Рене де Пон-Жест - Жемчужная река

• Название: Жемчужная река
• Автор: Рене де Пон-Жест
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9533-3930-8

Таинственный незнакомец, странная кража и ужасное преступление открывают вереницу захватывающих событий, которыми насыщен роман из жизни Китая XIX века. Моряк и смелый авантюрист, обвинивший в плагиате самого Жюля Верна, французский писатель Рене де Пон-Жест (1830–1904) оставил интересные воспоминания о своих путешествиях в Индию и Китай, но наибольшую известность он получил как автор детективных и приключенческих романов.

---

— В последний раз предлагаю вам сознаться, — важно сказал Минг.

И на его толстом добродушном лице мелькнула искра жестокости.

— Мне не в чем признаваться. Да пощадит меня милосердный Будда, — твердо ответил ученый.

Не успел он сказать эти слова, как лицо его мертвенно побледнело, приняв синеватый трупный оттенок, а из стиснутых зубов вырвался долгий страдальческий стон.

Это палач сделал первый оборот винта. Железный обруч сжал виски несчастного, причиняя ему невыносимую боль.

Публика заревела от восторга, а европейцы с отвращением отвернулись; забыв о собственных страданиях, Лиу-Сиу сорвалась с места. Она хотела что-то сказать, но рыдания сжали ей горло.

— Сознаетесь ли вы в своем преступлении? — повторил мандарин задрожавшим от ярости голосом.

И-Тэ жестом ответил, что ему не в чем признаваться. Палач снова повернул винт — и внезапно лицо мученика страшно изменилось. Щеки его вдруг запали, точно он внезапно похудел; глаза выкатились из орбит и глянули диким безумием, а из-под страшно оскаленных мукой зубов и из раздувшихся ноздрей хлынула темная кровь.

— Пощадите, — простонала Лиу-Сиу, рыдая. — Пощадите, благородные судьи! Я сознаюсь.

Минг сделал знак — и железное кольцо, раскалывающее череп И-Тэ, разжалось. Окровавленный, искалеченный астроном упал в глубоком обмороке на носилки.

— Да. Да. Я сознаюсь, — продолжала, лихорадочно торопясь, Лиу-Сиу, боясь возобновления пытки и не отводя глаз от двоюродного брата. — Я во всем добровольно сознаюсь. Я убила мужа. Убейте меня, казните, но пощадите его, невинного.

Дикое безумное отчаяние удесятерило ее силы. Она совершенно перестала чувствовать боль и вырвала из тисков свои расплющенные ручки. Палач с трудом ее удерживал.

— Значит, вы сознаетесь, — довольно сказал председатель, поглаживая подбородок, когда заревевшая от восторга публика успокоилась.

— Да, да, сознаюсь, — с безумными глазами повторяла Лиу-Сиу.

— Как же вы совершили преступление? — продолжал Минг, не скрывая радости от такого неожиданного оборота.

— Не помню точно, — быстро, захлебываясь, говорила несчастная. — Я не любила жениха. Мы вышли в сад. Я нарочно попросила его выйти погулять. Потом… я заставила его выпить яд и ударила ножом… Потом я вернулась в спальню и легла спать. Служанки ничего не видели, потому что мы их отпустили.

— А как же очутился веер И-Тэ под телом вашего мужа?

— Веер… Ах да, я вспоминаю… И-Тэ забыл его у нас при последнем визите в Фун-Зи. Я спрятала его на память и никогда не расставалась с ним. Я его уронила, убегая…

— Значит, вы утверждаете, что И-Тэ не виновен, и вы самостоятельно совершили преступление, не имея сообщников.

— Да. Да. Сама, без чьей-либо помощи.

— Это неправда. Лжет она, лжет, — закричала в голос простоволосая женщина, прорываясь сквозь цепь солдат и бросаясь к Лиу-Сиу.

— Молчать! — скомандовал Минг. — Что это за женщина?

— Кто я, господин судья? — ответила неизвестная с горькой усмешкой. — Я — мать этой несчастной, которую вы мучите. Клянусь вам, что она говорит неправду. Разве вы не видите, что она сошла с ума? Разве она помнит, что говорит? Разве она похожа на убийцу? Дитя мое бесценное! Да разве она может отравить или зарезать? Будь прокляты те, кому приходит в голову такая гнусная блажь. Да поразит их Будда проказой и одинокой старостью!

Это относилось к Лингу, сильно взволнованному появлением мадам Лиу. Потому что принужденный присутствовать при пытке подсудимых старик чувствовал себя невольным виновником их страданий и спрашивал себя, действительно ли они — убийцы сына.

— Молчать! — сурово оборвал председатель, стараясь положить конец этой сцене. — Оставьте эту женщину возле дочери, и пусть все с почтением выслушают приговор.

