Елена Блонди - Хаидэ

• Название: Хаидэ
• Автор: Елена Блонди
• Жанр: Ужасы и Мистика

Заключительная часть трилогии о княжне Хаидэ

---

— Нет, папа Даори, дело не во мне. Дай сказать.

Она поднялась, подбирая подол, чтоб на него не падали искры, села рядом, наклоняясь к худому острому плечу старика. Оглянулась на тихую палатку, в которой спал Иму и стала говорить тихо, останавливаясь и удивляясь сама, и после продолжая рассказ.

— Ты купил меня у папы Карумы, в нищей деревне. Потому что я танцевала. Ты увидел, танец и есть мое богатство. У Карумы остался годоя, предсказатель, что грезит и отвечает на вопросы, дает советы. Он пришел ниоткуда, а папа Карума совсем не дурак. Знал свою выгоду.

Даориций поежился, услышав в голосе молодой женщины ненависть.

— Он держал его, привязав к дереву. Поил и кормил. И когда надо было, заставлял спать. Толстой палкой по голове. Я станцевала однажды ему. Никто не знал, что он жив, что он человек. Все думали — дух, боялись и спрашивали, а потом уходили. Я тоже боялась. Но папа Карума продал меня и ты должен был явиться утром, забрать навсегда. И я станцевала годое. Мне тогда было все равно, что со мной станется. А еще мне было его жаль. И со мной он говорил в ту ночь. Немного слов. Из головы в голову. Нуба и Маура.

— Да? Он?..

— Он дал мне рыбу, папа Даори, смешную, каких продают на базарах, она была завернута в его повязку, в кусок старой тряпицы. Стеклянная, цветная рыба, толстая и веселая. Он попросил. Передать.

— Да?

Даориций будто раздвоился, слушая строгую черную женщину, бывшую девочку, она и под ним лежала, когда он проверял, на что годна, и сколько можно выручить за нее. И вот сидит и рассказывает ему о черном годое. Который и есть — Нуба. Который — Иму. Оказывается, пока монеты звенели, переходя из одной старой руки в другую, совсем рядом терпеливо сидел Нуба, привязанный к дереву. Спал, ожидая очередных вопросов. Так бывает? Но она говорит и, кажется, собирается сказать ему еще что-то важное.

— Он попросил меня забрать игрушку. Потому что он сидел, а я отправлялась в путь. Он не знал куда. Просто решил отпустить свою рыбу. Но сказал, если вдруг в большом мире я встречу ее, то чтоб отдала, потому что он обещал.

— Ее? Кого ее, дочка?

— Его любовь. Белую женщину с волосами, как степь и глазами, как мед. Ты помнишь ее, она танцевала на пиру, вместе со мной. Когда ты привез нас в полис и оставил там.

Даориций откинулся назад, нелепо взмахнув широкими рукавами, пытаясь ухватить опрокидывающийся мир. Маура обняла его за плечи, следя, чтоб не упал с каменного сиденья. Перед лицами заметались искры и клочки черного пепла.

— Я… да как же… подожди-ка. Значит… Когда он эту вазу… ах, я старый дурак!

— Ты не дурак, папа Даори.

— Не перечь! Я решил, что он смотрит на тебя. А он видел только степнячку, жену знатного эллина, видел ее танец и бился — за нее!

— Да. Но ты стал помогать. Ты ведь думал другое.

— Мне пора вернуться домой. Нянчить внуков и бросать зары в тени старых деревьев. Мой ум не годен ни на что.

— Я не закончила.

Даориций сел прямо и взялся руками за голову. Кивнул, смиряясь.

— Говори. Что там еще.

— Эта рыба. Когда мы плыли, я отдала ее египтянину. Потому что он был внимателен, слушал меня и кивал. И давал всякие советы. И я подумала, он мужчина. Его не заставят ложиться под того, кто купит, он умен и у него больше надежды найти эту женщину и говорить с ней. Я решила, что так рыба быстрее доплывет, куда нужно.

— Ах он хитрая ящерица. Верно, это и стало началом его богатой жизни, а? Выманил знак и использовал его. И пошел вверх, крутя бабами.

— Я не знаю, папа Даори. Но я узнала его сегодня, а он меня не видел. И от твоих глаз он схоронился. Но понял ли, что это и есть Нуба, хозяин стеклянной рыбы? Я слышала, как они говорили. Думаю, нет. Но что делать теперь нам всем? Не знаю. Только кажется мне, что моя давняя ошибка запутала наши судьбы. И я сижу тут и продолжаю ошибаться. Потому что Иму любит не меня. Мне жаль, папа Даори, но внуков тебе у нас не будет, думаю так.

— Что же делать теперь? — купец гладил ее по плечу, глядя, как пламя светит на гладкий лоб и полуприкрытые глаза.

— Я не шибка умна. Даже глупее обычных женщин, что рожают детей. Танец и есть моя жизнь, моя любовь и мои дети тоже он. Я даже не умею схитрить, чтоб привязать к себе мужчину. И кажется даже любить его я не умею так, как должна бы. Вот я рассказала тебе все, что знаю. Спроси, отвечу на все вопросы. Но прошу, думай вместо меня ты. Ты умен.

