Марк Твен - Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)

• Название: Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт)
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Прочие приключения

Книга о похождениях неграмотного, неумытого, вечно голодного, но неунывающего и находчивого мальчишки с золотым сердцем, друга Тома Сойера — Гекльберри Финна, которому во всех испытаниях удается сохранить душевное благородство и справиться с самыми трудными ситуациями. В романе писатель поднял очень важные вопросы жизни американского общества прошлого века.

---

— Поглядывайте, однако, за крысами! Вам лучше будет держать свинчатку в подоле, чтобы она была у вас под рукой. — С этими словами она бросила мне свинцовый прут в подол, а я проворно стиснул его ногами. После того она поговорила со мной еще минутку, а затем, взяв у меня нитки, взглянула мне прямо в лицо и спросила меня шутливым тоном:

— Ну, моя душечка, скажи мне теперь серьезно твое настоящее имя?

— Как! Что вы говорите, сударыня!

— Я хочу знать настоящее твое имя. Как тебя зовут: Билл, Том, Боб или, быть может, как-нибудь иначе?

Я дрожал, как осиновый лист, и не знал хорошенько, что мне делать. На всякий случай я возразил:

— Ах, сударыня! Зачем вы так смеетесь над бедной девочкой! Мне это даже обидно. Если я вам мешаю, то сейчас же уйду.

— Нет, ты не уйдешь! Садись и оставайся здесь! Я тебя не обижу и не намерена тебя выдавать! Будь со мною только совершенно откровенен: я сохраню твою тайну и, кроме того, тебе помогу. В случае надобности тебе поможет и мой муж. Я как нельзя лучше догадываюсь, что ты работник, сбежавший от своего хозяина, и, признаться, не вижу в этом ничего дурного. С тобою дурно обходились, и ты навострил лыжи. Клянусь Богом, дитя мое, я тебя не выдам! Будь паинькой и расскажи все как было!

Я объяснил хозяйке, что готов рассказать ей сущую правду, ничего не скрывая, но с тем, что и она, в свою очередь, должна сдержать слово. После такого вступления я сообщил ей, что отец и мать у меня умерли, а затем мировой судья отдал меня в работники из-за хлеба к одному старику-фермеру, скряге и не годяю, который живет в провинции, милях в тридцати от берега реки. Старик обращался со мною так дурно, что я чувствовал себя не в силах выносить этого долее. Воспользовавшись тем, что он уехал денька на два, я убежал от него, позаимствовав старое платье его дочери и выброшенную на чердак шляпу. Мне пришлось потратить три ночи, чтобы пройти эти тридцать миль. Я шел по ночам, а днем прятался и спал. Хлеба и ветчины, захваченных мною в котомку, хватило мне на всю дорогу, так что я и теперь еще вовсе не голоден. Я присовокупил, что рассчитываю на своего дядюшку Абнера Мура, который, наверное, приютит меня у себя. Это и заставило меня явиться прямо в Гошен.

— В Гошен! Да ведь это вовсе не Гошен, дитя мое! Это С.-Питерсбург. Гошен находится в десяти милях дальше, вверх по течению. Кто вам сказал, что это Гошен?

— Человек, с которым я встретился сегодня утром на рассвете, как раз в то время, когда собирался идти в лес, чтобы выспаться. Он говорил, что там, где дорога будет расходиться надвое, я должен держаться правой руки и через пять миль дойду до Гошена.

— Должно быть, он был пьян, так как направил тебя совсем не туда, куда следовало.

— Положим, что он показался и мне как будто навеселе; но теперь ничего уже не поделаешь. Мне пора тронуться в путь, так как я хотел бы добраться к рассвету до Гошена.

— Погоди минутку, я дам тебе кое-что закусить. В дороге это может тебе пригодиться.

Угостив меня остатками обеда, она спросила:

— Когда лежащая корова встает, какой стороной она подымается? Отвечай скорее, не задумываясь!

— Задней стороной, сударыня.

— Ну, а лошадь?

— Передним концом, сударыня.

— С какой стороны дерево больше обрастает мхом?

— С северной!

— Если пятнадцать коров пасутся на склоне холма, сколько из них едят, держа голову в одинаковом на правлении?

— Все пятнадцать, сударыня!

