Андрей Трубецкой - Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)

• Название: Пути неисповедимы (Воспоминания 1939-1955 гг.)
• Автор: Андрей Трубецкой
• Издательство: Контур
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

Воспоминания о лагерном и военном опыте Андрея Владимировича Трубецкого, сына писателя Владимира Сергеевича Трубецкого.

---

Рано утром двинулись вперед. Нас обгоняли машины — «за трофеями» — как говорили обгоняемые. А навстречу двигались маленькими и большими группами безоружные и бесконвойные немцы, на которых никто не обращал внимания. Наконец перед вами опрятный, зеленый город Циттау. Войск в нем было уже много. Остановились мы вблизи центра — зеленые улицы, добротные трех— и пятиэтажные дома. В одном из них расположился штаб батальона в пустой квартире на третьем этаже. В одной из комнат был радиоприемник. Включил его, поймал Москву. Знакомые позывные и голос Левитана, видно, уже в который раз сообщавший о капитуляции Германии. Подтащил приемник к окну и пустил его на всю мощь. На улицах радостная толпа военных, но много и гражданских — русские и иностранные рабочие. Тут и там группы танцующих, песни, звуки гармоники. В квартире, где мы остановились, появилась пожилая рыжая немка, видно, кто-то из хозяев. Заместитель командира полка по политчасти Сурин (о нем говорили, что он за собой возит повозку дамских туфель), указав на немку и игриво подмигнув, сказал: «Веди ее, Трубецкой и ...!» Уж не помню, в какой форме я поблагодарил его за предложение, на что он ответил: «Зря теряешься».

Вышли на улицу с Братковым. Там праздник. Все больше и больше добродушных пьяных. Но не для всех этот день был радостным. Подошел один из наших солдат и сказал, что в доме напротив мертвые. Пошли. На первом этаже большая, но тесно заставленная и темная кухня. Спиной к двери сидят двое старичков. Она прислонила голову к его плечу. Кажется, что сидят, глубоко задумавшись. Мертвые. В кухне сильно пахнет газом. Тоже жертвы войны. Так их и оставили сидеть в кухне.

В полдень приказ двигаться дальше. За обедом хорошо выпили и из города выезжали сильно навеселе. В памяти остались картинки веселого оживления в центре, да еще солдаты, выносящие штуки разноцветной материи из магазина. К вечеру хмель стал выходить. Дорога поднималась в невысокие лесистые горы. Где-то тут проходила граница с Чехословакией. Спустилась ночь, первая мирная. Было удивительно видеть деревенские дома, залитые светом — кончилась пора затемнений. Теперь мы уже двигались по Чехословакии. В селениях и хуторах трехцветные чешские флаги на домах, но народ смотрит неприветливо: Судетская область, заселенная в основном немцами.

В доме такого немца случай распорядился так, что за взятое без ведома хозяина вино, я расплатился отличными трофейными часами. У нас был привал, и я со своими ребятами вошел в дом с мыслью смыть с себя пыль. Пока хозяева готовили таз, мыло и полотенце, ребята разбрелись по дому. Я мылся и разговаривал с хозяином, а краем глаза видел, что по коридору мимо комнаты ребята выносят бутылки. Я продолжал не спеша мыться и беседовать. Но вот с улицы закричали: «По повозкам, поехали!» — и колонна тронулась. Я схватил автомат и, на ходу застегивая гимнастерку, кинулся догонять, и только на повозке хватился, что часов на руке нет — они остались на столе у этого немца. За этот промах надо мной долго посмеивались.

Судеты кончились, и мы вошли в коренную Чехию. Здесь нас встречали совсем по-другому. Во всем чувствовалось, что настал праздник, а мы — желанные гости и больше того — освободители. Встречали нас цветами, вином, от души. В деревнях гулянье, люди в праздничных одеждах. Двигаемся, не останавливаясь, но нас останавливают, на ходу подносят чарки. Но вот очередной привал. Чехи угощают пирогами, самодельным вином. Вдруг крики:

«Немцы, немцы!» — все стали тесниться к повозкам. Оказалось, что кто-то увидел группу военных, проходящих по склону горы. Дали команду прочесать местность. Мы кинулись, но без толку — немцев и след простыл. Но чехи напуганы и просят нас не уходить.

Наконец наш поход по Чехословакии окончился. Не доходя до города Млада Болеслава, мы изменили направление на Прагу, повернув вправо. В тот день дежурным по полку был лейтенант Резник — ярко выраженный тип семита: маленький, щуплый, чернявый, с огромным носом, невероятно картавящий. Он стоял на повороте дороги, командуя куда двигаться. Поодаль большая группа чехов с опаской поглядывала на него, видя, вероятно, воплощение немецкой пропаганды. На последнем привале майор Братков подсел к капитану Костогрызову — начальнику «смерш»-полка: «Ну что, кончилась твоя работа? Некого будет таскать?» Тот отвечал, что, де, война кончилась, но враг остался. «А, мудрите, дел себе ищете», — сказал на это Братков. Разговор этот мне запомнился.

