сами по себе темными и непрозрачными, так и того, что фиксированные звезды по природе своей источают свет…»

Даже интерес к Кеплеру здесь несколько померк. Галилей повторял, что счастлив отзывом Вакгера и очень ценит его мнение. Он и на самом деле был счастлив, что нашел единомышленника, которого не ввергла в страх «ужасающая философия» Бруно. На этот раз Галилей дал излиться своей радости. Обычно он не поверял бумаге чувств, могущих выдать его сокровенные мысли.

Козимо соблаговолил наконец подписать документы, необходимые для поездки. Тосканскому послу вменялось в обязанность оказывать придворному математику всяческую поддержку, поселить его в римском дворце Медичи и обеспечить всем необходимым. Галилею обещали государевы носилки, но свободных не нашлось. Козимо развлекался в Пизе, Винта был неуловим. Галилей терял терпение. Время, благоприятное для наблюдений, будет упущено! Да и в каком свете предстанет он перед римскими коллегами? С осени твердит он о близком приезде. Он может оправдываться болезнью, занятостью, отвратительной погодой, но до каких же пор? Клавию он послал извинения. Ожидая со дня на день отъезда, он не ответил на письмо Гринбергера. Пусть они не удивляются его молчанию: он больше месяца, как говорится, стоял ногою в стремени. Выедет он, вероятно, в течение недели. Но и это не оправдалось. Причины новой проволочки были неясны. Именно в эти дки в Тоскане появились первые экземпляры направленной против Галилея кпижонки Сицци. На ум невольно приходил Горкий, хотя Сицци и порицал его за грубость: в ученом споре следует быть вежливым. Скромностью Сицци не страдал. Книга его называлась «Астрономическое, оптическое и физическое рассуждение, где доказывается, что мнение «Звездного вестника» о четырех планетах, будто бы увиденных недавно знаменитейшим математиком Галилеем с помощью некой трубы, является ложным».

Сицци не обвинял Галилея в преднамеренном обмане: у того-де были иные мотивы. Автор «Звездного вестника» потратил столько усилий, убеждая людей в существовании новых планет, вовсе не потому, что верит в их реальность. Просто Галилей хочет дать неспециалистам пищу для упражнений ума. Ведь нельзя же поверить, будто Галилей всерьез считает, что прежняя астрономия ошибалась в своих принципах!

Медицейских планет просто не может существовать! Сипци громоздит один схоластический довод на другой. Каждому ясно, что на небе только семь планет. Все остальное — обман зрения. Оптическим стеклам вообще доверять нельзя: очки, которыми пользуются старики, не годятся молодым людям, а те, которые подходящ юношам, бесполезны для пожилых. Если же через Галилееву трубу и старики и юноши видят четыре спутника Юпитера, то уже одно это доказывает, что здесь налицо обман зрения. Об этом он, Сицци, одержимый любовью к истине, осмеливается заявить во всеуслышание, хотя его ученые единомышленники и предпочитают хранить молчание. Многие расценят его выступление как неслыханную дерзость. Поэтому-то он в ожидании бури ищет спасительной гавани и посвящает свое сочинение принцу Джованни Медичи.

Тому самому горе-изобретателю, который на всю жизнь возненавидел Галилея, когда отрицательный отзыв оправдался и землечерпалка развалилась на куски!

В начале марта он сообщил Клавию, что скоро выезжает, но прошло еще полмесяца, а он все дома. Что за странная забывчивость? Почему его вновь и вновь заставляют выступать в роли просителя? Почему не выполняют распоряжений государя? По небрежности или в результате чьих-то происков?

К Винте в Пизу он отрядил гонца. Сколько ему еще ждать? Может быть, их высочества передумали? Винта сразу же ответил. Задержки больше не будет, счастливого путешествия!

Как только прибыли носилки, Галилей тронулся в путь. Погода стояла прохладная и ветреная, однако, останавливаясь на ночлег, он всякий раз вытаскивал зрительную трубу. Ему казалось, что решение почти найдено: скоро, очень скоро он определит орбиты всех Медицейских звезд!

В Рим он прибыл на пасху, 29 марта 16.11 года. Никколини, тосканский посол, встретил его с радушием, предоставил две отличные комнаты во дворце Медичи, обещал помощь. Вечером Галилей нанес визит кардиналу дель Монте, вручил рекомендательные письма, был ласково принят.

Вернувшись от кардинала, до глубокой ночи сидел перед зрительной трубой. А утром, не откладывая, отправился к математикам Римской коллегии.

Он явился как раз в тот момент, когда отец Клавий и два его ученика, читая книжку Сицци, от всей души потешались над неуклюжими выпадами против новых открытий. Они так хохотали, что Галилей даже вступился за своего незадачливого земляка.

Между Галилеем и математиками Римской коллегии быстро установилось взаимопонимание. Они не тратили слов на комплименты, а принялись за работу. Галилей показал последние расчеты и выразил уверенность, что в ближайшее время удастся точно определить орбиты Медицейских звезд. Клавий не разделял такого оптимизма, но с интересом слушал Галилея. Потом сравнили результаты наблюдений и порадовались, что те совпадают. Математики Римской коллегии и Галилей, казалось, с полуслова понимали друг друга.

Люди, пытавшиеся в Тоскане отравлять Галилею существование, и тут его не забывали. «Известные приятели», как выражался Галилей, поторопились написать в Рим, что он-де покинул Флоренцию, будучи в опале у великого герцога. Расчет был до примитивности прост: ученого, явившегося на собственный страх и риск, принимали бы в Вечном городе иначе, чем придворного математика, пользующегося защитой своего могущественного повелителя. С согласия тосканского посла и кардинала дель Монте Галилею пришлось показывать многим лицам рекомендательные письма, подписанные Козимо, из которых явствовало, что тот всецело поощряет его поездку.

Не успел он развеять одну клевету, как столкнулся с другой. Говорили, будто он уехал, чтобы избежать холодного душа — тех сочинений, которые, мол, ничего не оставили от его «открытий». Вот он и скрылся, будучи не в силах их опровергнуть. Имели в виду сочинение Коломбе и книжечку Сицци.

Среди ученых мужей, с которыми познакомился Галилей, Клавий и его коллеги казались исключением. Большинство же, несмотря на громкие титулы и почетные звания, производили убогое впечатление. Для них, как ни Странно, доводы Сицци имели вес, и Галилею волей-неволей приходилось разбирать подобные глупости. Его остроумие вызывало восхищение, а манера убеждать, мягкая, но настойчивая, создавала ему славу на редкость красноречивого собеседника.

Прогремевшие на весь свет открытия «Звездного Вестника», а еще более молва о силе его зрительной трубы, до предела возбуждали любопытство. Галилея приглашали к себе князья, кардиналы, прелаты. Он демонстрировал им свою зрительную трубу, показывал горы на Луне, учил находить Медицейские звезды. Если и не всегда его усилия вознаграждались обретением новых единомышленников, то, по меньшей мере, не пропадали даром — он наслаждался убранством дворцов, чудесными статуями, собраниями картин, парками, садами.