Майкл Пэйлин - От полюса до полюса

• Название: От полюса до полюса
• Автор: Майкл Пэйлин
• Издательство: СЛОВО/SLOVO
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-387-00287

Майкл Пэлин — автор множества книг, ставших бестселлерами, артист, сценарист, документалист, знаменитый путешественник. Пэлин и его коллеги по съемочной группе ВВС уже не раз удивляли телезрителей и читателей широтой и смелостью своих замыслов. Однажды они задумали пройти (проехать, проплыть, пролететь) от Северного полюса к Южному, от «макушки» мира к его «дну». И им это удалось! Отважные и любознательные путешественники проложили свой маршрут в основном вдоль 30-го меридиана; между Арктикой и Антарктикой им пришлось преодолеть значительные территории Северной и Восточной Европы, Западной Азии, огромные пространства всей Восточной Африки, а «на десерт» — еще «кусочек» Южной Америки. Гренландия и Шпицберген, Норвежская Лапландия, Финляндия, Эстония, северо-запад России, Украина, Турция, острова Родос и Кипр, Египет, Судан, Эфиопия, Кения, Танзания, Замбия, Зимбабве, ЮАР, Чили — подобное невероятное путешествие останется в памяти его участников на всю жизнь.

---

День 8: От Лонгьирбюена до Тромсё

Свое путешествие на юг нам предстоит продолжить на транспортном корабле «Норсель», который отходит сегодня в норвежский город Тромсё, одновременно заправляя, «бункерируя», как здесь говорят, несколько рыбацких катеров по пути. Кают на борту немного, и путешествие окажется небыстрым (оценки сулят от пяти до семи дней на 600-мильный маршрут), однако нищему выбирать не приходится, а других кораблей в начале лета в Лонгьирбюене в ближайшее время не ожидают.

Мы прощаемся с людьми, сопровождавшими нас по Шпицбергену. Гейр ставит меня в известность о том, что также направляется в Тромсё уже через пару часов, но только самолетом, как делает всякий нормальный человек Я пытаюсь намекнуть на то, что у ненормального есть свои радости.

Кроме «Норселя» у причала нет ни единого корабля. Адвентфьорден, Рождественский фьорд, на котором расположен Лонгьирбюен, освободился ото льда всего неделю назад, и до прихода кораблей за углем остается еще месяц. Кораблик крепкий, разве что малость побитый, кажется красным почтовым ящиком на фоне серых строений порта и белых снежных плащей, укрывающих горы по ту сторону фьорда. Суденышко невелико, водоизмещение всего 550 т, и наши каюты более всего похожи на шкаф, однако под палубой тепло и необычайно уютно. Утром я разговаривал с журналисткой из свальбардской газеты, недоуменно приподнявшей бровь, узнав, что я намереваюсь попасть в Тромсё на корабле. «Здесь морю называют танцевальной площадкой дьявола». Я пересказываю эту точку зрения капитану Стейну Бьелгеруду, улыбающемуся отнюдь не самым обнадеживающим образом. Он объясняет мне, что «Норсель» обладает чрезвычайно большой осадкой в 8 м, а потому при полной загрузке почти весь корпус уходит под воду, делая кораблик еще более восприимчивым к продольной и бортовой качке.

— И мы сейчас действительно полностью загружены?

Улыбка его делается еще шире:

— О, да.

Хорошая новость состоит в том, что корпус набран из стальных пластин толщиной в 28 мм.

— Высший ледовый класс, — ободряет он меня. — Можем идти сквозь сплошной лед толщиной в 60 см.

— Итак, во льдах нам ничто не угрожает?

— Ну конечно. Если только корабль не слишком обледенеет снаружи. В подобном случае мы можем перевернуться.

Неприступной прочностью корпуса «Норселя» мы обязаны верфям Третьего рейха, ибо кораблик наш был заложен в Германии в 1943-м, но остался незаконченным и был передан норвежцам в 1947 г. С тех пор его использовали для охоты на тюленей, траления морских гребешков и в качестве экспедиционного судна.

Экипаж состоит из семи человек — капитана, первого помощника, шеф-инженера, кока и трех матросов. В данный момент они присматривают за разгрузкой явно годового для здешних мест запаса рулонов туалетной бумаги. Этот отнюдь не харизматичный корабль играет здесь жизненно важную роль. Капитан вспоминает, как однажды запоздал с грузом пива на борту:

— На всем острове оставалось только семнадцать банок. Парни встречали нас уже на причале.

Сразу после семи вечера под пронзительными лучами солнца мы отчаливаем из Шпицбергена, огибаем мыс, проходим мимо угольных эстакад и выходим на широкий простор, выводящий к Гренландскому морю.

Скоро наш путь преграждает стена серых облаков, и капитан объявляет, что предсказан шторм. Рубка его забита всякой электроникой, однако он предпочитает опустить одно из оконных стекол, высунуть голову наружу и посмотреть, что там делают птицы. Капитан скептически относится к предсказаниям метеорологов. Слишком быстро меняется в этих водах погода.

Капитан проложил курс на запад, чтобы обойти паковые льды у побережья, однако с запада надвигается и шторм. Учитывая, что в ближайшее время нам, возможно, будет не до еды, мы едим плотно — густую тушенку, сооруженную Антонием, невысоким бледным человечком в белых одеждах, похожим на встревоженного дантиста. Его норвежское происхождение вызывает у нас сомнение, и Роджер предполагает, что кок — русский.

