Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

• Название: Воспоминание об Алмазных горах
• Автор: Мария Колесникова
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00613-X

Книга о людях интернационального долга: военных советниках, инструкторах, переводчиках, работающих в сложных условиях за рубежом.

«Воспоминание об Алмазных горах» — продолжение уже известной читателю повести «Гадание на иероглифах».

«Легенда об одной любви» посвящена Екатерине Александровне Максимовой, жене легендарного разведчика Рихарда Зорге.

Роман «Чудо революции» — о знаменитом сибирском партизане — чекисте Петре Щетинкине.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

А продвижения частей задерживать было нельзя… Лапин выбивался из сил… Особенно сложно было с военнопленными — их насчитывалось десятки тысяч. В плен попали англичане и французы, из иностранных миссий при Колчаке. Их заставили засвидетельствовать факты белогвардейского террора, присутствовать при осмотре трупов зверски замученных колчаковцами красноармейцев и местных жителей, сочувствовавших Советской власти.

У Ачинска части 30-й дивизии вновь настигли основные силы колчаковцев. С бригадой Грязнова наступал дивизион Константина Рокоссовского.

— Преклоняюсь перед мужеством и волей Лапина, — сказал Александр Диомидович.

— Он выглядит очень молодо, хоть и прошел такой длинный боевой путь, — заметил Щетинкин.

— Он в самом деле молод, — отвечал Грязнов, — ему недавно исполнилось двадцать.

Щетинкин не поверил.

— Двадцать?! Весь израненный — и начальник дивизии, идущей в авангарде армии?.. А сколько тебе, Иван Кесарьевич?

Грязнов смутился.

— Мы с ним ровесники.

Щетинкин и Кравченко расхохотались.

— Ну, Петро, в сравнении с ними мы с тобой прямо-таки глубокие старцы!

— Революция — дело молодое, — раздумчиво произнес Щетинкин, — и генералы у нее должны быть молодые… Вон Рокоссовскому — двадцать три…

Тужили о своих годах «глубокие старцы» — тридцатичетырехлетний Щетинкин и сорокалетний Кравченко. Петр Ефимович припомнил давний разговор с Матэ Залкой, который успел в мировую войну получить двенадцать ранений. А сейчас Матэ, как и Рокоссовскому, двадцать три! Люди рано созревают — время такое…

Снега и снега Сибири, колючий морозный ветер. Неуютная студеная ночь под новый, 1920 год. Кравченко и Щетинкин подтянули свою Первую Енисейскую дивизию к Ачинску. Здесь они совсем неожиданно встретили отряд Матэ Залки, подошедший со стороны Красноярска. Начдив Лапин стянул под Ачинск крупные силы.

Атака началась со всех сторон. Первым в город ворвался кавдивизион Константина Рокоссовского. Белые не выдержали натиска, сдались.

Щетинкин и Кравченко шли по знакомым улицам города, ставшего родным. Постояли на площади перед двухэтажным зданием совдепа, который снова взял власть в свои руки. Только не было больше Саросека… Они ни о чем не говорили. И конечно же, не мог знать Петр Ефимович, что находится на том самом месте, где ему будет установлен памятник. Да скажи ему такое какой-нибудь прорицатель, он дружески надвинул бы кудеснику шапку на глаза: «По миру ходи, а хреновину не городи!.. Памятники генералиссимусам ставят. А Петруха-плотник обойдется как-нибудь».

…У станции Большой Кременчуг основные силы белых попали в окружение и были разгромлены. Лапин повел свои войска на Красноярск, где началось восстание рабочих против колчаковцев. Шестого января Красноярск взяли! Первым в город опять же ворвался дивизион Рокоссовского. Во взаимодействии опять же с партизанами Щетинкина, Кравченко и Матэ Залки. В районе Красноярска прекратила существование армия Колчака. Ее больше не было, полумиллионной армии белогвардейцев и интервентов, самой сильной армии контрреволюции.

— Этак и до Читы доберемся! — торжествовал Кравченко, когда взяли Иркутск.

— Говорят, там засел атаман Семенов. А генерал Розанов удрал во Владивосток…

…При бегстве из Омска «верховный правитель» прихватил с собой и золото — золотой запас государственного банка — пятьдесят одну тонну, половину всех государственных запасов России. Этим золотом Колчак расплачивался со странами Антанты и с японцами за вооружение и снаряжение, растранжирив таким образом двести пятьдесят миллионов рублей! Партизаны и восставшие рабочие, захватив «золотой эшелон», загнали его в тупик, опутали колючей проволокой, стрелки подъездного пути разобрали, из колес вагонов вынули подшипники и поставили сильную охрану. В телеграмме в адрес Омского ревкома Ленин распорядился:

«Все золото в двух поездах, прибавив имеющееся в Омске, немедленно отправьте с безусловно надежной, достаточно военной охраной в Казань для передачи на хранение в кладовые губфинотдела».

