Игорь Быстрозоров - Пограничными тропами

• Название: Пограничными тропами
• Автор: Игорь Быстрозоров
• Жанр: О войне

Беспокойной, напряженной жизнью живут пограничники. Днем и ночью, в любую погоду, охраняют они священные рубежи нашей любимой Отчизны. Овладевая военными знаниями, боевым мастерством, раскрывая уловки врага, многие пограничники за годы службы становятся настоящими следопытами.

Одним из ветеранов пограничной службы является старшина Алексей Сапегин. Имя Сапегина и его боевых товарищей известно далеко за пределами заставы. О их жизни и подвигах и рассказывается в этой повести.

Все главы написаны на документальном материале. Автор позволил себе сделать только некоторые отступления от происходивших событий и заменил фамилии отдельных пограничников — Дюкало, Червоненко, имена мальчиков — Сашки, Алеши.

---

…Прошли они с Дизигбаевым километра три; Алексей приложился к фляжке. Часа через полтора пить захотелось снова. Что делать? Он хорошо помнил наставление начальника заставы. Однако жажда была настолько сильна, что Сапегин не выдержал.

Воды становилось меньше, пока не осталось чуть на донышке, а жажда не проходила. Посмотрел Алексей на Дизигбаева — не видит ли? — и допил весь остаток.

Вскоре в укромном местечке, в тени между скалами сделали короткий привал. Надо было подкрепиться. Дожевав сухой паек, Дизигбаев отер рот, отвинтил крышку фляжки и с аппетитом приложился к широкому горлышку.

Алексей, бросив на друга беглый взгляд, тоже отер рот и не спеша встал.

— А ты чего же не пьешь?

— Так, не хочется, — как можно равнодушнее ответил Алексей.

— После обеда хорошо попить, — сказал младший сержант, — особенно перед дальнею дорогой.

Алексей промолчал.

После обеда идти стало тяжелее. В одном месте тропа пропала совсем.

— Вот и наш участок, — показал Дизигбаев. — Отсюда начинается. А вон, видишь седловинку? Там в прошлом году контрабандиста задержали, — продолжал Дизигбаев. — С той стороны шел. Здоровый такой. Плечи— скала! Понимаешь? Вот мы туда и пойдем.

До седловины было близко. Однако, чтобы добраться до нее, пришлось подниматься круто вверх, буквально карабкаясь по скалам. С каждым метром подъема жажда усиливалась. Мелькнула мысль: «Попросить разве у Дизигбаева? Но как можно? Они взяли одинаковый запас воды. Надо терпеть».

Перед вечером младший сержант предложил перекусить. Алексей согласился нехотя. Его организм требовал воды. Лениво пережевывал он ставшие безвкусными мясные консервы, мысленно ругал старшину за то, что тот отпустил им черствый хлеб.

Заметив, что младший сержант заканчивает ужин, Алексей быстро поднялся, пошел в сторону. Он знал, что Дизигбаев сейчас потянется за фляжкой и потому решил избежать соблазна.

Однако Дизигбаев не стал пить. Быстро вскочив на ноги, он в два прыжка нагнал Алексея.

— Стой! — негромко сказал он. — Ты напрасно уходишь. У тебя нет воды. Я тебе дам.

Торопливо отвинтив крышку, Дизигбаев протянул фляжку Алексею.

— Вот, пей! — предложил он.

Сапегин протянул было руку к фляжке, но вдруг решительно отстранил ее.

— Нет. Спасибо. Я не хочу.

У Дизигбаева брови сошлись на переносице, глаза глянули строго, но тут же посветлели.

— Бери, Алексей, я знаю — хочешь. У тебя давно нет воды, — настаивал он, переборов минутную вспышку гнева. — Ты и после обеда хотел пить. Я все знаю, все видел.

Сознание собственной вины запрещало Сапегину воспользоваться предложением младшего сержанта. Ведь надо же быть наказанным. Торопясь высказать эту мысль, Сапегин заговорил.

— Ты поступаешь по-дружески, предлагая мне воду. Но пить ее я все-таки не могу.

Дизигбаев развел руками. Его предложение шло от самого сердца. Но уговаривать Сапегина он не собирался. Только бы не смалодушничал, не попросил позже сам. А неустойчивых, малодушных людей младший сержант не любил.

Однако Сапегин не сорвался. Дизигбаев не услышал от него ни единой жалобы, хотя на заставу они возвратились только на следующий день к вечеру.

Маленькое происшествие произошло с курением. На границе, в секрете или в дозоре, курить нельзя. Тонкий язык пламени, светлячок папиросы могут выдать нарушителю место расположения пограничника. Сапегин это знал, но все же, хорошо укрывшись за каменной пирамидой, решил закурить. Он уже вытащил из кармана коробок со спичками, но вдруг на его плечо легла рука. Дизигбаев глядел молча, осуждающе.

— Отсюда же не видно.

— Кто знает, — пожал плечами младший сержант. — У нарушителя не два глаза, а четыре. Да и сверху можно увидеть.

Этим и закончился разговор. И больше он никогда не возобновлялся.

Шли дни, недели, месяцы. Дважды Сапегин и Дизигбаев участвовали в задержании врага. Потом неожиданно для обоих пришла разлука: командование решило доверить Алексею розыскную собаку. Его направили в школу.

