Джон Фаулз - Дневники Фаулз

• Название: Дневники Фаулз
• Автор: Джон Фаулз
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-038781-6 (ООО "Изд-во АСТ") 978-5-9713-6116-9 (ООО "Изд-во "АСТ МОСКВА")

История жизненного и творческого пути Джона Фаулза, рассказанная им самим.

Странствия по Европе и страстная, трудная любовь к замужней женщине…

Ранние стихи, пьесы и рассказы…

Возвращение в Англию — и начало становления Фаулза как писателя…

Вот лишь немногое, о чем повествует первый том «Дневников» Джона Фаулза, книги, которую по достоинству оценили и самые авторитетные критики, и читатели.

---

Так закончилось это удивительное, полное открытий лето. Долгие каникулы на следующий год не уступали предыдущим. Вместе с Гаем Харди, другом по армии и Оксфорду, Джон отправился в орнитологическую экспедицию в фюльке Финнмарк (область Норвегии). Организатор экспедиции, Севернский фонд по изучению диких птиц, поставил перед ее участниками следующие задачи: отловить и доставить в заповедник фонда в Слимбридже несколько экземпляров малых белогрудых уток и выяснить, встречается ли там редкий вид гаги Стеллера. Ни одна из этих задач выполнена не была, однако недели, проведенные в арктической тундре и еловых лесах, дали будущему писателю не меньше материала, чем приключения прошлого лета на Средиземноморском побережье.

Одиноко стоящая ферма на севере фюльке Финнмарк произвела на него неизгладимое впечатление. «Ноатун» располагалась у реки Пасвик, вблизи границы с Россией, хозяйство на ней вел некий Шаанинг — он жил здесь постоянно, с женой, племянником и племянницей, на расстоянии нескольких десятков миль от другого человеческого жилья. «Великолепное место для подлинной трагедии, — записал тогда в дневнике Джон, — здесь есть нечто вечное и роковое, как у древних греков». Много лет спустя он обратился к этому своему опыту и создал образ Густава Ню-гора в «Волхве», образованного фермера, опекающего слепого и безумного брата-отшельника Хенрика, ждущего в дебрях леса встречи с Богом.

Эти следующие одно за другим два студенческих лета подарили Джону два прямо противоположных опыта: теплоту, культуру и цивилизацию Юга и ледяное безлюдье Крайнего Севера. Оба оставили след в характере Джона, ценившего как славные гуманистические достижения одного, так и целомудренную уединенность другого. «Ноатун» обладала для него опасной и неотразимой притягательностью острова Цирцеи. «Покой, покой и тишина, — писал он об этом месте. — Такой покой был, когда человек еще не существовал, никто не был здесь со дня сотворения мира. Это мир без человека. Иногда тишина здесь пугает — так было однажды, когда я возвращался в сумерках с рыбной ловли и вдруг почувствовал всю жуть этой тишины, олицетворявшей пустоту и бесчеловечность». Эти слова, написанные всего за несколько недель до начала ведения публикуемого здесь дневника, говорят о высокой чувствительности Джона; способный оценить крайности человеческого существования, он, однако, неоднократно делал попытки приспособиться к уютному «срединному» положению между ними. Ли-он-Си, где вырос Джон, на самом деле был очаровательным местечком неподалеку от Лондона, но чем больше молодой человек узнавал внешний мир, тем более удушающей казалась ему заурядная атмосфера этого городка.

Эти два лета помогли Джону открыть свое призвание. Главная тема первого тома дневников — его стремление стать писателем; не просто публикуемым писателем и даже не писателем, чьи книги становятся бестселлерами, не высоко чтимым критиками автором, а писателем, достигшим высшей планки по установленным им самим правилам. Дневники дают возможность проникнуть в глубину эмоциональных затрат, неизбежных при такой цели, да и вообще сопутствующих периоду ученичества.

Литературный успех пришел к нему не скоро, но огромная решимость и уверенность в своих силах дали Джону возможность благополучно миновать все сомнения, разочарования и трудности, неминуемые при такой задаче. В этой всепоглощающей страсти и напряжении, с каким он делал свою работу, было нечто героическое. В то время как другие писатели удовлетворялись тем, что взбирались на Парнас только в своем воображении, для Джона не было ничего необычного в том, чтобы преодолеть Аргивскую равнину и совершить восхождение на настоящие горы.

Дневники также показывают тесную связь между литературным вдохновением и событиями личной жизни. Ален-Фурнье, автор «Большого Мольна», одного из любимых романов Джона, однажды заметил, что как писатель он годится только на то, чтобы сочинять истории, которые впоследствии случаются с ним самим. Из дневников Джона видно, что он часто думал точно так же. В них описывается жизнь, которая проходит не в замке из слоновой кости, — драматических коллизий в ней более чем достаточно.