Ильич успевал заботиться обо всем.

Как потом слышал Щетинкин, будто бы охрану «золотого эшелона» по пути следования в Казань поручили командиру Красноярского интернационального батальона Матэ Залке. Вначале «золотой эшелон» был доставлен в Ачинск 262-м Красноуфимским стрелковым полком и передан под охрану интернационалистам. Якобы Матэ Залка и его бойцы доставили «золотой эшелон» до места назначения, то есть в Казань, в полной сохранности.

Так ли все было, Петр Ефимович не знал, но с той поры след Матэ Залки потерялся.

Общеизвестным сделался другой факт: главнокомандующий всеми союзными оккупационными войсками в Сибири французский генерал Жаннен вывез за границу около трехсот ящиков, в которых находились… царские реликвии; среди всего прочего — мизинец от женской руки с перстнем (якобы палец бывшей царицы). Реликвии Жаннен пытался продать правительствам Антанты, но покупателей не нашлось. Правители Франции и Англии резонно заметили генералу:

— Надо было вывозить золото!

10

Еще седьмого февраля того же года закончилась короткая и бесславная карьера адмирала Колчака: он был расстрелян. Постановление Военно-революционного комитета привела в исполнение специальная команда в присутствии председателя Чрезвычайной следственной комиссии Чудновского и коменданта города Иркутска Бурсака. Но на свободе оставались другие министры колчаковского правительства. Бурсаку и Щетинкину пришлось вылавливать их по всей необъятной Сибири. Помогало местное население. Сибирский ревком РСФСР назначил Петра Ефимовича Щетинкина членом Чрезвычайного революционного трибунала, который судил задержанных министров. Суду были преданы двадцать три активных деятеля колчаковщины. Судебный процесс начался двадцатого мая 1920 года в Омске, заседания проходили в железнодорожных мастерских в присутствии тысяч рабочих, красноармейцев и делегатов районов, пострадавших от колчаковцев.

Внимание обвинителей было сосредоточено на четырех фигурах: министре иностранных дел Червен-Водали, министре труда меньшевике Шумиловском, министре путей сообщения Ларионове и директоре бюро печати при «верховном правителе» самарском кадете Клафтоне. Подсудимые обвинялись в

«бунте и восстании, при помощи и поддержке иностранных правительств, против власти рабочих и крестьян с целью восстановить старый строй, в организации истребительной вооруженной борьбы против советской власти, в организации системы массовых и групповых убийств трудового населения, в расхищении и передаче иностранным правительствам достояния Советской республики…».

Речь главного обвинителя, известного знатока права, профессора-юриста, звучала спокойно, деловито, но в этом спокойствии чувствовалась беспощадность и бескомпромиссность. То был суд народа, обвинитель говорил устами народа.

Бывший «рабочий министр» Шумиловский сидел на скамье подсудимых, опустив голову. Боялся смотреть в гневные лица рабочих, чьи интересы предавал холодно и расчетливо. Он зарос рыжеватой щетиной и казался покрытым ржавчиной. Пенсне безвольно висело на черном шнурочке. Кем был Шумиловский до прихода Колчака к власти? Щетинкин поинтересовался. Вид интеллигентный, лицо узкое, руки тонкие, длинные, «чахоточные». Значительность ему придавала буйная шевелюра, кудлатая, словно бы никогда не чесанная. Говорили, с делегатами от рабочих, недовольными колчаковскими порядками, он здоровался за руку, внимательно их выслушивал, обещал все уладить. А выпроводив делегатов, вызывал воинские части и устраивал облавы на заводы и рабочие слободки. По его указке были расстреляны и повешены тысячи рабочих активистов. Даже у кадетов и монархистов его жестокость не всегда находила поддержку. Выходцы из правящих классов былой России относились к нему с плохо скрываемым презрением. К «рабочему делу» он никогда никакого отношения не имел, да и не нужно оно ему было, выходцу из мелкобуржуазной среды, это «рабочее дело». На заседаниях правительства он твердо заявлял, что основная задача министерства труда — искоренение большевизма и октябрьских завоеваний пролетариата. «Экая ты вошь ничтожная, но вошь тифозная, опасная…» — с презрением думал Щетинкин. Каждый из этих колчаковских псов заслуживал высшей меры. Щетинкин меньше всего думал об участи подсудимых — каждый из них получит по заслугам. Суд был некой итоговой чертой: Красная Армия разгромила белогвардейские полчища, вооруженные капиталистами Англии, Америки, Франции и других держав! «Белое дело», столкнувшись с «рабочим делом», потерпело крах!.. Это и есть главный итог. Ставленнику Антанты Колчаку не помогла даже опора на зажиточные, кулацкие слои населения Сибири. Советская власть победила. Щетинкину казалось: победили навсегда…