Константин Бадигин - Три зимовки во льдах Арктики

• Название: Три зимовки во льдах Арктики
• Автор: Константин Бадигин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1950

О работе и жизни советских моряков за время трех долгих полярных зимовок в дрейфующих льдах рассказывает книга К. С. Бадигина - капитана корабля.

---

- Ручаюсь за точность до полукабельтова...

Вычисления подтверждали, что «Седов» в 13 часов 24 минуты 17 февраля 1939 года находился точно на 85°56',7 северной широты и 120° 13' восточной долготы. Рекорд «Фрама», поставленный им 15 ноября 1895 года, - 85°55',5 северной широты. Следовательно, с этой минуты первенство в проникновении к высоким широтам перешло к «Седову».

Все будничные дела были отставлены. Услышав долгожданную новость, люди быстро сбежались в кают-компанию. Я сообщил координаты, напомнил историю дрейфа «Фрама», сравнил этот дрейф с нашим, поздравил экипаж с победой и в заключение оказал:

- А теперь, товарищи, прошу с карабинами к государственному флагу. Ознаменуем наш рекорд торжественным салютом...

Несколько минут спустя все пятнадцать зимовщиков собрались на корме. Изношенный, немного полинявший от снежных бурь и штормов, но по-прежнему гордый и величественный стяг СССР дрогнул и пополз вверх. Когда он поднялся и ветер заколыхал его широкое полотнище, я подал сигнал. Раздался дружный залп, эхо которого подхватили льды. Загремело «ура». Потом новый залп огласил ледяную пустыню. Пять раз прогремел в морозном воздухе боевой салют. Облачко сизого порохового дыма окутало кормовой флаг. И, словно откликаясь на наш салют, звездное небо опоясалось трехъярусной зеленоватой лентой полярного сияния...

Государственный флаг СССР

19 февраля из Москвы прибыла коротенькая радиограмма, подписанная руководством Главсевморпути. В ней было сказано:

«Ваша телеграмма, адресованная товарищам Сталину и Молотову, вчера опубликована в „Правде“. Правительство удовлетворило ходатайство об оставлении всего состава экспедиции на борту „Седова“ до окончания ледового дрейфа. Горячо поздравляем с оказанным вам доверием. Твердо уверены, что ваши научные работы будут достойным продолжением работ экспедиции „Северный полюс“. Желаем бодрости, настойчивости и упорства в борьбе с ледовой стихией...»

Как раз в этот день мы отметили годовщину завершения экспедиции «Северный полюс» и слушали радиопередачу из Москвы, посвященную этой дате. У микрофона выступали работники Главсевморпути, летчики, моряки. Каждый из них приветствовал наше решение остаться на «Седове» до конца дрейфа.

Все это ободряло и поддерживало нас. И когда очередное астрономическое определение показало, что мы пересекли 86-ю параллель, на корабле царил всеобщий подъем. Теперь, после некоторой задержки, наше движение на север ускорилось, и каждые сутки мы продвигались вместе со льдами на 0,5-1 милю. Люди сознавали, что именно теперь, когда рекорд «Фрама» побит и мы находимся так близко к полюсу, начинается самый интересный период дрейфа. Никто не жалел о своем согласии остаться на корабле. Никто не оглядывался назад. Все помыслы наши были устремлены в будущее. В его туманной мгле мы силились прочесть, что готовит нам завтрашний день.

Мобилизация резервов

Оставаясь на корабле до конца дрейфа, мы прекрасно учитывали все трудности, которые неизбежно должны были возникнуть в связи с отменой воздушной экспедиции. Теперь уже не приходилось рассчитывать ни на присылку мощной мотопомпы, ни на замену изношенных частей радиостанции, ни на пополнение наших аварийных запасов легкими и удобными для переноски концентратами.

Конечно, по первому нашему требованию Москва выслала бы к нам звено мощных самолетов со всем необходимым. Но ведь такой полет, направленный к высоким широтам, был бы крайне трудным и опасным, тем более что в районе дрейфа «Седова» не прекращались подвижки льда. Зачем же подвергать риску жизнь наших летчиков и прекрасные летательные аппараты, если уже решен основной вопрос - о личном составе корабля? Не проще ли пойти по другому пути - учесть и мобилизовать все резервы снаряжения, продовольствия, оборудования, имеющиеся в нашем распоряжении?

И мы избрали этот второй путь.

Никто не мог бы предсказать, как долго еще «Седов» пробудет во льдах. В распоряжении науки был один фактический пример - дрейф «Фрама». Корабль Нансена пробыл среди льдов около трех лет, его дрейф начался в сентябре 1893 года и закончился в августе 1896 года.

Правда, мы двигались быстрее, чем Нансен и его спутники. Но в то же время «Седов» был унесен ветрами значительно дальше на север, нежели «Фрам». Как раз в эти февральские дни льды, преодолев какое-то загадочное препятствие, мешавшее нам двигаться на север, значительно ускорили свой бег, и теперь мы продвигались к полюсу со скоростью 2-3 миль в сутки, быстро приближаясь к 87-й параллели. Менее 500 километров отделяло нас от полюса.

