Теодор Шумовский - Воспоминания арабиста

• Название: Воспоминания арабиста
• Автор: Теодор Шумовский
• Издательство: Наука
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1977

Книга содержит воспоминания о крупнейших советских востоковедах — академиках И. Ю. Крачковском и И. А. Орбели, члене-корреспонденте АН СССР Н. В. Юшманове, заслуженном деятеле науки УССР А. П. Ковалевском и других ученых. Подробно рассказано о творчестве малоизвестного арабского поэта XV в. Аррани. Приведены переводы его стихов.

Издание рассчитано на широкий круг читателей.

---

*

И мрак, и буря на лице твоем,
И пламень молний на лице твоем.
Я голову склонил, мы помирились.
И дождь, и солнце на лице твоем.

Негаданно счастье рухнуло.

… Илен,
Двадцатой весны ароматом полна,
Навеки легла у кладбищенских стен.

В лирику Аррани вливается новая, темная струя, не уходящая из его творчества до конца жизни.

Я хожу и твержу: умерла. Умерла. Умерла.
Ибо розу — тебя бестелесная тень сорвала
И рассвета роса не умчалась к полдневному солнцу,
А с твоих лепестков, как слезинка с ресницы, стекла.

*

Зачем любовь и счастье для чего,
Коль время — недруг всех и враг всего?
Любви и счастья утренняя роза
Звездой упала с неба моего.

*

Целую жизнь мы искали друг друга. За ней
Ныне нам общий воздвигнут с тобой мавзолей
Запах земли и холодные желтые кости —
Вот что осталось от страсти твоей и моей.

*

Не стало тебя. А я горестных слез не лью,
И не вздыхаю и — утешительных вин не пью.
Я розы моих стихов слагаю к твоим ногам.
Их лепестки таят боль и тоску мою.

*

В лесу жила счастливая газель.
Любила жизнь и милого газель.
Раздался гром и молния сверкнула,
Влетела в лес — и рухнула газель.

*

Глянул вслед — и оглянулась. Неужели это правда?
Подошел — и улыбнулась. Неужели это правда?
Ожидала, обжигала, освежала — и нежданно
В смертный саван завернулась. Неужели это правда?

*

Я с тела твоего губами рвал цветы.
Теперь, давно седой невольник нищеты,
Целую тихо камни, по которым
Ходила ты.

*

Нет, не могила твоя — это ложе встречает меня,
Ложе несытой любви для тебя и меня.
С воплями страсти мешаю свои поцелуи.
Здравствуй, Илен, дорогая! Ты слышишь меня?

*

День, как и ты, засыпает. Но лишь
Смежит ресницы вечерняя тишь,
В чреве ее зарождается утро.
Где ж твое утро? Что долго так спишь?

*

Я слушаю полдень. Но легких шагов не слышно.
Я слушаю полночь. Но вздохов любви не слышно.
Безумец, чего ожидаю в полудень и в полночь?
Ведь в мире тебя никогда уж не будет слышно!

*

За медленным чаем из жарких стаканцев
Чего не услышишь от наших ширванцев!
В шатре пастухов, не в дворцовом покое,
Однажды я слышал преданье такое:

Поэт, обманувши придворные власти,
Прокрался к любимой наложнице шаха,
И сердце его разорвалось от страсти,
А сердце ее — от истомы и страха.

Два сердца швырнули на выжженный камень,
Они там дымились и медленно стыли.
А дикие звери со злыми зрачками
Не смели их тронуть и жалобно выли.

А нищий бродяга, на встречных людей
Косясь настороженным взглядом,
Два сердца в земле упокоил, и в ней
Навеки легли они рядом.

Стрелы

Сатирическая поэзия Аррани ярко показывает идейные умонастроения этого утонченного лирика, обнаруживает общественную значимость его творчества. Это не последовательный практик — ниспровергатель основ, однако всей своей мятущейся душой он жаждет одного: справедливости в обществе. Его гнетет социальная кривда государства ширваншахов — богатство лживых и косных вельмож и нужда честных тружеников, преступления и страдания, но лишь под пером отточенного сарказма разрешаются его чувства. Инвективы Аррани против беспринципного стяжательства заставляют вспомнить известное послание Горация Меценату (сатира «Тантал»), переведенное одним из корифеев русского стиха в XVIII веке И. С. Барковым. В каждой из «стрел» живой ум ширванского поэта блещет новой гранью:

Глаз любопытных, глубоких вздохов ловец,
Скажи мне, Кунфуд, скольким ты детям отец?
Пришел твой час, о, сотрясатель сердец:
Султан тебя оскопил, наконец.

