Рене Маори - Темные зеркала. Том второй

• Название: Темные зеркала. Том второй
• Автор: Рене Маори
• Жанр: Ужасы и Мистика

«Предлагаемый Вам автор, Рене Маори, чрезвычайно убедителен в отображении реальности. Быть может потому, что не выдумывает её и не изобретает. Во всяком случае, у читателя складывается именно такое ощущение. Рене Маори пишет простым языком, лишённым вычурности и фальши, столь присущей современным гламурным текстам. Пишет о том, что видит, чувствует и переживает. А так как сама жизнь зачастую настолько фантасмагорична, что кажется, будто Рене Маори довольно было лишь поточнее записать виденное, чтобы вполне прозаические сюжеты обрели налёт фантастичности и неправдоподобности.»

Александр Папченко, член Союза писателей России, 2009.

Перед Вами вторая книга трехтомника "Темные Зеркала" Рене Маори, включающая четыре повести.

---

– Не желаю больше писать о моде. Я в ней не разбираюсь. Где я, а где мода? Восемь материалов о туфлях и белье. Достаточно, не желаю! Могу и вовсе не писать. В штат вы меня не берете. Я лучше книгу писать стану и проживу без вашей газеты. Сто шекелей в месяц за разворот. И никакого удовлетворения. Мне жаль моего времени. Ах, как жаль! К черту!

Я чувствовал, что еще минута и взорвусь, лопну от злости. Должно быть, он это заметил, потому что вдруг сказал примирительно: 

– Ну-ну, бог с вами. Не кипятитесь. Сделайте-ка несколько материалов о ночных клубах. Всякие тематические дискотеки, любительские клубы. А если проникните куда-нибудь, о чем русские понятия не имеют – буду только рад. Развлеките молодежь. Но, – он угрожающе поднял палец, – ничего оскорбительного или неприличного. Держитесь в рамках.

Четыре года я мыкался по редакциям немногочисленных русских газет. Это можно было назвать просто – «бермудский треугольник», потому что вариантов было всего три. Реальных три. И был еще один – собственное издание. Но для этого у меня не было ни средств, ни связей. И поэтому, я преисполненный радужных надежд, стремился осчастливить то, что уже существовало. Но моему появлению никто не радовался. Смотрели сквозь меня стеклянными глазами и говорили, что в корреспондентах не нуждаются. Материалы мои планомерно отклонялись, и, в конце концов, я приобрел устойчивый комплекс неполноценности. Я уже был совершенно уверен в своем непрофессионализме, когда вдруг взглянул на ситуацию с другой стороны. Я понял, что каждую отдельно взятую газету или приложение делает один человек – он же редактор. Других работников кроме корректоров и технического персонала больше нет. Только редактора. Материалы либо переводятся с иврита, либо сдираются из Интернета. И только малая часть текстов, действительно, пишется именно этими редакторами. Внештатников почти нет. Чаще всего их просто заменяют «письмами читателей». А главная причина была в том, что кто успел приехать раньше и попасть в момент формирования издания, тот и получил вожделенное место. И я их не виню. Наверное, и я бы поступил точно так же. Не отдавать же свое детище первому встречному. Но и мне хотелось хоть чуть-чуть, хоть краем быть причастным к тому делу, которое я любил. 

Сидя в узком как гроб кабинете главного, я уже не испытывал благоговейного трепета новичка. Поеживаясь от озноба, лениво скользил взглядом по беленым стенам с пришпиленными вырезками, по белой бороде похожего на деда Мороза Вайнтрауба, по прикрытому жалюзи окну. Ничего оскорбительного или неприличного. Держитесь в рамках. Присыпьте сахарной пудрой! Присыпьте!!! И, несмотря на то, что внутренний голос советовал мне уйти и не возвращаться, какое-то вредное желание удерживало. Желание доказать. А что доказать и кому? Этого я не знал, да и не разменивался на такие мелочи. Сколько раз это желание призрачного успеха заставляло меня снова и снова возвращаться в одну и ту же воду. Не испытывая ни малейшего энтузиазма, я, тем не менее, ответил: 

– Да, попробую. Схожу, ну в порт, что ли.… На дискотеку… 

– Вот и ладно, – воодушевился Вайнтрауб, – Жду через пару недель.

«Пару недель. Там, в другой жизни, мне бы сказали – «завтра к утру, а лучше – вчера». Умерла журналистика». 

– Буду через две недели, – подтвердил я и вышел, еле волоча ночи.

2

Вот так, в первый же свой свободный вечер пятницы, я оказался в порту. Уже при входе, проходя пресловутый «фейсконтроль», меня охватило жуткое раздражение. Для тех, кто не знает, что это такое объясняю: охраннику, в чьи обязанности входит проверка тебя на наличие оружия или наркотиков, должно еще обязательно понравиться твое лицо. А как же иначе? В человеке все должно быть, прекрасно.… Судя по выражению его лица, я тянул всего лишь на «троечку». Он помялся, подумал, но, в конце концов, пропустил.

