Брайан Кастнер - Долгая прогулка

• Название: Долгая прогулка
• Автор: Брайан Кастнер
• Издательство: Иностранная литература
• Жанр: Военное
• Год: 2014

В рубрике «Документальная проза» — главы из книги американца Брайана Кастнера «Долгая прогулка» с подзаголовком «Повесть о войне и о жизни по возвращению с войны». Автор служил командиром саперного подразделения ВВС США и описывает две свои командировки в Ирак в 2005–2006 гг. Сознание исполненного долга, солдатское братство и, вместе с тем, — тяжелая психическая травма, быть может, неисцелимая… Перевод Дмитрия Арша.

---

Не надо бояться сыпучего песка! — говорю я себе. Ты здесь потому, что ты этого хочешь. Потому что тебе нужно быть здесь. Это твой выбор. Люби то, что выбрал! Цени то, что у тебя есть! Потом, когда все кончится, тебе будет этого не хватать.

Как тебе нравятся разъятые на части дети?

Война дает ответ, не задумываясь.

— Можешь себе представить: нам платят за то, что мы колесим по стране и устраиваем взрывы. Как будто вся эта страна — огромный полигон для разрушений, — пустился в рассуждения Ходж — новичок, совсем недавно сошедший с трапа самолета. Разговор происходил в нашей столовой, когда мы, пообедав, курили и ели мороженое. Возмущенный голос Ходжа до сих пор стоит у меня в ушах.

— Могу, — ответил Кинер. Сам он перестал возмущаться в тот день, когда впервые наступил на фрагмент человеческого тела, который не смог распознать.

— Пойдемте, пока не сообщили об очередной заминированной легковушке, — проворчал я. Мы взяли свои подносы, сдали их судомойкам, вышли на улицу и увидели вдалеке над городом столб дыма. Это означало, что вызов поступит прежде, чем мы успеем добраться до нашего ангара.

Я сижу в крохотном кабинете моего первого психотерапевта в госпитале для ветеранов в Буффало. Женщина явно опечалена. И чем-то озабочена. У нее всегда озабоченный вид.

Я только что поведал ей о том, как ощущение Безумия захлестывает меня, когда я стою в очереди в кассу в Макдоналдсе. А также в аэропортах. Я всегда испытываю одиночество в аэропортах. Когда находишься в толпе незнакомых людей, хочется куда-то бежать…

Ощущение Безумия не проходит с того самого дня, когда я впервые почувствовал, что схожу с ума. Прошло уже четыре месяца. За все это время никаких улучшений — Безумие не отступает. Становится только хуже.

Моя докторша что-то записывает, слушая подробный рассказ о том, как я, будучи в командировке в Техасе, по дороге искал, где бы пообедать. «Триггеры»[21] — записывает она на желтовато-зеленой разлинованной странице блокнота со спиральным переплетом по верхнему краю. Что бы это значило? Не думаю, что она имеет в виду спусковой крючок автоматической винтовки, которую я постоянно ношу на груди и ремень которой плотно облегает мое правое плечо.

— Раньше у меня были сомнения, но теперь я знаю точно, — говорит докторша.

— Что вы знаете? — спрашиваю я, то скидывая, то надевая свои резиновые шлепанцы. У меня нехорошее предчувствие, что я знаю ответ.

— У вас ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство.

Черт. У меня действительно поехала крыша.

X. Рики

В нашей войне не было линии фронта. Линия фронта существует только там, где две противоборствующие армии стоят лицом к лицу на поле боя. Наша армия практически не стояла на месте — скорее мы плыли по бурному морю, пытаясь противостоять изменчивой морской стихии. Но иногда мы выходили на берег. Берегом для нас были ворота передовой оперативной базы — там я мог повернуть выключатель в нужное положение.

Вне территории базы опасность подстерегала нас повсюду — в городе, на шоссе, в вертолете. Доверять было нельзя ни улыбающемуся местному жителю, ни куче мусора, ни брошенному припаркованному автомобилю. Приходилось все время быть начеку: никогда не поворачиваться спиной к потенциальному источнику опасности, держать автомат на взводе, а палец на спусковом крючке.

Но стоило вернуться на базу и зайти в ангар, как ты сразу чувствовал, что твоя драгоценная голова снова находится под защитой шестидесятисантиметрового бетонного перекрытия и никакие шторма тебе не страшны. Можно было снять бронежилет, положить рядом автомат и вздохнуть свободнее. В солдатской столовой тебя ждал ужин, который можно взять с собой, а после ужина — сигарета и шутки у костра в компании братьев по оружию. На базе ты снова чувствовал себя в безопасности.

