Валериан Агафонов - Парижские тайны царской охранки

• Название: Парижские тайны царской охранки
• Автор: Валериан Агафонов
• Издательство: Русь
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-8090-0027-4

Эта уникальная книга впервые появилась на свет в России в качестве закрытого издания НКВД в 1941 году. Широкий круг читателей получает возможность познакомиться с ней впервые. В книге В.К. Агафонова приводятся самые подробные сведения о зарубежной агентуре департамента полиции, штаб-квартира которой находилась в Париже. Тайная сеть царской охранки за рубежом активно действовала до мая 1917 года, после чего была ликвидирована. Книга адресована специалистам и всем интересующимся историей отечественных спецслужб.

---

Когда все его предупреждения не помогли, он решил послужить не без пользы для себя своему бывшему патрону и уехал устраивать себе alibi. Он еще задолго до покушения написал Ратаеву, что скоро будет у него в Париже; затем сообщает из Вильно 7 июля, что денег не хватило на поездку в Париж, а на другой день убийства он уже в Вене.

Во время подготовления покушения на Сергея Азефа нет даже в России, его же патрон Рачковский — во главе сыска. По словам Ба-кая, Рачковский сообщил московскому охранному отделению, что готовится покушение на Сергея, и указывает лиц, за которыми нужно следить, но без разрешения из Петербурга не велел никого арестовывать; Великому князю ничего не сообщают, а только при выездах усиливают охрану. «Но вот князь выезжает без предупреждения, едет прямо на Каляева и был убит». А лица, ведущие розыск, «заявляют, что и для них это неожиданно, а чтобы скрыть следы, уничтожают дневники наблюдения и всякие по сему поводу сведения».

Рассказанная нами в первой части этой книги история о парижской мастерской бомб, а также только что опубликованные сведения о причастности Рачковского к взрыву собора в Льеже (в Бельгии) и к убийству генерала Сильверстова (дяди Протопопова, последнего министра внутренних дел при Николае II) в Париже — достаточно характеризуют преступную «хватку» этого удивительно ловкого шпио-на-провокатора и честолюбивого авантюриста-политикана.

В недавно опубликованном письме к Гессе Рачковский говорит о той горькой обиде, какую нанес ему Плеве в 1902 году его отставкой, высылкой навсегда из Франции и отправкой открытого листа в парижское посольство, чтобы все могли видеть, что он лишен полной пенсии. Из этого же письма к Гессе понятно, что с таким опасным человеком как Плеве, который хочет стать диктатором и погубить Россию, лучше не иметь дела, пишет автор и тут же ловко вворачивает, что Плеве готовит записку о несостоятельности «дворцовой охраны», что и его, Гессе, Плеве хочет сместить с такого выгодного поста и послать вместо этого куда-то генерал-губернатором. И прибавляет, что Великий князь Сергей покровительствует Плеве…

Наша гипотеза требует конечно дальнейшего подтверждения, но невероятного в ней нет ничего и новейшие данные наоборот подкрепляют ее…

Азеф, конечно, крупный негодяй — с большой выдержкой и самообладанием, но по сути он был самым обыкновенным провокатором и как все остальные провокаторы конечно не все выдавал охране, скрывая иногда и важные вещи, боясь, что охрана «выдаст» своих преждевременным арестом или неумелыми допросами и прочее. Поэтому постоянно его письма пестрят изречениями: «как можно осторожней используйте мои сведения; деликатно используйте эти сведения; один неосторожный шаг и — провал мой; не превращайте моих сведений в циркуляр…».

И все же сколько раз Департамент полиции «подводил» его!

Азефу было выгодно допустить убийства Плеве и Сергея еще и потому, что он этим не только угождал своему патрону, но и спасал себя; проваливая покушение, он мог провалить и себя, а помогая революционерам, он еще больше возвышался в их глазах, положение его среди них еще больше укреплялось. А награда Департамента полиции за предупреждения покушений — ничто в сравнении с тем, что он мог брать, бесконтрольно расходуя деньги боевой организации.

* * *

Стоит только взглянуть на портрет Азефа, чтобы удивиться, каким образом этот человек мог играть столь важную роль среди революционеров.

Даже и среди провокаторов наружность его выделяется своим отталкивающим видом. Таков же был и его моральный облик.

Бурцев рассказывает, что он впервые его увидел на Цюрихском конгрессе в 1893 году и услышал такую характеристику Азефа: «вот грязное животное». Из расспросов он вынес об Азефе крайне неблагоприятное впечатление и не хотел знакомиться с ним как с человеком грязным и подозрительным, что вытекало из рассказов дармштадских товарищей (Заключение судебно-следственной комиссии, страница 14). Жена Рутенберга, увидав его по делу, написала мужу, что она уверена, что говорила с провокатором («Записки Рутенберга по делу Гапона»). Одна студентка, жившая в Швейцарии, еще в 1898 году видела его в студенческой столовой, когда он своей грузной фигурой, широко расставив ноги, становился неподвижно посреди столовой, вращая только во все стороны выпуклыми глазами и выпятив толстые губы, — говорила, что ей страшно было бы встретиться с ним не только ночью в темном лесу, но и днем на многолюдном Невском.

