Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

• Название: Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Прочие приключения

Книга о похождениях неграмотного, неумытого, вечно голодного, но неунывающего и находчивого мальчишки с золотым сердцем, друга Тома Сойера — Гекльберри Финна, которому во всех испытаниях удается сохранить душевное благородство и справиться с самыми трудными ситуациями. В романе писатель поднял очень важные вопросы жизни американского общества прошлого века.

---

— Если кто-нибудь вздумает в другой раз бродить около блокгауза, разбуди меня непременно, слышишь ты? Он приходил, наверное, с недобрым умыслом. Следовало бы его пристрелить. Смотри же, в следующий раз разбуди меня непременно!

Затем отец снова улегся и заснул, но его слова пода ли мне как раз ту мысль, которой мне недоставало: я сознавал теперь возможность устроиться так, что никому не придет в голову меня разыскивать. Около полудня мы с отцом вышли опять из блокгауза и направились вдоль берега; вода в реке быстро прибывала и несла с собой много лесных материалов. Между прочим, в на шу сторону направлялся обрывок бревенчатого плота из девяти связанных друг с другом бревен; мы пустились за ним на папашиной лодке, пригнали его к берегу, а затем пообедали. Другой человек на месте папаши обо ждал бы еще денек и попытался бы наловить побольше бревен, но такой образ действий был не во вкусе моего родителя; для него было достаточно и девяти бревен на один раз. Он должен был немедленно плыть в город и продать их там. Поэтому он запер меня на замок, сел в свою лодку и отплыл, примерно так в половине четвертого пополудни, ведя за собою на буксире плот. Я думал, что он навряд ли вернется до следующего утра, и, обождав, чтобы он отъехал на приличное расстояние, вытащил спрятанную мною пилу и принялся допиливать законченное почти отверстие в блокгаузе. Прежде чем папаша успел переехать через реку, я вылез уже из проделанной мною дыры. Он и его плот виднелись еще вдали на воде в виде маленького, едва заметного пятнышка.

Взяв мешок с маисовой мукой, я отнес его к бухте, где спрятан был мною челн; раздвинув ветви и лозняк, я уложил его туда. Затем я поступил таким же образом с окороком ветчины и кувшином с водкою; забрал весь имевшийся у папаши запас кофе и сахара, пороху, пуль и материала для пыжей. Кроме того, я прихватил ведро и флягу, жестяную миску и черпак, старую свою иглу, два одеяла, чугунный котелок, кофейник, удочки, спички и тому подобное, одним словом, все, что имело ценность хотя бы одного цента. Таким образом, блокгауз был совершенно пуст; топор оказался бы мне очень полезен, но в блокгаузе его не было: единственный топор, имевшийся у отца, был спрятан в штабеле дров, и я, на основании высших соображений, решился не брать его с собою. В заключение я отнес в свою лодку ружье, и таким образом у меня все было в должном порядке.

Пролезая многократно сквозь пропиленное отверстие и протаскивая сквозь него такую массу вещей, я оставил около него слишком заметные следы. Надо было скрыть их по возможности лучше, что я и сделал, тщательно разровняв песок и прикрыв им опилки. За тем я вставил выпиленный кусок бревна обратно на место, засунул под него три камешка, так как бревно было немножко кривое и не касалось земли, и опять подровнял песочек. С расстояния полутора или двух аршин человек, не знавший, что из бревна выпилен ку сок, ни за что не мог бы этого приметить; кроме того, дыра находилась в задней стене блокгауза, и вряд ли можно было ожидать, чтобы кто-нибудь стал осматривать ее сколько-нибудь тщательно. Я шел к своему чел ну каждый раз окольным путем, по тропинке, а затем спускался с нашей пристани в воду и пробирался по мелкому месту вдоль берега, не оставляя после себя ни каких следов. На всякий случай я прошелся еще раз этим путем и, остановившись на берегу, окинул тщательным взглядом реку. Не заметив ничего подозрительного, я взял из лодки ружье и ушел в лес с намерением поохотиться за кое-какими птицами, когда мне попался навстречу дикий поросенок. Свиньи, которым удается бежать с ферм в прериях, быстро дичают в наших местах. Застрелив поросенка, я принес его в блокгауз, захватив по дороге топор. С помощью этого топора я выломал двери блокгауза, причем беспощадно их из рубил и расколотил; притащив поросенка в блокгауз чуть не к самому столу, находившемуся у задней стены, я надрубил ему топором горло и положил его наземь для того, чтобы он там хорошенько истек кровью. Я употребил слово «наземь» потому, что дощатого пола в нашем блокгаузе не было, а его место занимала плотно утрамбованная земля. Взяв затем старый мешок, я положил туда парочку больших камней, весивших как раз столько, сколько я мог утащить, проволок мешок от того места, где лежал поросенок, до дверей и оттуда через лес до берега реки и там утопил его на глубоком месте. Нетрудно было заметить, что по земле что-то такое протащили. Я жалел, что не было со мною Тома Сойера, так как знал, что он непременно заинтересовался бы таким предприятием и изукрасил бы его гениальными изобретениями своей собственной фантазии. Навряд ли кто-нибудь мог сравниться с Томом Сойером по этой части.