И так изо дня в день маятник качался из стороны в сторону. От опасности к безопасности. От безопасности к опасности. Чем больше за спиной накапливалось выполненных заданий, тем острее каждый раз становилось желание вернуться в ангар. Гибель любого солдата воспринималась как злой рок, но, если кто-то гробился за три недели, за две, за неделю до окончания командировки, это была настоящая трагедия. Наконец-то возвращение домой забрезжило на горизонте, и мы стали считать дни до того мгновения, когда все боевые задания, все выезды за пределы ПОБ и все опасные рейды останутся позади. Цель была одна: непременно вернуться домой — ведь каждому было ясно, что если в ангаре мы в безопасности, то дома будем в БЕЗОПАСНОСТИ.

Он гнал робота к взрывному устройству, тщательно замаскированному в куче бытового и строительного мусора на обочине продуваемого ветрами шоссе на южной окраине Киркука. Пик летней жары миновал, но температура упала лишь незначительно — будто духовку переключили из режима поджаривания на гриле в режим запекания, — то есть солнце еще палило вовсю. Пока Менгерсхаузен, не отрываясь от монитора, следил за движениями робота, я одним глазом поглядывал на толпу зевак, а другим — на охранявшую нас группу сопровождения.

— Эй, кончай на нас пялиться, следи за своим сектором! — крикнул я башенному стрелку на крыше ближайшего к нам «хамви».

Наши охранники были еще зеленые, необстрелянные — только недавно прилетели в Ирак. Они не знали, как в колонне сопровождения избежать попадания под обстрел, не умели патрулировать местность так, чтобы не подрываться на минах, а если им везло и они случайно натыкались на неразорвавшееся СВУ, то не могли толком объяснить, где оно находится. На поиски этого СВУ мы потратили час: для обследования участка дороги впереди пришлось вызвать вертолеты. Устройство было обнаружено в нескольких сотнях метров от места, на которое нам первоначально указали. У легких вертолетов «Кайова» уже заканчивалось горючее, и счет шел на минуты, когда они, наконец, зависли над взрывным устройством и сбросили вниз дымовые шашки. В трех метрах от земли вертолет накренился, пилот высунулся из кабины и выбросил в окно фиолетовую канистру; лопасти винта молотили знойный воздух окружавшей нас пустыни, едва не касаясь дорожного полотна.

К тому времени бригады пехотинцев, что вводила нас в курс дела, когда мы только прибыли в Ирак, повсюду ездила и летала с нами и защищала наши саперные команды на всех боевых заданиях, уже не было в стране: их командировка закончилась, они упаковали вещи и улетели домой. Теперь мы имели дело с новичками, и вид у паренька, выполнявшего обязанности башенного стрелка, был такой, будто его армейская служба началась сегодня утром. Мы же выполняли роль передаточного звена, помогая свежей смене принять эстафету и, неожиданно для себя, превратившись в стариков-ветеранов, наставляющих молодежь. Однако «молодежь» не очень-то прислушивалась к нашим советам: они, кажется, решили всему учиться на собственных ошибках. Потери среди них были велики, и чем больше ребят погибало, тем больше я падал духом. У меня не хватало ни времени, ни терпения прививать целой бригаде навыки выживания. Я, правда, не верил, что они чему-то научатся, экспериментируя под моим руководством, да и не хотел предоставлять им такую возможность. Пускай вертолетчики подчищают за ними хвосты — мы этого делать не будем. До возвращения домой осталось слишком мало времени, чтобы начинать возиться с новобранцами из групп сопровождения.

— Как только соберемся что-то взорвать, я тебя предупрежу, не волнуйся, — крикнул я стрелку вдогонку. — Высматривай злодеев, а об СВУ мы позаботимся!

Я почти сочувствовал новобранцам. Нам ведь тоже вскоре предстояло уехать. Им же придется расплачиваться за наши ошибки и ошибки тех, кого они сменили: за каждый случай, когда оцепляли и обыскивали дом ни в чем не повинных людей, за каждое сожженное поле мирного крестьянина, за каждый неоправданный арест с надеванием пластиковых наручников и каждую дорогу, обезображенную, точно лицо оспинами, воронками от снарядов. Но и мы в свое время дорого платили за необоснованные действия наших предшественников. За давние перестрелки и зачистки нам мстили, производя снарядоформирующие заряды и взрывая автомобили. Мы расплачивались за то, чего сами не совершали. К тому времени, когда я покидал Ирак, воинский контингент США находился там пять лет. Однако никто из нас не мог похвастаться пятилетним опытом службы — скорее это был пятикратно повторенный однолетний опыт. И все же иракцы упорно старались запомнить лицо прыщавого юнца, сидящего неподалеку от меня на крыше «хамви», и возненавидеть его, хотя он еще сидел за школьной партой, когда на Багдад упали первые крылатые ракеты.

— Скажи, Менгерсхаузен, ты уже определил тип главного заряда на конце провода для подачи команд?

— Да, это еще один самодельный «клеймор»[22].