Мария Колесникова - Воспоминание об Алмазных горах

• Название: Воспоминание об Алмазных горах
• Автор: Мария Колесникова
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00613-X

Книга о людях интернационального долга: военных советниках, инструкторах, переводчиках, работающих в сложных условиях за рубежом.

«Воспоминание об Алмазных горах» — продолжение уже известной читателю повести «Гадание на иероглифах».

«Легенда об одной любви» посвящена Екатерине Александровне Максимовой, жене легендарного разведчика Рихарда Зорге.

Роман «Чудо революции» — о знаменитом сибирском партизане — чекисте Петре Щетинкине.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

И вот теперь бандиты разоружены, Шмаков в руках Щетинкина и Чимида! А то, что они узнали от смертельно раненного хорунжего Савченко, окончательно объяснило загадочное поведение атамана.

История уходила корнями в 1921 год, когда советские и монгольские войска окончательно разгромили Унгерна. Пытаясь уйти от преследования налегке, Унгерн решил до поры до времени припрятать на территории Монголии награбленные сокровища: золото, серебро, драгоценные камни, всю казну Монгольского государства, золотые статуи и ритуальную утварь из монастырей. Десятки железных сундуков и кожаных вьюков! С таким грузом конечно же невозможно было бежать в Китай. А бежать задумал с небольшим отрядом казаков, оставив остальные силы как прикрытие. Припрятать сокровища Унгерн поручил хорунжему Савченко и его команде.

— Когда сокровища были надежно припрятаны неподалеку от озера Цаган-Нур, в местности Хорго, барон приказал мне: «Со своими людьми останешься здесь до моего возвращения. Береги добро. Я доверяю только тебе…» — рассказывал Савченко слабеющим голосом. Якобы Унгерн посоветовал хорунжему, чтоб не мозолить глаза кочевникам, спрятаться на острове посреди озера. Остров считался заколдованным, запретным, никто из аратов туда не заглядывал.

Савченко прикрыл глаза и с минуту молчал. Щетинкин и Чимид не на шутку испугались: заговорит ли вновь?! Он заговорил:

— Перевезли меня и мою команду на остров, поставили у каменных юрт — есть там такие скалы — и всех нас, всех до одного, расстреляли из пулемета, забросали гранатами… Всех, кто знал, где спрятаны сокровища. Я чудом остался жив. От потери крови потерял сознание, и меня сочли мертвым. Пришел в себя, когда вокруг уже никого не было. Одни птицы орут на разные голоса, весь остров ими заполонен. Они-то и помогли мне выжить. Пил сырые яйца, а когда окреп, жарил на костре гусей, уток. Они же не пуганные, бери прямо руками…

Савченко говорил все медленнее, часто прерывая рассказ, силы его были на исходе. В общем, он сумел потом выбраться на берег озера, какое-то время прятался в пещерах, потом добрался до близлежащего монастыря Шива-Ширэт. Монахам сказал, что был ранен красными, отбился от своих. Его укрыли, потом переправили в Китай.

— В Калгане я познакомился с корнетом Шмаковым, — совсем тихо, но отчетливо произнес Савченко. — У него имелся кое-какой капиталец, нажитый неизвестно какими путями. Но меня это интересовало меньше всего. Нужны были деньги для организации секретной экспедиции за сокровищами, припрятанными Унгерном. Требовался верный помощник. Я доверился Шмакову. Пять лет готовили мы глубокий прорыв в Хорго, сколотили небольшой отряд, запаслись документами якобы от советского Географического общества. Нам было известно, что на территории Монголии ведет свои исследования Монголо-Тибетская научная экспедиция во главе с известным советским путешественником Козловым. Шмаков решил, что можно выдавать себя за отряд этой экспедиции и с караваном верблюдов переправить сокровища за границу в районе реки Эцзин-Гол и мертвого города Хара-Хото. Все это требовало крайней осторожности, изворотливости, хороших отношений с местным населением и настоятелями монастырей…

— Кроме вас и Шмакова, кому известно, где спрятаны сокровища? — перебил его Щетинкин.

— До сих пор никому не известно, куда мы прорывались и зачем. Это же наемники Шмакова. Он им хорошо заплатил. Ни одна душа, кроме нас, ничего не знает! Шмакову я начертил подробный план, он бывал раньше в тех местах, когда находился в одном из отрядов Унгерна. Сокровища в пещере. Когда нас окружили пограничники и Шмаков понял, что на этот раз не уйти, он решил прикончить меня: испугался, что на допросе я все расскажу. Прикончил, сволочь! Спасите меня, я должен ему отомстить… Возьмите все сокровища за жизнь…

Хорунжий явно начал бредить. К утру он скончался.

— Пусть приведут Шмакова, — сказал Петр Ефимович, все еще сомневаясь, что этот Шмаков и есть тот самый Шмаков… Но это был именно тот самый Шмаков! Увидев Щетинкина, он побледнел, лицо застыло в мгновенном испуге. Однако он быстро овладел собой: таким уж был Шмаков.