Как видно из «Воспоминаний» Савинкова, и Каляеву Азеф не понравился.

После свидания Каляева с Азефом Савинков спросил его: «Что ты, Янек? Он не понравился тебе? Да?» Каляев ответил не сразу: «Нет… но знаешь, я не понял его и может быть не пойму никогда!»

Одна известная революционерка так передавала нам свою первую встречу с Азефом: «Не успели мы с мужем войти в комнату, как подымается какая-то громадная толстая свинья мне навстречу и заключает меня в объятья; затем то же проделывает и с моим мужем. Одета эта свинья была как попугай — в пестром жилете, ярком галстуке и пестром костюме. Когда затем мы втроем (толстой свиньей и был Азеф) удалились для делового разговора в следующую комнату, то и при разговоре не рассеивалось крайне неприятное впечатление от него». Настолько было сильно это впечатление, что муж ее, тоже старый революционер, ни за что не хотел иметь с Азефом какого бы то ни было дела. А по уходу Азефа наша знакомая, не очнувшись от впечатления, какое произвел на нее Азеф, обратилась к сидящим членам центрального комитета со словами: «Что он (Азеф) Гекубе и что Гекуба ему?» На что получила ответ, что теперь революционеры не те, что в ее времена, что для конспирации нужно совершенно иначе одеваться, чем прежде, и так далее.

Напомним еще того варшавского инженера, к которому Азеф пришел с наилучшими рекомендациями партии с.-р. и который все же решил, что имеет дело с провокатором…

«С.-p.», много раз цитированный нами («Былое», № 9, 10, 1909 год), говорит: «И как только им (боевикам. — В. А.) объявлялось, что партия в данный момент в их работе не нуждается, а что они будут извещены в нужное время, так этих лиц оставляли без всяких средств к существованию. Они оказывались на улице без гроша денег, а часто без паспорта и без пристанища. Ввиду того, что суммами боевой организации, громадными по размерам, бесконтрольно распоряжался Азеф, то очевидно, что он являлся виновником страданий боевиков». «Многие из них (боевики. — В. А.) были больны от напряженной работы, от всевозможных лишений, часто от голода и холода. Их также Азеф выставлял за дверь без разговоров».

«Были и еще страдальцы»… Это те, «которые с месяца на месяц, пожалуй даже с года на год» — ждали вызова Азефа, «чтобы выступить в террористическом акте и умереть. Лица, осужденные Азефом на такую муку, сознавали, что в партии что-то ненормально, что-то не ладно. Сила реакции росла с каждым днем, несчастия и страдания народа безмерны, а партия не шелохнется, и они борцы почему-то осуждены сидеть, сложа руки. Они пробовали протестовать, доказывать…

Когда же ничего не помогало, они кончали самоубийством. Такова была между другими юная Лурье, застрелившаяся в Париже весной 1908 года».

Судебно-следственная комиссия по делу Азефа

Когда центральный комитет партии с.-р. признал наконец Азефа провокатором, то многие партийные работники были открыто возмущены тем, что центральный комитет не обращал никакого внимания на многочисленные предупреждения об истиной роли Азефа, не отстранял его отдел. Центральный комитет при возмущении, охватившем большую часть партийных работников, не мог не подать в отставку, но вместе с тем решил созвать пятый совет партии, который должен был избрать новый центральный комитет и комиссию для расследования азефовского дела.

Что же фактически означало это решение центрального комитета?

Оно означало прежде всего, что этот «совет», созванный центральным комитетом (при отсутствии какого-либо высшего контроля), составленный в значительной степени из членов центрального комитета и назначенных ими должностных лиц, был в сущности лишь эманацией того же центрального комитета (А. Липин. «Суд над азеф-щиной». Издание парижской группы социал. — революционеров). Сколько нам помнится, на этом пятом совете партии с.-p., созванном центральном комитетом в мае 1909 года, было 7–9 делегатов с решающим голосом, из них 4–5 голосов принадлежало членам центрального комитета, остальные — близким, оставшимися верными ц. к. «Фактически решения этого совета не могли быть ни чем иным, как только решениями ц. к. Это означало далее, что состав комиссии, долженствовавший вести расследование и вынести приговор по делу Азефа, мог вполне зависеть от старого центра, которому не трудно было способствовать формированию ее в желательном смысле». «Это означало наконец, что фактически подсудимые назначили своих судей, которые в известном отношении могли зависеть от своих подсудимых. Подобное разрешение азефовского дела вырождалось стало быть в комедию и даже мистификацию» (ibidem).