Я прошел по узкому коридору, задрапированному в черное с красной подсветкой. Этот карменообразный коридор пах тем неуловимым специфическим запахом, который витает в театральных гримерных. Навстречу мне тут же выскочила разряженная в блестки девица и угостила длинной конфетой из корзинки, которую прижимала к боку. Это было очень мило. Оглушенный шумом, почти задохнувшийся в дыму, заполняющем огромный мрачный ангар и с конфеткой в руке, я, должно быть, представлял нелепейшее зрелище. Но никто не обращал на меня внимания. Сотни людей изо всех слоев населения и всех возрастов прыгали и потели под неопределенное бумканье. Для меня любая музыка – мучение. Даже самая тихая и томная. Я не могу ее слушать больше пятнадцати минут. Вслед за большими дозами непременно приходит головная боль. Но этот агрессивный звук, этот стиль, именуемый «трансом» вселил в меня плотный и ширящийся комок ужаса. Толпа, подогретая алкоголем и «экстази», колышущаяся в едином ритме напоминала гигантский сгусток протоплазмы, изливающий общий пот и словно саваном прикрытый облаком испарений. Животный теплообмен происходил под навязчивый стук, гордо именуемый музыкой. То тут, то там всплывали отдельные лица, искаженные насильственной радостью. Раздавались ликующие вскрики при виде знакомых и яростные чмоки. Это расцеловывались вновь прибывшие. Ты не должен быть мрачен и замкнут. А если ты не желаешь целоваться – ступай к психологу. Он тебя «разомкнет».

Справа я увидел неподвижный оазис – бар с рядами бутылок. Я начал проталкиваться к нему, вожделея о передышке. Но меня постигло разочарование – сидячих мест не существовало. Это была изумительная находка устроителей, заставить людей провести на ногах всю ночь, не имея возможности опустить на стул свой усталый зад. Тогда я взял стакан холодного пива и прислонился спиной к стойке. Было уже, наверное, за полночь. Публика обогрелась сама и теперь самозабвенно обогревала помещение. Кондиционеры не справлялись с духотой. Меня неодолимо тянуло наружу, на волю. Но я знал, что там та же баня. Да и ничего интересного для газеты я пока не увидел.. И не надеялся увидеть. Все будет так же, пока не наступит рассвет, и зал не опустеет. Но и после этого тоже ничего не произойдет. Я уже характеризовал свой поход неудачным, а на лице стыла привычная маска скуки и отвращения. А потом я вдруг услышал высокий и кислый звук «уууу», которым юные неформалы выражают высшую степень восхищения. На меня это всегда действовало как удар хлыста по нервам и ввергало в пучину раздражения и ненависти. Нет, правда, завопите рядом это самое «уууу», и вы тут же получите в моем лице готовенького маньяка-убийцу. Я словно лошадь дернул головой и обернулся. Существо, только что издавшее отвратительный вопль оказалось уже не юным. Это был высокий, очень худой мужчина с обесцвеченными короткими волосами. Он извивался в танце с видимым наслаждением, комически размахивая тощими руками. Марионетка господа бога. Но он был мне знаком. Как ни странно… Музыка, наконец, заглохла.

Я вплотную занялся своим пивом, когда услышал рядом голоса. Говорили по-русски, что уже само по себе было странно. Дискотеки города четко делились по национальному признаку. 

– Смотри, она натурально рыжая, настоящая рыжая, – с восторгом говорил мужской голос. 

– Почему бы еврейке и не быть рыжей, – ответил усталый и раздраженный женский.

Я поднял глаза. Это был экстравагантный танцор с дамой. И тут я вдруг узнал его. Передо мной стояла давешняя пара из парка. Я узнал их, хотя мужчина перекрасил волосы. Дама же нисколько не изменилась. Они рассматривали рыжую барменшу. Я тоже скользнул по ней взглядом и подивился полыхающей копне волос и бледному, словно бескостному лицу. Рыжая и вправду была настоящая. Я невольно улыбнулся и заметил, что эти двое тоже дружелюбно смотрят на меня. 

– Вы же наш? – осторожно спросила женщина.

Я заметил, что ее партнер слегка вздрогнул при слове «наш». 

– Ваш, – подыграл я. 

– Тогда мы вас отсюда забираем, – решительно произнесла она. 

– Побудем еще, – настаивал мужчина, – скоро показ. 

– Какой показ, – поинтересовался я. 

– Модный, – ответил он гордо. – Я же модельер, мне надо видеть.

Я подумал, что мне тоже не мешало бы посмотреть. Вдруг получится хоть какой-то материал. Пробежав по кругу, я снова возвращался к моде. Даже здесь. Вот, что значит несчастливый рок. Однако жаль было бы потраченного времени и нервов. Придется остаться и хоть что-то выжать из этого вечера.

Показ был невыразительным. Манекенщицы, перебирая целлюлитными ногами, торопливо пробегали по грубо сколоченному «языку». И так же торопливо скрывались за деревянной дверью. Все это напоминало неотрепетированный любительский спектакль в клубе. Поэтому я вовсе не возражал, когда женщина, а ее звали хорошим еврейским именем Елена, подхватила меня под руку. Ее муж, названный не менее еврейским именем Александр, шел немного сзади. Он с тоской оглядывался на танцующих, и видимо страстно желал вернуться обратно, в этот ад. А я думал, сколько же Елен и Алексов в этой стране? По моим подсчетам число выходило просто чудовищное. Не проще ли просто присваивать порядковые номера и не морочить голову?