— Вы — русский? — спрашивает он и тянется за очередной добавкой блюда.

Антоний коротко и резко трясет головой и отвечает:

— Поляк.

Оказывается, трое матросов также родом из Польши.

Позже на мостике капитан (норвежец) выражает обеспокоенность тем, что ветер поворачивает на запад скорее, чем он ожидал.

— Не к добру это, — бормочет он.

На противоположном конце мостика усатый шеф-инженер (также норвежец) читает книгу комиксов и не смеется.

День 9: Гренландское море

Ночь приносит с собой разнообразие. Крутая, то продольная, то бортовая качка время от времени сбрасывает на пол часы, книги и стаканы. Ровно и настойчиво гудит машина — постоянный фактор, к которому нам надлежит привыкнуть. Всякие шумовые затычки, заглушки и стабилизаторы качки в спецификации «Норселя» не предусмотрены.

На завтрак яичница с беконом. Фрейзер обеспокоен тем, что нас не учат пользоваться спасательной лодкой. Посреди ночи Роджер проснулся, обнаружив в своей каюте крупный экземпляр морехода. Его прислал капитан известить о том, что вблизи появились плавучие льды — на тот случай, если мы хотим поснимать их.

Кругом зима. Снег валит на палубу и взбудораженное море. Морские птицы — крачки, глупыши и моевки — присаживаются на заледенелую корму, чтобы после недолгой передышки продолжить свое скольжение над волнами.

Я спрашиваю у капитана, какова максимальная скорость нашего кораблика.

— Ну, — он основательно затягивается дымком, — без особого груза, в хорошую погоду да еще при попутном течении… десять узлов.

Я прикидываю, что нам потребуется тридцать часов, чтобы отойти от берегов Шпицбергена, а потом еще два дня, чтобы добраться до рыболовецких флотилий в Баренцевом море.

Ночью судно качает вдоль и поперек так сильно, что, лежа в своей койке, я испытываю не вполне приятное ощущение растяжки. Сперва все мое тело стремится выскользнуть наружу через ступни, через мгновение все оно устремляется к затылку. Засыпаю, стремясь понять, можно ли сконструировать машину, воспроизводящую подобный эффект.

День 10: Баренцево море

В 10 утра я проверяю наше местоположение по спутниковому навигатору — 75°47′ северной широты, 16°25' восточной долготы. Мы входим в Баренцево море, получившее свое имя от голландца, проплывшего здесь в 1596 г. Вода здесь мельче, но холоднее, ее питает скорее арктическое, чем атлантическое течение. Это означает, что поскольку мы направляемся на восток в богатые рыбой края, нам придется пробиваться сквозь постоянно утолщающееся ледяное поле. До сих пор льдины плавали как бы по отдельности, напоминая перевернутый стол или же плоскодонки, возвращающиеся домой после парада. Но теперь воздух становится холоднее, льдины вырастают в размерах, а полыньи между ними сужаются.

Стейн (правильно Стайн), как мы зовем теперь капитана, умело выбирает путь. У некоторых из этих десятифутовых платформ под водой имеются широкие и внушительные основания, способные нанести повреждение кораблю, если опрометчиво налететь на них. Идеальный способ преодолевать их, поясняет он, требует, чтобы нос наезжал на лед, который после этого уходил бы под киль и рушился под тяжестью корабля.

Когда мы оказываемся в самой гуще льда, Стейн вырубает машины, и наш отважный оператор отправляется с палубы на подходящую льдину. Мне лично кажется, что на этой стадии путешествия избавляться от него еще рано, однако глас мой остается неуслышанным. Вид одинокой фигуры Найджела, медленно удаляющейся от нас, наводит на грустные мысли, и я не сомневаюсь в том, что все мы отсняли больше кадров с его фигурой, чем он с нами. Непривычный скрежет льда о корпус продолжается почти весь день, но вот мы наконец выскакиваем на чистую, но бурную воду.

День 11: Баренцево море

Метели и шторма. Не то чтобы меня тошнит, но вид утреннего стола с яичницей, окороком, сосисками, йогуртом, майонезом, рыбной пастой в тюбиках, сыром, беконом, креветочным спредом и двумя разновидностями салата в пластиковых тубах заставляет немедленно отправиться на палубу. Здесь отчаянно холодно и сумрачно, но я согласно образцовым рекомендациям смотрю на горизонт, вдыхаю несколько глотков арктического воздуха, и мгновение дурноты проходит. Сегодня утром все скользит и ползает мимо, а случившийся 60-градусный крен выбрасывает все ящики из капитанского стола. Первым признаком того, что мы добрались до рыболовецких угодий, является рядок русских кормовых траулеров, мотающихся на волнах.

Я спрашиваю Стейна, заправляет ли он русских. Он качает головой:

— У них не бывает денег.

Всего в полутора неделях от полюса, и вот хорошая новость: мы уже почти достигли поставленной цели — 30° восточной долготы. Плохая же заключается в том, что мы проторчим здесь, как минимум, сорок восемь часов, поскольку все подлежащие бункеровке корабли находятся в радиусе 25 миль.