Хью Броган - Джон Кеннеди

• Название: Джон Кеннеди
• Автор: Хью Броган
• Издательство: Ростов-на-Дону, «Феникс», 1997 — 384 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00063-Х

«Политика должна быть нравственной», — говорят озабоченные будущим. «Политика — дело грязное», — угрюмо твердят озабоченные сиюминутным. И часто выигрывают сегодня, но, как правило, терпят поражение завтра.

Джону Кеннеди иногда приходилось поддаваться угрюмому принципу, но в целом его политика была подчинена светлому, нравственному. И это чувствовала не только Америка. Автор пишет: «Убийство в Далласе заставило содрогнуться весь мир». Это не дань риторике. Содрогнулась и та часть мира, которая должна была по предписанному ей правилу считать правительство США главным источником всех зол и бед на земле. Но даже те, кто свято верил в это, а таких было много, не могли не содрогнуться от выстрелов в Далласе…

На любом президенте больше пятен, чем на Солнце. И все же бывают среди них те, чье предназначение — сделать жизнь хоть чуточку светлее. Джон Кеннеди — в первом ряду таких президентов.

Книга, бесспорно, будет интересна широкому кругу читателей.

---

Другой проблемой Кеннеди была Куба, решения которой он не видел столь ясно. Как и большинство граждан его страны, он был жертвой очень многих непроверенных предположений по этому вопросу. Он не переносил вульгарных клише, но действительно верил, как и каждый обыватель со Среднего Запада, что Карибы и, возможно, вся латинская Америка являются «задним двором» для Соединенных Штатов и, следовательно, к ним надо относиться собственнически (здесь любой неамериканец может определить губительное влияние доктрины Монро). Ему не хотелось, чтобы США оказывали поддержку коррумпированной и слабой кубинской диктатуре Фульгенсио Батисты, и он, как и многие другие американцы, приветствовал романтическое восстание Фиделя Кастро, которое свергло Батисту в 1959 году. К несчастью, Кастро был нетерпимо-враждебно настроен к Соединенным Штатам. Он экспроприировал большую часть американской собственности. Это было скверно, но мироощущение «холодной войны» сделало неизбежным то, что официальный Вашингтон почувствовал в желании Советского Союза распространить свое влияние гораздо большую угрозу для безопасности США. Как и во времена Эйзенхауэра, администрация вербовала множество эмигрантов, теперь бежавших с Кубы: в течение зимы 1960–1961 годов Центральное разведывательное управление (ЦРУ) сформировало повстанческие отряды из 1500 человек, которых начали тренировать в Гватемале для контрреволюционного вторжения на остров.

В некотором отношении кубанская и лаосская проблемы были похожи. Оба слабых народа боролись за достижение своей независимости, подавляемые могущественными соседями (Лаос, к несчастью, имел двух таких соседей — Вьетнам и Китай). Их трудности усугубляла «холодная война». Вмешательство супердержавы также не могло принести ничего хорошего. Разница между обеими странами заключалась в том, что Куба находилась в непосредственной близости к США и являлась их страной-спутником с 1898 года. Американцам искренне не нравилась диктатура, которую устанавливал Кастро. Американская разведка сильно недооценила трудность свержения нового режима. Кеннеди разделял эти позиции (как и Эйзенхауэр, Никсон и большинство высоких умов страны), к тому же ощущая некоторое личное соперничество с Кастро, который был еще одним молодым действующим политиком.

Все это было понятно. Менее понятными были шаги, которые предпринимал Кеннеди в отношении Кубы в первые месяцы работы своей администрации. Он видел, что быстрота действий против Кастро была вопросом первостепенной важности. Если раньше Национальный совет безопасности уделял время Лаосу, то теперь на обсуждении была Куба. Кеннеди хотел заручиться поддержкой ЦРУ и Пентагона. И он получил ее: адмирал Берк, глава штаба военно-морских операций, сказал ему: «Пока мы будем в состоянии выполнять эту работу, все будет в порядке. Это хороший план»[78]. Алан Даллес, шеф ЦРУ, говорил Кеннеди, что он гораздо более уверен в кубинском плане, чем в том удачном ходе, который предприняло ЦРУ в Гватемале несколькими годами раньше[79]. Несколько разумных и веских голосов были подняты против этого проекта, но они не возымели действия, возможно, потому, что Кеннеди, усиленно убеждаемый экспертами, подавил свои собственные сомнения. К тому же все еще протестовало британское правительство, считая такие действия незаконными, согласно их стандартам международного права, которые Соединенные Штаты, казалось, поддерживали: но этому не суждено было сбыться. По этому поводу характерно высказывание Дина Ачесона, который говорил президенту, что он не считает необходимым звонить в Прайс Уотерхауз, чтобы понять, что 1500 кубинцев на самом деле являются 25 тысячами[80]. Фулбрайт утверждал, что вторжение обернется бедствием независимо от того, достигнет ли оно успешно своих целей или нет, и осудил навязчивую идею Кастро: «Режим Кастро — это заноза в теле, но не кинжал в нашем сердце»[81]. Артур Шлезингер, работавший в Белом доме, приводит убедительный аргумент, что если бы захватчики утвердились на Кубе, то почти наверняка за этим последовала бы гражданская война, создав затруднительную ситуацию, в которую были бы вовлечены Соединенные Штаты, и формирующаяся международная репутация Кеннеди как человека «великолепного ума, рассудительности, честности и твердости» была бы принесена в жертву[82]. У Дина Раска были свои сомнения, но, как он с грустью замечает в своих мемуарах, Кеннеди не всегда эффективно использовал свои плюсы: «Будучи полковником пехоты и руководителем военных операций на китайско-бирманско-индийском театре во время второй мировой войны, я знал, что небольшая бригада этих кубинских эмигрантов вряд ли имела хоть малейший шанс на успех. Я не переношу это военное суждение на президента Кеннеди, потому что сам больше не участвую в военных действиях»[83]. Но это не имело бы большого значения и в том случае, если бы он участвовал. Кеннеди был одержим идеей свергнуть Кастро, заплатив небольшую цену. Успех этого предприятия был подкреплен ЦРУ и его репутацией, снискавшей дурную славу. Начальники штабов, возражения которых он мог услышать, уступили или поддержали (как сказал Раек, «они полагали, что если весь спектакль был операцией ЦРУ, то им следовало лишь одобрить это и умыть руки»)[84]. Гарри Уиллс высказал точку зрения, что Ричард Уиллс, ответственный за проведение операций ЦРУ, убеждал нескольких последователей «Нового рубежа» в Йельском университете, включая Макджорджа Банди, советника по национальной безопасности, уступить ему: и он вполне мог быть уверен в том, что президент это одобрит, так как весь план был образцовым приключением в стиле «Нового рубежа», романтичным, неортодоксальным, импровизированным, смелым — такого рода делом, которое было достойно Джеймса Бонда (Кеннеди очень любил триллеры Яна Флемминга)[85]. Несомненно, Кеннеди чувствовал, что Эй-зейхауэр и Никсон пошли бы дальше, как мог бы и он, и, возможно, он вспомнил опрометчиво данное обещание поддержать кубинских «борцов за свободу», которое он сделал во время предвыборной кампании[86]. 14 апреля он дал «добро», и операция началась.