«Фраму», дрейфовавшему гораздо южнее «Седова», удалось выйти из льдов на меридиане Шпицбергена. Нам же, по всей вероятности, предстояло более далекое путешествие. Можно было ожидать, что «Седов» в какой-то мере повторит путь дрейфующей станции «Северный полюс» и закончит свой дрейф лишь в Гренландском море.

Вот почему мы решили так распределить наши жизненные запасы по времени, чтобы их хватило нам, по крайней мере, еще на 18 месяцев - до осени 1940 года: лучше привезти остаток продовольствия и снаряжения в порт, нежели в самый трудный момент остаться без всяких жизненных запасов.

Конечно, решить такую задачу было нелегко. Но все же она была вполне реальна, - в трюмах «Седова» все еще оставались большие запасы. Надо было лишь тщательно просмотреть их, отобрать то, что уже пришло в негодности; откинуть некоторый процент на порчу и на износ, принять все меры к сбережению остального и ввести самый строгий и жесткий режим расходования продуктов, топлива, снаряжения.

И вот мобилизация резервов началась. Приказом по кораблю было создано несколько комиссий, которым было поручено выполнить большую работу - просмотреть все ящики и бочки, хранящиеся в обмерзших трюмах, проверить продукты, свежесть которых вызывала сомнения, вскрыть все грузы, находившиеся на борту судна, и узнать, что из них может нам пригодиться, проверить наличие белья, спецодежды и меховой одежды, определить с точностью до одного килограмма количество горючего, остающегося в нашем распоряжении, выяснить состояние научного оборудования. Всю эту кропотливую и трудоемкую работу следовало выполнить в декадный срок: уже наступило светлое время, и надо было спешить с организацией летних научных наблюдений и судового ремонта.

За работу принялись четыре комиссии. В первую очередь были проверены запасы горючих материалов.

Мы располагали весьма скромными запасами угля и керосина и поэтому расходовали их крайне скупо. Всеволод Алферов, ведавший на корабле распределением топлива, отвешивал уголь и керосин с большой точностью, сберегая каждый килограмм горючего. У меня до сих пор хранится целая стопа тщательно написанных сводок Алферова, которые он аккуратно вручал мне каждую декаду, - контроль над расходом горючего я оставил за собой. Мы хотели не только обеспечить себя топливом до конца дрейфа, но и сохранить неприкосновенный запас угля и смазочных материалов на случай самостоятельного выхода «Седова» изо льдов. Забегая вперед, замечу, что, как ни трудна была эта задача, мы ее разрешили: когда год спустя к нам подошел ледокол «И. Сталин», «Седов» приветствовал его гудком, - в котлах был поднят пар, машина приготовлена к действию, в бункерах оставался запас топлива, которого хватило бы на 36 часов хода.

Долго копалась придирчивая комиссия в угольных трюмах, открывала бочки с керосином и маслом, измеряла в них уровень горючего, пересчитывала мешки с углем в аварийных базах, что-то записывала и вычисляла. Акт № 1, подписанный комиссией, гласил:

«Мы, нижеподписавшиеся: старший механик л/п „Г. Седов“ Трофимов Д. Г., старший помощник капитана Ефремов А. Г., 2-й механик Токарев С. Д., 3-й механик Алферов В. С, боцман Буторин Д. П. и машинист 1-го класса Недзвецкий И. М., составили настоящий акт о том, что сего числа согласно распоряжению капитана л/п „Г. Седов“ тов. Бадигина К. С. нами произведена проверка наличия угля, жидкого горючего и смазочного материала по машинной части, причем в наличии на судне и в аварийном запасе на льду оказалось: угля каменного 75 тонн, нефти 220 кг, бензина 4057 кг, керосина 1800 кг, авиамасла 180 кг, цилиндрового масла 100 кг, машинного масла 780 кг, моторного масла 340 кг...»

Целыми днями из трюмов корабля доносился грохот, скрип вскрываемых ящиков и перекличка знакомых голосов. Иногда слышались веселые голоса, но бывало - и проклятия. По этим вариантам можно было безошибочно угадывать результаты обследования очередного ящика.

Там, в трюмах, при свете фонарей трудились сразу две комиссии. Соболевский, Бекасов и Буторин проверяли состояние продовольственных запасов, а Буйницкий, Токарев и Шарыпов обследовали остальные грузы.

Наибольший интерес вызывала у нас деятельность второй комиссии: мы возлагали большие надежды на нее. Уже полтора-два года груды ящиков, заполненных грузами, принадлежавшими различным экспедициям, лежали почти без пользы в трюмах «Седова». Среди них наверняка было много таких вещей, в которых наш экипаж ощущал самую острую нужду. Теперь, когда было решено продержаться на корабле до конца дрейфа без получения поддержки извне, надо было использовать все, что было на корабле, в том числе и имущество, принадлежавшее экспедициям. Мы справедливо полагали, что их владельцам легче раздобыть эти вещи, нежели нам.