Отныне приходилось полагаться только на себя, на свои знания и опыт. Часто вспоминал Алексей своего первого учителя. Но Сапегин не был теперь таким зеленым новичком, каким пришел на заставу. Умудренный практикой, обогащенный познаниями следопыта, закаленный, выносливый пограничник, он сам многому учил молодых солдат, товарищей по школе.

Для того, чтобы выполнять службу на границе, молодой игривый пес Кубик тоже должен был пройти сложный курс наук. Сапегин приучал Кубика повиноваться команде, ходить по бревну, по лестнице, преодолевать препятствия. Выработка каждого навыка требовала терпения и выдержки.

Особенно плохо привыкала собака к выстрелам и взрывам. Перепуганный звуками, Кубик бросался к хозяину, жался к ногам, жалобно скулил. Но хозяин был беспощаден. Вновь и вновь подвергал он овчарку испытаниям, до тех пор, пока не добился желаемого результата.

Постепенно воспитались в собаке и другие качества. Крепкий поджарый пес стал злым. Он уже не признавал никого, кроме Алексея. По приказу хозяина Кубик приносил оброненные вещи. Затем Сапегин приступил к отработке более сложных упражнений. Предстояло научить Кубика брать след, ловить нарушителя. Помощник Алексея, одетый в толстые стеганые брюки и такой же пиджак с длинными, болтающимися чуть ли не до колен рукавами, иногда по часу прокладывал след, петляя между деревьями, поднимаясь вгору и опускаясь вниз, и залегал где-нибудь в глухом месте.

Наступала очередь трудиться Сапегину и Кубику. Задания усложнялись. Кубика пускали на розыск через час-два и пять часов после прокладки следа, старательно затаптывали след новым, но он неизменно настигал «нарушителя».

Иногда Кубик сбивался со следа. Чаще всего это случалось на крутых поворотах. Стремительно пробежав поворот, Кубик бросался из стороны в сторону, навострив уши, быстро водя носом по земле. Но вот ускользнувший было запах взят. И снова стремительный бег, погоня.

Чем дольше приходилось преследовать «врага», тем злее становился Кубик. В глазах собаки загорались хищные огоньки. Наконец — «нарушитель». Вот за стволом старого дерева мелькнул рукав его одежды. Сапегин отпустил поводок:

— «Фас!»

Два-три прыжка — и гибкое сильное тело взметалось вверх. В мертвой хватке смыкались зубы. «Нарушитель» готовился к этому. Он специально подставлял Кубику длинный конец рукава и начинал «водить» собаку из стороны в сторону. «Нарушитель» сопротивлялся, бил Кубика другим рукавом. Собака свирепела, перехватывая зубами все выше и выше. От злости шерсть на загривке вставала дыбом. Но это только и нужно Сапегину: чем злее собака, тем хуже для настоящего нарушителя границы.

Школа многое дала Алексею. Здесь он не только пополнил свои познания как следопыт, но и научился в совершенстве ими владеть.

Однако на прежнюю заставу он не возвратился. Его, выпускника школы, ждали на другой заставе, на другом участке государственной границы. Тут он и встретился с Дюкало, стал его первым учителем, как когда-то Дизигбаев для Сапегина.

В Безымянной балке

Накануне, за хорошее несение службы, командование объявило Дюкало благодарность. Спеша поделиться своей радостью с родными, он в тот же вечер, закрывшись в комнате отдыха, написал домой обстоятельное письмо. Сдав его старшине Цыпленкову, зашел в душевую. Вытерев лицо, руки, не выдержал, взглянул в зеркало. Чем, в самом деле, не солдат? Строен, подтянут. Одно не удовлетворяло Ивана: лицо. Веселое и добродушное, оно действительно мало подходило пограничнику. «Эх, не такое бы мне теперь лицо, — вздохнул Дюкало. — Ну куда это годится: у глаз рябчики, на носу веснушки. А рот? Правильно требовал Сапегин, чтобы я рот учился закрывать. И почему он такой широкий?»

Однако отсутствие суровости на лице все же не могло заметно умалить радость молодого воина. Высокая оценка командованием его заслуг и способностей продолжала согревать сердце. Даже ночью, когда они вместе с Сапегиным и Кубиком вышли в наряд на границу, Иваном владело, несмотря на ненастную, дождливую погоду, приподнятое настроение.

Сапегин, хотя и был доволен успехами ученика, ничего подобного не испытывал. Ему не нравилась погода, раздражал мелкий, но густой, почти осенний дождь.

Ударяя по засохшей траве, по листьям кустарников и деревьев, дождь наполнял все вокруг монотонным неприятным шумом. Густая наволока облаков и туманная пелена дождя почти на нет сводили видимость, а шум дождя скрадывал звуки шагов. Да еще эта «Безымянная балка»! Неизвестно, почему «Безымянная»? «Проклятая балка» — так больше бы подходило. В самом деле, овраг, густо покрытый кустарником и уходящий по ту сторону границы, — это ли не лучшее место для нарушения.

Бесшумно продвигаясь к назначенному месту, Сапегин ни на миг не позволял себе отвлечься. Весь превратившись в зрение и слух, он чутко и настороженно следил за всем, что происходило вокруг. Однако ни один из органов чувств тревожных сигналов не улавливал. Спокойно вел себя и Кубик. Пружинисто и легко он бежал рядом.