В заключение я вырвал у себя из головы несколько волос, старательно окровянил топор, приклеил волосы кровью к его обуху и забросил топор в угол; затем по добрал поросенка, обхватил его полами своей куртки и прижал к своей груди для того, чтобы он не мог по нечаянности упасть. Таким образом я осторожно отнес его к реке на изрядное расстояние от дома вниз по течению, а затем бросил в воду. Тут пришла мне в голову новая блестящая мысль: я вынул из лодки мешок с мукой и отнес его назад в блокгауз. Поставив мешок на место, где он обыкновенно стоял, я прорвал у него на дне дыру пилою. Необходимо заметить, что у нас в блокгаузе не было ножей и вилок, так как папаша при приготовлении обеда и потреблении такового пользовался исключительно лишь своим большим складным ножом. Затем я протащил мешок шагов на сто по траве и сквозь лозняк, на восток от дома, к мелководному озеру миль в пять шириною, изобиловавшему камышом, а в это время года также утками. Из озера выходила с противоположной стороны речка, или проток, который впадал, разумеется, куда-то, но только не в на шу реку. Мука, просыпаясь помаленьку из дыры, образовала маленькую дорожку, которая вела к озеру; я бросил возле этой дорожки точильный брус моего отца в надежде, что его найдут оброненным как бы случайно. Завязав потом дыру веревкой, чтобы мука не могла более из него высыпаться, я отнес мешок и пилу назад в свой челн.

К этому времени уже стемнело, а потому я спустился в челне вниз по реке и остановил его под ивами, нависшими над водой, в ожидании, пока взойдет месяц. Для большей безопасности я привязал челн к стволу одной из ив, немножко закусил и улегся на дне челна, чтобы выкурить трубку и разработать план дальнейших действий. Я рассуждал сам с собою, что прежде всего, разумеется, пойдут по следу, оставленному мешком с камнями, до берега и начнут разыскивать мой труп; по том, без сомнения, доберутся по мучной дорожке до озера и примутся тщательно исследовать проток, который вытекает оттуда, в надежде найти разбойников, которые убили меня и ограбили блокгауз. Убедившись в моей смерти, никто не станет отыскивать меня в реке; разыскивать мой труп тоже никто не станет, а потому в самом непродолжительном времени оставят меня в покое. Ну и прекрасно! Я, значит, могу устроиться на жительство, где мне угодно. Джексонов остров будет для меня отличным пристанищем: я знаю его, как свои пять пальцев, и, кроме того, его никто никогда не посещает. Оттуда я могу переправляться ночью на лодке в город и запасаться там необходимыми для меня пред метами. Да, остров Джексона — самое подходящее для меня место.

Я порядком устал, а потому, придя к упомянутому решению, немедленно же заснул. Проснувшись, я не мог в первые минуты выяснить, где именно нахожусь. Я даже немного испугался и, усевшись в челне, начал тревожно оглядываться кругом, но вскоре вспомнил все, что требовалось, чтобы дать себе ясный отчет в положении дел. С того места, где я находился, можно было проследить на несколько миль течение реки; месяц светил так ярко, что я мог бы сосчитать все бревна, бесшумно скользившие, словно черные тени, в нескольких шагах от берега. Всюду стояла мертвая тишина; очевидно, что было уже очень поздно. Вдохнув в себя воздух, можно было чувствовать это по запаху: каждый, кому случалось бывать в наших местах, без сомнения, поймет, что я хочу этим сказать, а потому меня не особенно тревожит незнание совершенно правильных выражений для моей мысли.

Зевнув хорошенько, я потянулся, чтобы расправить свои члены, но только лишь собрался отвязать лодку и пуститься в путь, когда до меня донесся раздававшийся на воде шум. Тщательно прислушиваясь, я не замедлил выяснить себе его причину: это был глухой, равномерный стук весел, работавших в уключинах. Его можно было расслышать лишь благодаря полной тишине, царившей кругом. Выглянув из-под завесы ивовых ветвей, я действительно увидел вдали лодку, плывшую через реку, направлявшуюся к тому берегу, у которого я находился. Сколько именно было там людей, я не мог различить. Лодка постепенно приближалась, и когда на конец поравнялась со мною, я убедился, что в ней си дел всего лишь один человек. Я сейчас же решил, что это, быть может, папаша, хотя и не рассчитывал, что он вернется так рано. Лодку снесло ниже меня по течению, а затем, идя вдоль берега, она начала опять подниматься вверх, пользуясь тем, что у самого берега течение почти незаметно. Она прошла так близко от меня, что, протянув ружье, я мог бы дотронуться до человека, который ею управлял. Это был действительно мой отец, и к тому же совершенно трезвый; я заключил это из того, как он работал веслами.