Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства

• Название: Новый взгляд на историю Русского государства
• Автор: Николай Морозов
• Издательство: Издательство Санкт-Петербургского университета
• Жанр: Культурология
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-288-04401-4

Книга одного из лидеров партии «Народная воля» Николая Александровича Морозова (1854-1946) представляет часть многотомного исследования «Христос» (1924-1932), в котором был предложен пересмотр основных фактов всемирной истории. Работа Морозова продолжает его известные толкования Библии: «Откровение в грозе и буре» (1907) и «Пророки» (1914). Выявление астрономических свидетельств в русских летописях и их датировка служит Морозову основой для переписывания русской истории. Применяемые методы и выводы, к которым приходит Морозов, позволяют отнести его к предшественникам «новой хронологии».

---

Четыре года спустя сочинение это, местами исправленное против прежнего, появилось в печати[232] с приложением этих отзывов о нем и желчными возражениями самого автора, которому рецензии были сообщены Академией по собственному желанию.

Затем появилась книга д'Оссона «История Монголов»[233] и ряд отдельных монографий В. В. Бартольда, Валло, И. Березина[234]. После чего на нижнюю Волгу с заданием отыскать следы Золотой Орды был отправлен чиновник министерства внутренних дел Терещенко, где он и «открыл» в 1844 году Сарай — столицу Золотого Ордена на востоке[235].

Академическая задача не удалась, потому что, как говорит сам Тизенгаузен, которого я далее часто здесь цитирую: «дело было начато не с того конца, с которого следовало приняться за него». Но с какого же конца надо начать?

II. Общность происхождения почти всех «арабских» манускриптов о татарах в европейских музеях

Попробуем начать с наиболее по внешности обстоятельного «арабского конца», не забывая, однако, что все «арабские рукописи» были открыты не в Аравии, Турции, Сирии или Египте, а более всего в Испанской Андалузии, где в Маврский период был главный центр «арабской литературы», и если даже какой-нибудь автор и объявлен «писавшим в Каире», то найден обыкновенно не в нем, а «в Париже» или «в Берлине» и т. д.

Но прежде, чем начать детальное исследование арабских документов, я не могу не обратить внимания на географическую невероятность наших современных представлений о тогдашней комбинации государственных отношений.

Нам говорят, что турки и мусульмане, выйдя из Сирии и Малой Азии, выгнали оттуда крестоносцев и, перейдя в Европу, тоже «со священной войной» овладели после битвы на Косовом поле (1389 году) всей Сербией и нагнали панику на среднюю Европу.

А как же они пришли туда из Малой Азии? Может быть морем? — Но турецкий флот не был бы пропущен в Европу венецианцами, которые были сильнейшими мореплавателями того времени, владевшими, по их собственным записям, всем греческим Архипелагом от 1207 по 1572 год[236] с титулом дучей (duce — вождь, венецианское дочже, doge — дож); отчего и их владения в Черном море могли называться по мавро-арабски «улусами Джучей».

Но, ведь, если турки из Сирии и Малой Азии физически не могли проникнуть в своем анти-крестовом походе в Сербию морем до ухода с востока венецианцев и до взятия Царь-Града (ведь даже и для переправы через Дарданеллы им надо было иметь флот, способный сопротивляться венецианскому, чтобы не быть отрезанным от самих себя), то и весь извод турецкой империи из Азии, а не из Венгрии становится фантазиею, несмотря на все «свидетельства (покойных) очевидцев».

Вот почему я и здесь буду считать историческими фактами только сами документы, а то, что в них написано — лишь представлениями их авторов, которые в большинстве всегда похожи на изображения в кривых зеркалах (тем более кривых, чем они древнее, а в случае многократной передачи из уст в уста все исторические факты искажаются последовательным рядом таких кривых зеркал до неузнаваемости).

Никакое сличение документа с документом тут не поможет, если каждый документ не будет достаточно исследован при помощи современных точных наук, каковы прежде всего — астрономия, география с экономикой, теория вероятностей, психология, сравнительная филология, сравнительная ономастика и сравнительная орфография.

О первых методах я уже достаточно говорил в моем исследовании «Христос», а теперь скажу лишь о сравнительной орфографии.

Мы должны принять за основное положение, что никакой общепринятой орфографии не могло существовать до изобретения книгопечатания Гуттенбергом в 1450 году. А ксилография (гравирование на дереве), применявшаяся вместо печатания набором до последнего времени в Китае по причине неимения там фонетической азбуки, должна быть изобретена, по-видимому, лишь в 1701 году в Лейдене[237], в качестве стереотипа для книг, предназначенных для нескольких беспеременных изданий. Если бы ксилографирование возникло в Китае, — как нам говорят китаисты, — еще в 1593 году[238], когда португальцы уже укрепились в Макао и начались постоянные сношения Западной Европы с Китаем[239], то каким же образом эти европейские культуртрегеры не привезли бы в Европу и китайского ксилографического искусства еще в конце XVI века, за сто лет ранее того, как понадобилось изобразить его в Лейдене в 1701 году? Выходит, наоборот, что ксилография завезена в Китай европейцами и не ранее XVII века. Поэтому и все ксилографические китайские издания должны быть позднее этого времени!