Вторжение потерпело трагическое фиаско. Секретность перестала быть таковой задолго до этого; президенту пришлось ответить на несколько неудобных вопросов на своей пресс-конференции 12 апреля (его ответы изобретательно уводили в сторону без того, чтобы стать явной ложью). Предупрежденному и, следовательно, вооруженному Кастро не составило труда разбить вторгшиеся отряды, в то время как они старались отбить плацдарм недалеко от местечка Бей-оф-Пигз.

На Кубе освободителям не было оказано широкой поддержки. Еще несколько дней Кеннеди надеялся и верил, что те, кто останется жив после битвы, уйдут в горы, чтобы создать партизанские отряды (как говорил брат Роберт, он верил, что это возможно, только потому, что он допустил это предприятие)[87], но он ошибался: когда планировалась операция в Бей-оф-Пигз, ЦРУ не заметило, что поблизости совсем нет гор, только болота, где отрядам Кастро было легко поймать беглецов. Успокаивало лишь то, что все закончилось очень быстро (меньше чем за неделю). Соединенным Штатом больше не на что было опереться, не было смысла бросать туда какие-то силы, что могло бы длиться бесконечно и не приносить результата, как того боялся Шлезингер.

Несомненно, операция в Бей-оф-Пигз была самым неудачным моментом администрации Кеннеди. Она продемонстрировала целый ряд слабостей американской стороны, начиная с некомпетентности ЦРУ (управления, которое регулярно доставляло правительству США больше трудностей, чем само того заслуживало) и заканчивая благодушием начальников штабов объединенного комитета и недостатками концепции Дина Раска относительно его обязанностей. Это показало несостоятельность некоторых претензий «дяди Сэма»; он просто не мог удержаться от незаконного, с применением насилия, вторжения на Карибы, даже проклиная свою глупую привычку несколько раз. Но для президента Кеннеди главным являлось исполнение его роли в этом несчастье. Он не стеснялся в выражении извинений, и делал это со всей искренностью (в противоположность президенту Рейгану, который в сходных обстоятельствах вынужден был допустить, что дела шли не так, как следовало, «на мой взгляд», использовав это в качестве прелюдии, чтобы перейти к другой теме). Другие старались «переписать» ход событий заново; как он сказал на конференции 21 апреля, «давно сказано, что у победы сто отцов, а у поражения — ни одного».

Он сам не избегал очевидного: «Я отвечаю за то место в правительстве, которое занимаю»[88]. Но это была ответственность особого рода. Он позволил себе сказать то, против чего его тщетно удерживали инстинкты: он подверг риску интересы США, не сумев убедить, что предложения ЦРУ были адекватно проанализированы: из-за его ошибок он дал нескольким смелым кубинским эмигрантам погибнуть бесполезной смертью и сотням — попасть в плен к Фиделю Кастро. Последнее он ощущал очень остро, так как это напоминало ему потерю ПТ-109, когда он реабилитировался в собственных глазах только тем, что попытка спасти свою команду оказалась успешной. Теперь он снова потерпел крах, и снова люди, за которых он отвечал, платили свою цену. «Как я мог не понимать всего этого? Вся моя жизнь научила меня лучше экспертов. Как я мог быть столь глуп, чтобы позволить им действовать?»[89]. Он размышлял, он действительно горевал по поводу своего провала. Позже Бобби Кеннеди сказал, что в то время он был расстроен больше, чем когда-либо еще», и заметил, что однажды он стал свидетелем того, что «он качал головой и прижимал ладони к глазам»[90]. Он также не скрывал своего угнетенного состояния, когда 22 апреля его посетил экс-президент Эйзенхауэр в его резиденции в Кэмп-Дэвиде (Кеннеди не хотел, чтобы республиканцы возобновили непрерывные атаки из-за его неудачи: он также пригласил Ричарда Никсона). Айк нашел его «очень открытым и искренним, но в то же время весьма подавленным и более чем озадаченным».