Я не о том, о чем подумает мир,
Я вот о чем: узду смиренья сорвав,
Родил ты много остроязыких сатир,
А ныне умер, вельможею став.

*

Мехмендар… Пред ним дворцы открыты.
Он из тех, кто нынче знамениты,
Не чета чиновной мелюзге.
Многое и многие забыты
Старому усердному слуге.

*

Спаси меня, творец моей души,
Ответь уму, сомненья разреши.
Поэт, конечно, не достоин рая,
Но уж и ада ты его лиши.

*

Руку поднять на шаха?!… Лишь подними глаза,
Как на смертного смертный — все завопят: «нельзя!».
Значит, учись прилежно искусству канатоходца,
Чтоб не упасть в темницу, годы над ней скользя.

*

Вельможи все законы знают, за исключеньем одного —
Что не останется в грядущем от их законов ничего.

*

«Коситься на шаха, томиться от страха,
Творить — и таиться, скажи, для чего?
Воспой, Аррани, жемчуга ширваншаха,
И щедрость, и мудрость, и славу его.

Тебя он поднимет из бездны и праха,
Ты жребия станешь творцом своего,
Воссядешь меж первых советников шаха
Усладой для слуха и сердца его».

Не слушай трусливых и низких советов,
Беги, Аррани, от дворцовых дверей:
Цари никогда не любили поэтов,
Поэты всегда презирали царей.

*

Награды от людей беру я, шах,
С холодною усмешкою в глазах,
Хоть снова суй мне в руки их и снова:
Никто не награждает, как аллах,
Мне даровавший жизнь и силу слова.

*

«Ты бежишь на пожар? Или сын умирает? Подруга
Ждет тебя у ручья? Или друг с караваном пришел?
Ты от страсти дрожишь ли, трепещешь ли ты от испуга?
Изопьешь ли ты благо? Иль рухнешь под стрелами зол?»

Что сказать любопытным прохожим на праздные речи?
Не понять в этом царстве ни другу, ни злому врагу,
Что бегу из дворца, ничего не накинув на плечи,
Что от золота лжи и от пурпура казней бегу.

*

Я не из тех, кто не знакомы с честью.
Законам нашим слуги и отцы
Приобретают силою и лестью
К стадам стада и ко дворцам дворцы.

Я — мусульманин. Тот, кем славен Хашим,[53]
Изрек от бога то, что молвлю я:
«Не поклоняюсь идолам я вашим,
Вам — ваша вера, а уж мне — моя».[54]

*

Не «ах-ах-ах!», а лучше: «ха-ха-ха!»
К отчаянию Шемаха глуха.
Я не о смерти думаю — о жизни,
Нет, не своей, а своего стиха.

*

Грядущее у каждого туманно.
Не только в этом, впрочем, люди схожи:
Все умирают — узники, вельможи
И даже сами шахи, как ни странно.

*

В бубен ударь, да посильней, Газанфар!
Рвет лепестки с дочки твоей, Газанфар,
Праведный шах. Но ты не плачь, веселись:
Все оборвет — дочку вернет, Газанфар!

*

«Жена — с другим!..» Как ты кричишь, Джахангир..
Ты нелюбим — кто ж виноват, Джахангир?
Ходи туда, ходи сюда, весь в рогах,
Ищи суда, коль нет стыда, Джахангир!

*

Ткач-судьба неистощима в тонко сотканном коварстве,
Золотые дни поэта задыхаются в мытарстве.
Что дивиться? Не поэты, стражи совести и чести,
Палачи и краснобаи всех нужней в ширванском царстве.

*

Телохранителей у шаха не перечесть
И не одна в Ширване плаха у шаха есть.
Кто не согласен, тот опасен. О, жалкий шах!
Нет, не от силы, а от страха родится месть.

*

Если ты с ложью в обнимку идешь,
Бедный безумец, ты с ней пропадешь:
Слабого сильным, но сильного слабым
Делает ложь.

*

Как хорошо в раю сынам Али![55]
Безвольный пленник радостей земли,
Я, Аррани, таких блаженств не стою,
Как мирных вод не стоят корабли.

*