— Слава богу, старый знакомый! — развязно, с усмешечкой воскликнул он, словно бы в самом деле обрадовавшись этой неожиданной встрече. — Сколько лет, сколько зим! А я сижу в «черной юрте» и со страхом жду, когда потомки Чингисхана начнут терзать меня, надевать на шею деревянную кангу.

— Ну, положим, кангу на шею монголам надевал ваш начальник барон Унгерн.

— Слышал, его казнили. Царство ему небесное.

— Ладно, корнет. Присаживайтесь. Кстати, потолкуем об Унгерне.

— Я весь внимание, — произнес Шмаков, усаживаясь на скатанный войлок. — Вы хотите рассказать о последних днях барона?

— Вот именно. Перед расстрелом он ползал на коленях и обещал указать место, где он спрятал награбленные сокровища, если ему сохранят жизнь. Он, видите ли, спрятал сокровища в Монголии, в местности Хорго! — Щетинкин едва приметно улыбнулся.

От неожиданности Шмаков даже покачнулся, лицо исказила гримаса.

— Это неправда! — закричал он, потеряв над собой контроль.

— Вы, Шмаков, повторили ошибку барона: расстреляли хорунжего Савченко, — произнес Щетинкин, не повышая голоса. — Расстреляли, но не убили. Ну, барон — понятно: хотел избавиться от тех, кто знал, в какой пещере припрятаны сокровища. А зачем стреляли в хорунжего вы? Он открыл вам тайну, даже нарисовал план, где искать сокровища, а вы в него — из пистолета!.. Решили обойтись без него? Черная неблагодарность!

Шмаков сидел, низко опустив голову.

— Савченко все наврал! — неожиданно проговорил он. — Первый раз слышу о каких-то сокровищах, припрятанных Унгерном. Никакого плана он мне не показывал. Ерунда какая-то: пещеры, сокровища, стрельба, погоня — все как в синематографе дурного вкуса.

— Тогда объясните, почему вы нарушили государственную границу? Какую цель вы преследовали?

— Мы — охотники, охотились на куланов и джейранов. Увлеклись погоней за дикими козами — и неожиданно для себя оказались на монгольской территории.

— Вы будете настаивать? — спросил Чимид.

— Савченко оболгал меня, или же вы сами придумали всю эту историю с унгерновским кладом. Требую очной ставки с хорунжим!

Щетинкин нахмурился: «Неужели догадался, мерзавец, что хорунжего уже нет в живых?..» И, наливаясь холодной яростью, ледяным тоном произнес фразу, загадочную в своей двусмысленности:

— Если будете паясничать, то монголы передадут вас советским юридическим органам, и не исключено, они, эти органы, устроят вам очную ставку хоть с самим Унгерном! За вами водятся грешки. Партизаны Баджея помнят их.

По всей видимости, Шмаков наконец понял, что игра проиграна и дальнейшее упорство может привести к роковым последствиям.

— Чего вы от меня хотите? — тихо спросил он. — Я готов выполнить все ваши требования.

— Вот так-то лучше, — сказал Щетинкин умиротворенно. — Вы поедете с нами в Хорго.

— Ну а если этот Савченко — просто маньяк и сокровища ему пригрезились? А возможно, кто-то другой давно обнаружил их и увез, те же монахи из монастыря Шива-Ширэт? Я не могу нести ответственность за исход экспедиции.

— Само собой разумеется.

Словно бы спохватившись, Шмаков неожиданно спросил:

— А зачем, собственно говоря, вам везти меня в Хорго, где я никогда не бывал, знаю обо всем со слов Савченко, а у вас — подробный план, сделанный его рукой? Не лучше ли подождать, когда хорунжий поправится после ранения?

Щетинкин сразу понял суть вопроса и предложения, произнес как бы с воодушевлением:

— Вы правы: оставим вас в улан-баторской тюрьме. Поразмышляете на досуге, как искупить свою вину перед Советской властью и партизанами Баджея. У меня появились соображения на этот счет. В Улан-Баторе все скажу. Мы хотели взять вас в Хорго вот зачем: одному из вашей банды удалось удрать. Может быть, у него, у этого прапорщика Кленцова, тоже был разговор с хорунжим Савченко, и теперь Кленцов на всех парах торопится в Хорго. Меры мы приняли, но опознать прапорщика должны вы: или на месте, или в Улан-Баторе, куда его после поимки доставят. Во всяком случае, все пути Кленцову перерезаны, и за рубеж он не уйдет. Впрочем, будь по-вашему: оставим в Улан-Баторе.

Шмаков понял, что опять дал маху, и решил дать задний ход.

— Обязуюсь верно служить трудовому народу! — произнес он патетически. — Этот Кленцов всегда у меня был на подозрении: возможно, Савченко держал его про запас. Он — из братских, ну, одним словом, бурят, и опознать его, отличить от монголов будет трудно. Такие лица в Монголии встречаются на каждом шагу, вам придется задержать массу ни в чем не повинных людей. Пожалуй, вы правы: я должен ехать с вами!

И Щетинкин и Чимид его хорошо понимали, а Шмакову казалось, что он водит за нос этих людей.