Макс Пикар - МИР ТИШИНЫ

• Название: МИР ТИШИНЫ
• Автор: Макс Пикар
• Жанр: Философия

В своей книге Макс Пикар (Max Picard), автор "Бегства от Бога", повествует о целебной силе Тишины - силе ненавязчивых, тихих вещей, способной вновь собрать воедино разрушенный мир; способной заполнить собою вульгарный мир шума и отчаяния и возвратить ему утраченные любовь и веру. В сегодняшнем мире - мире, лишённом тишины - человек уже не может восстановить свои силы, его единственной целью осталось одно только развитие. В мире без тишины он утратил ощущение радости, ибо ощущение это во всей своей глубине доступно лишь на родных просторах тишины. 

Вышедшая в 1919 году одна из ранних книг Пикара "Последний человек" произвела неизгладимое впечатление на его друга Райнера Рильке, и тот часто затем возвращался к ней. С тех пор по всей Европе за Пикаром закрепилась репутация человека, со всей решимостью посвятившего свою жизнь и мысль вере. Он - поэт, направивший свой дар на поиски причин прискорбного состояния, в котором пребывает наш мир сегодня, с тем, чтобы вселить в нас надежду.  

---

Что угодно может проникнуть в шум слов; что угодно может смешаться с ним - даже демоническое. Шум  сам по себе фактически является частью демонического.  

В шуме всё распространяется во все стороны. Антисемитизм, классовая борьба, национал-социализм, большевизм, литература - всё это распространяется во все стороны. Всё было уже до появления человека на сцене. Оно стоит в ожидании его. Все пределы и границы размываются, все стандарты рушатся. Подлинное слово устанавливает пределы. Словесный же шум преодолевает пределы, игнорируя их.

В мире вербального шума война легко может обрести "тотальный" характер, поскольку война способна с легкостью переступить через что угодно ради собственных нужд.

В таком вербальном шуме можно сказать всё, что захочется, и всё, что захочется, тут же перечеркнуть и опровергнуть. Фактически всё перечеркнуто уже до того, как было произнесено. Глупости, как и мудрости, высказываются лишь для поддержания равновесия, ибо самое главное - это общее звучание шума, а не то, из чего исходит данный шум. Произведен ли он добром или злом в расчёт не берётся. Таков механизм безответственности в действии.

В этом мире вербального шума, где одно проникает в другое, где всё пребывает во всём, человек лишён внешних и внутренних пределов. Всем всё доступно и все всё понимают. И кажется просто невозможным, что кто-нибудь (например Гёте) не понимает Гёльдерлина или кто-то (как Якоб Буркхардт) отчаянно сторонится Рембрандта (там, где присутствует подлинная личность, должен быть и предел этой личности: в этом заключается суть подлинных личностей). Но здесь - в мире словесного гама - все без исключения знают толк в Гёте и Гёльдерлине, Рембрандте и Якобе Буркхардте: всё всем доступно.

Таким образом в шуме содержится всё и всё может развиться из шума. Появление чего-либо более не связано с отдельным актом: актом решения или творческим актом. Всё случается автоматически: посредством чего-то вроде мимикрии шум производит то, что требуют обстоятельства текущего момента, и это навязывается человеку.

К примеру, если окружающий мир - нацистский, тогда шум генерирует нацистские идеи, и это происходит без ведома человека, без его сознательного акта решения в пользу нацизма.   Человек настолько сросся с окружающим его вербальным шумом, что даже не замечает, что навязывается ему.    

Шум перестаёт навязывать ему идеи нацизма, когда приходит новая ситуация, или же когда ему наскучивает доминирующая идея, и он меняет свою тональность - просто ради собственной перемены. Отношение человека к миру зависит от движения шума, а не от его воли. Человек больше не обитает в слове. Слово больше не критерий для человека в вопросах истины и любви: шум принимает решение за него. Шум превыше всего: человек - это всего лишь место для шума, пространство для заполнения им.  

Шум также больше и не предлог для действия: он уже часть действия и это делает его опасным.

В то же время подлинное слово исходит из Логоса. Оно подкрепляется непрерывностью и дисциплиной Логоса, и в своих движениях соотносится с Логосом, уносящим его на глубину прочь от горизонтального напора обычного шума. Поэтому действие, предпринимаемое человеком, восходит не непосредственно из слова, но с ещё большей глубины - из того места, где само слово взошло из Логоса. Поэтому действие приковано не к слову, но к более глубинному уровню - к Логосу. И поэтому подобное действие защищено от опасностей необузданной вольности.

Во всеобщем вербальном шуме сегодняшнего дня действия лишены прочной опоры, лишены пределов и контроля, поскольку они более не связаны прочно со словом. Фактически их накрыл царящий вокруг шум. Они исчезают в нём и подлинные действия прекращают своё существование.

Таким образом этот мир движется автоматически, производя при этом шум и действие. Он кажется преисполненным волшебства, ведь всё здесь свершается само собой, без вмешательства человека. И именно этот волшебный блеск вводит человека во искушение.

