Макс Пикар - МИР ТИШИНЫ

• Название: МИР ТИШИНЫ
• Автор: Макс Пикар
• Жанр: Философия

В своей книге Макс Пикар (Max Picard), автор "Бегства от Бога", повествует о целебной силе Тишины - силе ненавязчивых, тихих вещей, способной вновь собрать воедино разрушенный мир; способной заполнить собою вульгарный мир шума и отчаяния и возвратить ему утраченные любовь и веру. В сегодняшнем мире - мире, лишённом тишины - человек уже не может восстановить свои силы, его единственной целью осталось одно только развитие. В мире без тишины он утратил ощущение радости, ибо ощущение это во всей своей глубине доступно лишь на родных просторах тишины. 

Вышедшая в 1919 году одна из ранних книг Пикара "Последний человек" произвела неизгладимое впечатление на его друга Райнера Рильке, и тот часто затем возвращался к ней. С тех пор по всей Европе за Пикаром закрепилась репутация человека, со всей решимостью посвятившего свою жизнь и мысль вере. Он - поэт, направивший свой дар на поиски причин прискорбного состояния, в котором пребывает наш мир сегодня, с тем, чтобы вселить в нас надежду.  

---

Исчезнет полгорода народу, появится столько же других, потом и эти исчезнут, следующие являются, исчезают. Дома, длинные ряды домов, улицы, мили мостовых, груды кирпича, камня. Переходят из рук в руки. Один хозяин, другой. Как говорится, домовладелец бессмертен. Один получил повестку съезжать – тут же на его место другой. Покупают свои владения на золото, а все золото все равно у них. Где-то тут есть обман. Сгрудились в городах и тянут веками канитель. Пирамиды в песках. Строили на хлебе с луком. Рабы Китайскую стену. Вавилон. Остались огромные глыбы. Круглые башни. Все остальное мусор, разбухшие пригороды скороспелой постройки. Карточные домишки Кирвана, в которых гуляет ветер. Разве на ночь, укрыться.

Любой человек ничто.

Сейчас самое худшее время дня. Жизненная сила. Уныло, мрачно: ненавижу это время. Чувство будто тебя разжевали и выплюнули. (Джеймс Джойс)

Вот пример языка, на котором говорит вербальный шум.

В этом так называемом языке подлежащие, сказуемые, дополнения и наречия перемешаны между собой. Предложение почти полностью превращается в аморфную звуковую массу, из которой время от времени вырывается тот или иной случайный звук. Такие слова суть всего лишь намёки и  указания на нечто, но они не способны содержать в себе какой-либо смысл. (Кто-то может возразить, что даже вербальному шуму под силу выражать смыслы. И это верно. Однако выраженный смысл есть не более чем банальное утверждение некоего факта; истинное же смыслообразование возможно только тогда, когда слово обращает внимание на бесконечность описываемой вещи (Гуссерль). Свойство бесконечности - никогда полностью невыразимой и неисчерпаемой словами -  присуще тишине. Соответственно, в вербальном шуме действительно выражаются банальные смыслы, но среда, в которой они зарождаются - среда вербального шума - враждебна самой природе смысла; она перевешивает и проглатывает его.)

Язык стал всего лишь механическим средством передвижения внешних языковых символов.

Язык лишился органичности и гибкости, он перестал  ладно скраивать вещи. Слова превратились в символы чего-то, выхваченного из мешанины шума и брошенного в слушателя. Слово перестало быть собой. Нынче его можно заменить знаками - цветовыми или звуковыми; оно превратилось в машину, и как всякая машина оно может развалиться. Поэтому человек, не живущий непосредственным словом, но позволивший машине шума увлечь себя, также в любой миг может подвергнуться разрушению.

Похоже, что вербальный шум порождается и не людьми вовсе: это словесный призраки, явившиеся из мира мёртвых слов, общающиеся между собой - одно мёртвое слово с другим мёртвым словом, - довольные, когда двум-трём из них удаётся сформировать последовательное предложение, точно так же как призраки счастливы встретить друг друга в каком-нибудь заброшенном местечке. 

Уничтожение жизни подразумевает превращение её во врага. Жизнь бессмертна, и когда её убивают, она похожа на ужасный призрак себя. (Гегель)

Уничтожение слова подразумевает превращение его во врага, но не во врага открыто противоборствующего, а в пронизывающего и всепроникающего подобно приведению.

Сравним с изречением из мира подлинных слов - изречением Хебеля:

Любопытно, что порой человек, считающийся другими людьми не особо далёким, оказывается способен преподать урок мудрости  другому, который сам-то к себе относится как к исключительно мудрому и проницательному.