Решив не лукавить с собой, Джон вкладывает сердце во все, что его занимает: литературный труд, путешествие по незнакомой стране, любовное приключение. Одна из наиболее привлекательных сторон дневника, иногда сглаженная иронией и ощущением абсурдности происходящего, — полное, без всяких ограничений, погружение в жизнь. Писатель ни над чем не опускает завесу молчания, избегает всяческих компромиссов, — напротив, он вглядывается в жизнь острым, проницательным взглядом — безжалостно откровенный, когда дело касается своих или чужих промахов.

Это не означает, что он не подвержен заблуждениям. На самом деле его склонность к самообману и эмоциональная уязвимость добавляют горький привкус в процесс самоопределения, о чем и говорит дневник. Несмотря на многократно расширившееся за время пребывания в Оксфорде представление о жизни, автор дневника, пустившийся в плавание по времени, выглядит робким и застенчивым человеком, одиночество заставляет его остро переживать как презрение, так и любовь. Поразительна его чуткость к окружению. Молодой человек, год после Оксфорда преподававший во французском университете города Пуатье, все еще остается нерешительным и одиноким и, оказавшись на прекрасном греческом острове Спеце, переживает духовное возрождение, чем-то похожее на ту радость, что испытал будучи школьником, когда ему открылась красота Девоншира.

Этот покрытый пихтовыми лесами остров с его отмелями и видом на далекие Пелопоннесские горы стал для молодого человека еще одним обожаемым местом. Когда много лет спустя Джон впервые прочел «Большого Мольна», он, должно быть, испытал удивительное чувство сопричастности прочитанному: ведь история мальчика, который находит, а потом теряет волшебный мир, не раз была и его историей.

В дневнике Джон пишет о нескольких таких местах. На остров Спеце он прибывает, чтобы преподавать в престижной школе Анаргироса и Коргиаленеоса, однако больше всего ему нравится бродить, подобно Робинзону, по острову и радоваться, что он обрел «такую драгоценность, Остров сокровищ, истинный рай».

Завершив учебный год, Джон отправляется в путешествие по Испании в компании французских студентов, знакомых ему еще по Пуатье, и страстно влюбляется в Моник, девушку из их группы. Он считал, что в ней «есть все, чтобы стать совершенной женщиной», — пусть она и слишком идеальная, чтобы преуспеть в жизни. В девушке Джон видел «отблеск иного мира» и так и не открыл ей своих чувств. В то время как автобус вез их по выжженным солнцем равнинам, переваливал через высокие горы, Джон страдал, сознавая, насколько недостижима его мечта; околдованный этой princesse lointaine[4], он не мог по достоинству оценить величественные соборы и мавританские дворцы Испании.

Из поездки он вернулся, чувствуя себя «еще более одиноким, чем когда-либо». Однако на втором году преподавательской деятельности его начинает неудержимо тянуть к Элизабет, жене нового учителя английского языка. Он внушает себе, что ему нельзя к ней привязываться: «Остров — наихудшее место для возникновения любовного треугольника». Но от судьбы не уйдешь.

Уже в Англии, после многих треволнений, треугольник наконец перестает существовать, но до конца дневника остается ощущение, что Джон продолжает скитаться, в его жизни возникают новые дорогие места; и только будучи уже известным писателем, он поселяется в Лайм-Риджисе, городке на южном побережье, где живет вот уже сорок лет.

Учитывая прямой и бесхитростный характер этого дневника, важно подчеркнуть, что между оценкой Джоном ситуации или человека и объективной реальностью часто зияет пропасть. В дневник заносишь вещи, которые не осмеливаешься произнести вслух, где позволяешь излиться своему гневу, чувству неудовлетворенности и предубеждениям, какими бы неразумными они ни были.

При редактуре дневника самым главным для меня было сохранить уважение к этой свободе мысли. Я сознательно не подвергал записи никакой цензуре, однако не мог не испытывать сомнений по поводу многих мест, которые могли огорошить людей, и подумал, что надо предоставить право самому Джону решать, не стоит ли снять некоторые его комментарии.

В результате наших бесед стало ясно, что он сожалеет о многих своих суждениях, однако считает, что раз уж он их высказал, то какими бы глупыми, неправильными и обидными они сейчас ни казались, если их выбросить, дневник утратит живое начало: ведь он отражает его прошлые чувства.

Решение оставить все как есть, несмотря на то что некоторые записи могли больно ранить его ближайших друзей — ведь именно они были самой удобной и доступной мишенью, — проистекает из его топкого писательского чутья. Стоит процитировать кое-что из самого дневника, чтобы показать, как важен для Джона принцип полного соблюдения правды. Влюбившись в свою первую жену, Элизабет, он вскоре делает следующую запись: «Она попросила ничего не писать о ней в дневнике. Но я люблю ее так сильно, что не могу не писать». И делает такой вывод: «Если я что-то и предавал, то этот дневник — никогда». Так же он думает и по прошествии пятидесяти лет.