4

В мире вербального шума отдельным событиям не достаёт собственной отличительной особенности, той особенности, что могла бы стать их лицом - точно так, как у каждого отдельного человека есть собственное лицо.

C’est un des plus grands mystères qu’il y ait dans l’histoire et dansJa réalité, et naturellement aussi, naturellement donc l’ua donc de ceux su? qui l’on passe le plus aveuglement, le plus aisément, le plus inattentivement, le plus sans sauter, que cette espèce de différence absolue, qu'il y a dans le prix des événements. Que certains événements soient d’un certain prix, aient un certain prix, un prix propre. Que des événements différents du même ordre ou d’ordre voisins, ayant la même matière ou des matières du même ordre et de même valeur, aient pourtant des prix, des valeurs infiniment différentes: que chaque événement opérant une même matière, faisant devenir une même matière, sous une même forme, dans une même forme, que tout événement ait pourtant un prix propre, mystérieux, une force propre en soi, une valeur propre, mystérieuse . . . (Péguy) 

В мире вербального шума, события больше не отличаются друг от друга: шум обезличивает их. Именно поэтому сегодня события приобретают такой огромный размах; поэтому они поднимают свой крик на нас. Словно одно событие пытается выделиться из ряда других, производя при этом как можно больше шума, поскольку выделиться иначе оно уже не способно.

Недавно вышла книга "Год 1848 в Европе" - это собрание событий, описанных день за днём, в течение всего года. Многое случилось в 1848 году. Взбунтовались целые нации, пали короли, рабочие ощутили себя как никогда обездоленными, богачи как никогда подняли планку своих запросов, новые мировые державы - Италия и Германия - стали с трудом приобретать свои очертания, начались войны или, по крайней мере, повеяло духом войны, ни дня не прошло без ошеломительных новостей и весь мир был преисполнен новых событий - и, наверно, кому-то может  показаться, что тот переизбыток событий схож с той мешаниной событий, что мы наблюдаем сегодня. Но это не верно.

Всякое событие, имевшее место в 1848 году, чётко отличалось от любого другого, являясь очевидным и незаменимым никаким иным событием, будучи при этом наделённым собственной физиогномикой и уникальным содержанием. А самое главное - для возникновения каждого из них необходимо было особое усилие, и такие усилия прилагались на самом деле: абсолютно, уникально и своеобразно. То были полноценные события не только из-за вызываемого ими ажиотажа. Среда их существования создавалась самими этими событиями.

Сегодня всё иначе. Сначала появляется среда, а именно - вербальный шум; вот, что важно. Он притягивает к себе событие или, иными словами, он сотворяет из себя нечто, напоминающее событие. Но такое событие уже не является отдельным феноменом: это всего лишь сгусток, скопление шума и не более того. Это объясняет, почему все события похожи друг на друга, и почему они вызывают так мало интереса. Люди сегодня не интересуются политикой, поскольку события наскучили им. События легко забываются, и человеку не нужно даже прилагать усилий, чтобы забыть их: это делает за него шум.   

Не будь события растворены в шуме и если бы они были подлинными, то они не могли бы следовать так стремительно друг за другом. Ибо подлинному событию необходимо определённое время; существует взаимосвязь между подлинностью события и его длительностью. Подлинное событие черпает свою длительность из длительности времени. Когда событие больше не растянуто во времени, но возникает лишь на мгновение и тут же исчезает, оно становится фантомом.

Приблизительно до 1920 года события и предприятия ещё не были лишены подлинности: можно сказать, что вербальный шум ещё только омывал чётко различимые вещи. Такое перетекание шума уже становилось привычным, но ещё можно было различить ту разновидность литературы, вокруг которой шум устроил шумиху, а именно - экспрессионизм, и этот экспрессионизм пока ещё казался более важным, чем весь шум вокруг него. Ещё не размылось представление об "общественной разрядке";  хотя шум бурлил вокруг и накрывал с головою, правила политики пока ещё преобладали над царящим вокруг него словесным гулом.

Сегодня всё выглядит совершенно иначе. Уже не объект создаёт шум вокруг себя, как то было в давние времена, но на первый план вышел шум, который и извлекает объект. Его и объект уже не различить отчётливым образом. Вещи и их порядок потонули в одном общем шуме. Конечно, и сейчас люди говорят на разные политические и научные темы, но это всего лишь вехи в пространстве шума, точки, из которых темы, а за ними и человек, завлекаются во всеобщий шум, в котором затем и исчезают.

5

Шум слов уравнивает всё, он делает всё одинаковым: он - машина по уравниванию. Индивидуальность в прошлом. Каждый - всего лишь частица шума. Индивиду уже больше ничто не принадлежит. Всё словно влилось во всеобщий шум. Все претендуют на всё, поскольку никто в отдельности не обладает ничем. Массы взяли верх. Они - придаток шума и подобно шуму они то возникают, то исчезают; они заполняют собой всё и при этом неосязаемы: как будто есть, но как будто их и нет.