В этом изречении каждая его часть точна сама по себе, знает себе цену, настаивает на своём, и при этом все слова относятся к чему-то более значимому. "Любопытно": это слово подготавливает место для события.  Оно словно шнур опоясывает пространство, внутри которого чему-то определённому  ещё только предстоит случиться. И само слово это - "любопытно" - напоминает афишу, предвещающую некое знаменательное действо. "Что порой человек": человек возникает в этом размеченном пространстве, колеблясь: "порой" свидетельствует о таком колебании. "Считающийся другими людьми не особо далёким": этот человек кажется крошечным на фоне огромного пространства. Он замер в ожидании того, что может случиться с ним, и вот это самое оно случается: "способен преподать урок мудрости другому". Внезапно колеблющийся маленький человечек оказывается огромным, а человек, "который сам-то к себе относится как к исключительно мудрому и проницательному", становится крошечным. Словно у него отняли его "исключительную мудрость и проницательность", как какой-нибудь чемодан, ему не принадлежащий.

Каждое слово в данном изречении Хебеля подтверждает, что фраза эта крепко сбита. Его слова столь надёжны, что миру достаточно лишь краткого изречения вроде этого, чтобы доказать своё существование. В таком изречении находит выражение целый мир и все слова мира.

2

Вербальный шум, заменивший сегодня подлинное слово, берёт истоки не в определённом акте - в отличие от слова. Он не рождается, но размножается путём деления - а именно: один шум делится на части, чтобы произвести на свет другой шум. Подлинное слово сотворено в качестве, вербальный шум - в количестве.

И, кажется, что вербальный шум вообще никто не создавал. Кажется, он был всегда. Вряд ли можно найти такое место, где бы он не присутствовал. Он просочился повсюду. Мы воспринимаем его как нечто совершенно естественное - так, как, к примеру, воспринимаем воздух. Всё начинается с шумом и с ним же и заканчивается. Похоже, он вовсе не зависит от присутствия человека: шум просто выговаривает сам себя вокруг него. Он проникает в человека, заполняя его до краёв и выливаясь из его уст.

Человека никто не слушает, когда он говорит, ибо слушать можно лишь, если в человеке обитает тишина: слушание и тишина взаимосвязаны. Вместо того, чтобы общаться подлинным образом, сегодня мы просто ждём, когда подвернётся возможность вывалить на других все те слова, что скопились в нас. Речь превратилась в чисто биологическую функцию выделения.

Вербальный шум - это не тишина и не звук. Он проходит как сквозь тишину, так и сквозь звук, и человек забывает о тишине и о мире вокруг.

Исчезло всякое различие между речью и тишиной, поскольку человека говорящего, как и молчащего, заполнил словесный шум. Тихий слушатель превратился в просто бессловесного. 

Вербальный шум является лже-языком и лже-тишиной. Т.е., что-то вроде бы и говорится, но это не настоящий язык. Чего-то не достаёт в шуме - ведь он и не настоящее безмолвие. Когда шум вдруг замолкает, за ним не следует тишина, но наступает пауза, в которой шум сжимается с тем, чтобы разжаться уже с большей силой, когда его отпустят вновь.

Шум словно боится исчезнуть, он словно постоянно в движении, поскольку должен убеждать себя в собственном существовании. Он сам не верит в своё существование.

 Напротив, подлинное слово лишено подобного страха, даже если его не выражают в звуке: на самом деле его присутствие в тишине становится ещё более осязаемым.

Однако человек, превратившийся в придаток вербального шума, всё меньше верит в действительность собственного существования. Он вглядывается в своё изображение на тысячах картинок на экране и в иллюстрированных газетах, словно желая убедиться, что человек всё ещё существует,что он  всё ещё выглядит как человек.

Человек сегодня настолько лишён подлинности, что в комнате с большими зеркалами люди выглядят не по-настоящему, но так, словно вышли из этих зеркал. А когда гаснет свет, то кажется, что они проваливаются обратно в зеркала и исчезают в их темноте.

Но там, где всё ещё присутствует тишина, человек постоянно черпает жизненные силы из исходящего из неё слова и постоянно растворяется в безмолвии перед лицом Бога. Его бытие - это постоянное созидание в слове через Бога и растворение в тишине в присутствии Бога.

Сегодня же его существование - это всего лишь постоянное появление из словесного шума и постоянное же исчезновение в нём.

3

Язык настолько  обусловлен  своим истоком из Логоса, который есть ничто иное как порядок, что он не впускает в человеческий мир ничего, что лежало бы за пределами человеческого порядка. Язык - это укрытие человека. Многое демоническое выжидает момента, чтобы вторгнуться в человека и уничтожить его, но человек укрыт от соприкосновения с демоническим; на самом деле он даже и не замечает этого, т.к. оно не входит в язык: слово обороняет его от вторжения демонического. Но слово способно одерживать верх над злом только в том случае, если человек сохранил слово в его первозданном виде. Словесный же шум, ставший современным заменителем языка, прорван, и эта прореха открыта для вторжения демонических сил.