Глава 2. ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Началась сидячая мирная жизнь, полная покоя и безделья. Менялись «трофейными» часами, катались на «трофейных» велосипедах, пили замечательное чешское пиво в деревенской пивной. Иногда бочку, другую такого пива привозили в батальон. По каким-то причинам начальство не сразу заняло солдат обычными занятиями. По приходе на место я обнаружил у себя вши. Их рассадником оказалась трофейная, вся в разводах куртка. Пришлось ее выкинуть. Вышел приказ сдать трофейное оружие. Свой «вальтер» я не стал сдавать, а отдал Браткову.

Поселились мы в овраге и после проливных дождей стали строить землянки. Перед землянками ровная «линейка», засыпанная чистым песком. Вдоль линейки воткнули молодые елочки — получилось все очень живописно. На открытие лагеря пригласили чехов. Было кино, и играл оркестр. Чехи умилялись, как все красиво и хорошо сделано. Но в следующее воскресенье — опять кино — они уже ругались: елочки, воткнутые прямо в землю, завяли. Любопытно, что позже наше командование заплатило за все срубленные деревья, в том числе, за эти елочки.

В чехах поражали порядливость и большая культура хозяйства. У всех хозяев во дворах кучи силоса, на который шли зеленые злаки — таких полей и пастбищ, как у нас, там нет. Земли мало, и ее ценят. Все склоны оврагов обсажены кустарником или лесом, а все дороги — фруктовыми деревьями. Отношение чехов к нам, ко всему русскому (стало быть, советскому) было самое доброе. Благодаря нам, они действительно обрели свободу и независимость. Так было. И даже воспоминания хозяина деревенской пивной о его пребывании у Колчака в составе чешского корпуса в Сибири звучали примирительно, беззлобно. Дружественный и признательный нам народ приходил в себя от гнета нацизма. А как они ненавидели немцев![27]

После устройства землянок начались обычные занятия — строевая, стрелковая подготовка. Состоялась и экскурсия в Прагу, в которую я, к сожалению, не попал из-за сильной потертости ноги трофейным сапогом. А примерно через месяц полк стал готовиться к обратному пути на родину. Путь этот представлялся начальством как «марш победы», хотя это было простое пешее движение по 25 километров в день — железные дороги были заняты более важными перевозками с запада на восток. Так, наверное, возвращались из Парижа русские войска после войны 1812 года. Для имущества дивизии дали эшелон, а в сопровождение выбрали тех, кто не мог участвовать в марше. Так в эту команду попал я.

На грузовой машине за один день мы проделали тот путь, который прошли за неделю. На короткое время остановились в Циттау. Город жил мирной жизнью. На улицах много гражданских- Ломовики развозят брикеты угля. На стенах афиши кино на немецком и русском языках. Но что-то в городе не то. Я видел немецкие города с их солидной размеренной жизнью, а здесь чувство чего-то временного, неустроенного, что должно скоро пройти, какая-то несолидная бойкость и мельтешение, столь несвойственные немцам. Зашли в парикмахерскую побриться, заплатив чешскими кронами. Опять чувство временности.

Прибыли в город Ниски, где эшелону предстояло формироваться. Город небольшой, полуразрушенный, и жители в него вернулись, видно, не все; много домов стояло пустыми. В одном из них я обнаружил показавшиеся мне интересными книги по искусству, и одна из них — «Страшный суд» Микеланджело — подробный разбор фресок. Эти книги я послал Еленке.

Начальником эшелона был майор, командир дивизиона самоходных орудий нашей дивизии. Но это было лицо номинальное. Старшим, властью исполнительной, был добродушный, огромного роста и, видимо, очень дельный украинец Пилипенко в чине младшего лейтенанта. Всю войну он занимался заготовками фуража для дивизии, а числился в нашем полку. Мое знакомство с ним началось с неприятного разговора. Пилипенко, как патриот своего полка, хотел назначить меня старшиной эшелонной команды, но я куда-то исчез, и Пилипенко при моем появлении выговорил мне с укором, что вот теперь я буду писарем, а не старшиной. Я не огорчился, и старшиной был назначен сержант соседнего полка, кстати сказать, человек в этом деле более опытный. Впоследствии мы с Пилипенкой сдружились. Вспоминаю, как он не то с чувством гордости, не то удовлетворения говорил, что за всю войну он не только не убил ни одного немца, но даже не видел вблизи вооруженного немца.

Короткий период формирования эшелона не был ярким. Вот отдельные картинки того периода. Повар солдатской кухни, раздающий остатки обеда мальчишкам, пришедшим с большими кастрюлями для своих семей. Две монашки торопливо и даже с каким-то остервенением пашущие поле под картошку, хотя уже вторая половина июня. Две девицы в платьях — переодетые солдатки — катаются на велосипедах. Когда наш солдат назвал их фрау, они зло ответили: «Сам ты фрау». Наш военный железнодорожник, нещадно ругавший немца машиниста паровоза: «Собака, так и режет стрелки, только и гляди». Мастерская по ремонту танков, где спокойно работали немцы. Водопроводчик-немец, ходивший по городу и ремонтирующий сеть...