Только после открытия книгопечатания и могли возникнуть общеизвестные орфографические правила, однородно преподаваемые многими учителями. А общепринятыми эти правила могли стать только при государственном утверждении их. Припомним только условности французского и английского правописания. Какой сумасшедший учитель стал бы преподавать их, если б чувствовал себя вольным писать по своему произношению? Какой ученик не сбился бы с этих орфографий, если б ему не вдалбливали их годами упражнений? До печатного периода (т.е. конца XV века), когда рукописи еще размножались разрозненными друг от друга свободными переписчиками на этом же положении, как вы пишите теперь письмо к вашему знакомому, никакой корректуры извне не могло быть, так же как и чьих-либо посторонних приказаний. Отсюда ясно, что если мы находим в разных музеях ряд хотя бы и вариантных латинских рукописей, но с той же транскрипцией, как у Гуттенберговских изданий грамматики Элия Доната[240], то рукописи эти, какими бы древними ни объявляли их открывшие, написаны после Гуттенберга. Если мы имеем греческие рукописи с той же орфографией, как и в первой печатной греческой книге (вероятно Библии), то они написаны после ее издания и т.д.

Тоже самое мы можем сказать и об арабской литературе. Прежде всего, — как я уже говорил, — мы не должны забывать, что она возникла не в Аравии, не в Египте, не в Турции и Персии, а в культурной Западной Европе. В Аравии и до XX века не было ни одной типографии, в Турции первая появилась только в 1701 году, в Египте в 1799, а в Персии (т.е. в Иране) только в 1851 году, тогда как в Лейдене (в Голландии), — говорят нам, — «Чудеса предопределения в судьбах Тимура», поэма «Сына арабского шаха» (Ибн-Араб-шаха) была напечатана по-арабски Галиусом еще в 1663 году, и там же Монжероном в 1767-1772 гг. сразу и по-арабски и по-латыни.

Выходит как будто, что это была первая печатная арабская книга, напечатанная на арабском языке. Спрашивается: для кого ее печатали? Неужели в голландском Лейдене на Рейне, называвшемся по латыни Lugdunum Bataviorum, было так много арабов, что стоило заводить для них специальную типографию, с машинами, шрифтом, с арабами-корректорами, печатниками и распространителями? Об этом смешно даже и думать. Очевидно, издание это заведомо печаталось в убыток, т.е. произведено было со специальною целью распространить в публике «Чудеса» насчет Тимура, т. е. такие сказания, которым нельзя поверить.

Коран был напечатан впервые только в Гамбурге в 1694 году. Значит, хотя бы переписчики старательно переписывали его рукописи даже с 622 года нашей эры буква в букву, однако при индивидуальном творчестве арабские авторы имели бы полную свободу транскрипции в словах и именах, которых в нем нет. А потому, если у какого-нибудь арабского «историка» орфография тождественна с «сыном Арабского шаха», то все шансы за то, что не Араб-шах списал их с этих одиноких и никому неведомых (до их описания арабистами) рукописей в разных европейских музеях, а что авторы этих одиноких рукописей взяли орфографию из него.

Такой критерий много надежнее палеографической проверки, потому что разница в почерках и транскрипции букв зависит не только от времени, но и от местности. При трудности совершать путешествия до изобретения пароходов и железных дорог всегда бывало, что отдаленная провинция далеко отставала в своем развитии от центра культуры, а потому и почерк отставал в ней на целое столетие, если не больше, в до-печатный период, когда не было общего для всех образца.

И не только этот сравнительно орфографический способ проверки старинных рукописей, но и указанные и примененные ранее мною астрономический, экономический, этнопсихологический, филологический, ономастический и пробабилитарный, применялись до сих пор в исторической науке недостаточно, а в ономастике ориенталисты ставили даже как бы специально придуманные препятствия для того, чтобы никто кроме них не смог бы разобраться в предмете.

Что, например, сказали бы вы, если б увидели французский роман, озаглавленный Tsarivan et Knasigor? Сразу ли определили вы, что дело идет о русском царе Иване и князе Игоре?

Я думаю, что только после прочтения самого романа, да и то лишь в том случае, если остальные собственные имена оказались бы не в таких же соединениях со своими титулами, и то вы скорее всего подумали бы, что дело тут идет о каких-нибудь древнеперсидских рыцарях.