Минг на мгновение умолк, пошептался со своими коллегами, быстро перелистал книгу законов и, помолчав, важно произнес:

— Мы, Минг Лон-ти, мандарин третьего класса, исполняя обязанности председателя Кантонского уголовного суда, допросив лиц, доставленных в суд в качестве обвиняемых по делу об убийстве Линг Та-ланга, и добившись полного сознания одной из обвиняемых, постановили: считать вину обоих обвиняемых доказанной и, применяя к ним законные нормы, предписываемые суду великим законодателем нашим, приговорить их обоих к смертной казни. Женщина, именуемая Лиу-Сиу, будет повешена, а мужчина, именуемый И-Тэ и упорно отрицающий свою вину, умрет медленной смертью. Приговор будет приведен в исполнение, когда император, наш божественный и всемогущий господин, изъявит на это свою мудрую волю. Стража, уведите осужденных, с коими надлежит обращаться до приведения приговора в исполнение так, как это предписывается законом и человеколюбием.

Публика выслушала приговор с равнодушием народов Востока, которые спокойно и безразлично относятся к смерти. Для публики зрелище было закончено. Ей было все равно, когда умрут осужденные. Даже приговор к медленной смерти ее не смутил, хотя эта необычайно жестокая казнь постепенно выходит из моды.

Осужденные вовсе не слыхали приговора. Лиу-Сиу билась в тяжелом истерическом припадке, судорожно рыдая и прижимаясь к матери, и мать не могла отвести глаза от ее раздавленных пальцев. А И-Тэ не приходил в сознание, несмотря на все усилия врача. Минутами казалось, что он уже мертв.

Зал опустел. Судьи и публика разошлись. Стража заперла входные двери. Мадам Лиу собиралась проводить свою дочь в тюрьму, как вдруг почувствовала, что кто-то осторожно трогает ее за плечо.

Она обернулась.

Молодой белокурый европеец стоял перед нею. Несмотря на горе, мадам Лиу испуганно отшатнулась. Но незнакомец улыбался так ласково и сердечно, что она немного успокоилась.

Это был молодой человек высокого роста с умным и энергичным лицом. Он не стал задавать ей праздных вопросов, а просто сказал на макайском наречии, понятном жителям Южного Китая и всех приморских провинций:

— Не падайте духом. Я был на заседании и так же, как и вы, уверен, что ваша дочь ни в чем не виновна.

— О, спасибо вам, спасибо, — ответила несчастная мать, сжимая руки. — Но что мне делать? Куда броситься?

— Я, по крайней мере, уверен, что не все потеряно. Не забудьте, что в вашем распоряжении целый месяц, потому что приговор будет послан на утверждение в Пекин. Приходите завтра утром в английскую факторию, спросите капитана Перкинса — и мы с вами постараемся найти убийцу. Даю вам честное слово.

— Да услышит вас небо, господин, — ответила мадам Лиу, с глазами, полными слез.

И, поддерживая под руки дочь, с лицом, засиявшим внезапной надеждой, повела Лиу-Сиу в тюрьму, где вдову убитого Линга никто не смел уже пытать, потому что китайские законы предписывают ласково обращаться с приговоренными к казни.

Глава XI. План капитана Перкинса

Все двадцать иностранных факторий расположены в единственном квартале, где китайское правительство разрешило селиться европейцам. Здесь они чувствовали себя почти как дома и не могли подвергнуться грубостям китайской полиции, но зато сильно болели желтой лихорадкой: местность была низкая, болотистая, да и ее китайское правительство уступило белым после двухсотлетней борьбы.

Раньше здесь было зловонное болото, тянувшееся узкой полосой вдоль берега Жемчужной реки. Поэтому кроме факторий, огромных зданий в новом стиле, с массой балконов и террас, окруженных пышными садами, в квартале было всего три улицы: Старокитайская, Новокитайская и Кабаний переулок.

На этих улицах были китайские магазины, но китайцы здесь не жили и на ночь возвращались в город.

Однако на этом крохотном пространстве заключались сделки на сотни миллионов долларов, несмотря на то что с открытием для иностранной торговли ряда северных портов Кантон утратил свое значение центра международной торговли.

Среди прочих факторий английская была самой крупной и богатой. Ее обширные склады и конторы имели собственные элеваторы и отдельную гавань на маленькой бухточке, куда впадали городские каналы, позади четырех огромных отелей с развевающимися на них британскими флагами.

На другой день после суда четверо европейцев сидели утром на террасе одного из этих отелей.

Густой тент защищал их от палящего солнца, а приподнятые занавески открывали роскошный вид. Но сидящих не интересовали виды. Они не искали глазами за изумрудной зеленью рисовых полей пестрых кровель кумирен. Не занимала их и Кантонская гавань с лодками, полными цветов, и сотнями судов под разными флагами.

Это был прежде всего наш вчерашний знакомый, капитан Перкинс, один из самых ловких контрабандистов, торгующих опиумом. Затем мсье Лаутерс, первый женевский часовщик, перебравшийся на Дальний Восток и разбогатевший благодаря привычке китайских франтов носить в кармане по две штуки часов. Рядом с ним сидела его супруга, хрупкая блондинка, вечно тоскующая по родине, и, наконец, сэр Артур Муррэй, эксцентричный англичанин, один из тех, что встречаются на всех концах земного шара, где есть опасная охота, древности, раскопки или же необычайно редкие товары.