— Уж да-а-а, уж так умен, дочка. Эк я все перевернул. Много ума у меня…

— Не ты перевернул! Не видишь разве, так связывает нас судьба. Не похваляйся ее заслугами. Лучше подумай, как помочь Нубе. Ты любишь его, и я люблю. И он любит нас обоих. А потом увезешь меня в черные земли, на родину. Нуба сказал, что мой брат остался в страшном месте. И когда он рассказал мне это, знаешь, будто взошло настоящее солнце. Он, чужой нам, пытался вызволить мальчика, еле остался жив. А я — сестра, и ношу имя своего брата. И теперь я свободна. Скажи, ты поможешь мне?

— Мы поможем демону Иму, — Даориций сидел, сгорбившись, смотрел на огонь, — а я помогу тебе вернуться, а ты поможешь брату выбраться из откуда там ему надо… — он вдруг захихикал, вытирая щеку согнутым пальцем, — все всем помогают. А где же тут деньги для старого купца Даориция, что все умеет купить и продать?

Повернулся к растерянной Мауре и, продолжая посмеиваться, погрозил ей мокрым пальцем:

— А? Где выгода?

— Нету, — расстроенно ответила женщина, — правда, нету. Но ведь ты давно не купец.

— А кто же я?

— Ты добрый человек. И еще ты — создатель перипла Даориция.

— Его еще нет! Я болтун и он только у меня в голове!

— Ну и что? Напиши его. Никто кроме тебя не напишет перипл Даориция. Он твой.

Она встала, погладила старика по плечу и тихо ушла в палатку к спящему Нубе.

А Даориций остался сидеть, глядя в пламя и дивясь тому, что сказала напоследок та, что не шибко умна, и восхищаясь силой, что прозвучала в женском голосе. Никто, сказала она, никто не напишет этого перипла. Другой могут, но не перипл Даориция.

Он приосанился, будто уже написал его. И улыбнулся, смиряясь с мыслью, что уже стал другим человеком. Стал. И молодая женщина, чей ум в сильных ногах и в движениях рук и бедер, ткнула его носом в свершившееся, как тыкают теленка в колоду со взрослой едой.

Нуба лежал в маленькой палатке, закинув за голову большие руки. Маура ушла, и он вздохнул с облегчением, думая, что обиделась и это плохо, но одновременно хорошо. Он согласился пойти на пир, быть там диковиной для знатной госпожи, жадной до крови и страхов, согласился впервые с того дня как Маура стала спать в его палатке. Может быть, она перестанет смотреть на него с такой надеждой, может, подумает, что он стал настоящим демоном Иму и разве нужен ей такой. Нельзя сломать ей жизнь, как он ломает шеи волкам и гиенам. Она молода и прекрасна. И еще найдет…

Он с досадой прервал утешительные мысли. И зажмурился, стараясь заснуть и не прислушиваться, что они там у костра, о чем тихо толкуют. Наверное саха Даори снова рассказывает ей о доме и деньгах. Мечтает. И она мечтает вместе с ним. Глупая добрая Маура. Можно ли жить с Иму, демоном, не знающим богов.

Иму спас его. От злых снов, что торили темную тропу в душу княжны. Теперь сны отступили далеко и давно уже не возвращаются. Но сам он чувствует себя зверем, который забежал в болото. Волки ярятся, не решаясь ступить в чавкающую трясину, и загнанный зверь спасен от клыков. Но гнилое болото сожрет его, превращаясь из спасения в гибель, как только Иму полностью завладеет его душой. Он слишком много пережил и передумал, чтоб не понимать этого. Так и будет. Знать бы, что княгиня благополучна, счастлива в своей новой жизни, с сыном и новой любовью. Владеет богатым домом и племенем в вольной степи. Знать бы, что улыбка ее светла, мысли легки, а заботы обычны, какие даны всем. Тогда можно опустить руки и позволить Иму взять себя целиком. Но это всего лишь мечты. Мем-сах Каасса нещадно отругала его, и вот он тут, за столькими морями от властной и умной женщины. Зачем? Чтобы опустить руки и превратиться в зверя? Нет, нельзя и пока не время.

Он тихо повернулся, стараясь, чтоб снаружи думали — спит.

Значит, он должен держаться. Нужно как-то узнать о том, что сейчас с княгиней и как ей живется. Маура рассказала ему, как два года назад на пиру они танцевали для пьяных мужчин. И танец княгини вернул ей сестру. Он мог слушать этот рассказ снова и снова, но боялся расстраивать Мауру и боялся, что вернется Онторо, если его мысли о княгине станут жаркими и прожгут пространство, разделяющее их. Он даже не мог представлять себе, как она летит, откидывая за обнаженную спину светлые тяжелые пряди… поворачивается…

— Хватит, — прошипел сам себе, стукая по лбу кулаком.

И Даориция не хотел спрашивать. Купец хитер и мог бы многое вызнать, но он сразу поймет, что ошибся, свел вместе нелюбящих. А так радовался.