— Ну, ладно! Вижу теперь, что ты и в самом деле жил в провинции, а то я думала, что опять меня надуваешь. Как тебя в самом деле зовут?

— Джордж Петерс, сударыня.

— Старайся не забывать этого, Джордж, а то, чего доброго, ты по нечаянности назовешь себя перед ухо дом отсюда Александром и, когда я тебя уличу в забывчивости, дашь себе двойное имя Джордж-Александр. Советую тебе также не щеголять перед женщинами в этом старом плаще. Ты слишком плохо играешь роль девочки, хотя мужчину, быть может, еще и одурачишь; заметь себе, дитя мое, что когда вдеваешь нитку в иглу, не следует держать нитку неподвижно и насаживать иголку на нее. Напротив того, держи неподвижно иголку и вдевай нитку в ее ушко. Так всегда делаем мы, женщины; мужчины же поступают обыкновенно наоборот. Если ты, в роли девочки, хочешь бросить чем-нибудь, например в крысу, тебе надо подняться на цыпочки, занести руку над головой со всей возможной для тебя неловкостью и промахнуться по крайней мере ар шина на три в сторону. Когда ты бросаешь, рука у тебя должна остаться выпрямленной от самого плеча, совершенно так, как если бы она поворачивалась там на шарнире; так всегда делают девочки. Напротив того, мальчишка поворачивает всегда при этом руку в кисти и локте, занося ее не вверх, а в сторону. Заметь себе так же, что девочка, стараясь поймать что-нибудь в подол, расставляет колени, а не сдвигает их вместе, как сделал это ты, ловя брошенную мною свинчатку [4]. Я сразу же догадалась, что ты мальчик, как только ты стал вдевать нитку в иглу, и придумывала другие испытания, единственно только для более полной проверки своего первого впечатления. Теперь, милейший мой Сара-Мэри-Уильямс-Джордж-Александр Петерс, отправляйся к своему дядюшке или куда тебя Бог несет, а если с тобою приключится что-нибудь неладное, пошли сказать об этом госпоже Юдифи Лофтус, то есть мне самой, и я постараюсь как-нибудь тебя выручить. Держись той дороги, что идет вдоль реки, а в следующий раз, когда задумаешь бежать, запасайся, на всякий случай, башмаками и чулками. Береговая дорога здесь каменистая, и ты порядком, должно быть, собьешь себе ноги, пока доберешься до Гошена.

Я прошел вдоль берега вверх по течению шагов с пятьдесят, а затем повернул назад и осторожно до брался до того места, где стоял на привязи мой челнок, значительно ниже дома Лофтусов. Сев в челн, я под нялся на нем вверх по течению, значительно выше переднего мыса острова, и лишь после того поплыл через реку. Тем временем я снял с себя шляпку, так как не нуждался в искусственных приспособлениях, чтобы скрывать свое лицо. Когда я находился приблизительно на середине реки, я услышал бой часов на церковной колокольне и остановился, чтобы вслушаться. Удары колокола доносились слабо, но явственно, и я сосчитал ровно одиннадцать. Причалив к переднему мысу, я, несмотря на усталость, не позволил себе передохнуть, а поспешно вошел в лес, где находилась прежняя моя стоянка, и развел там на высоком, сухом пригорке большой, яркий костер. За тем я вскочил обратно в свою лодку и, с величайшим усердием работая веслами, быстро спустился на пол торы мили ниже. Там я сошел на берег и пробрался сквозь лес вверх по холму в пещеру. Джим лежал там совершенно спокойно, объятый крепким сном. Я его разбудил и сказал:

— Вставай, Джим, и пошевеливайся скорее! Нельзя терять ни минуты! Напали на наш след.

Джим не стал меня расспрашивать и не сказал ни единого слова, но из того уже, как он работал в течение ближайшего получаса, можно было составить себе ясное представление о том, до какой степени он испугался. К тому времени все без исключения наши пожитки были уже на плоту, совершенно готовом к отплытию из-под покрова свешивавшихся над ним ивовых ветвей. Необходимо добавить, что тотчас же по прибытии моем в пещеру мы потушили горевший у входа костер и не позволяли себе зажечь вне пещеры хотя бы даже фонарь.

Отведя челнок на некоторое расстояние от берега, я внимательно осмотрел реку. Если на ней и плыла где-нибудь лодка, то ее все же нельзя было бы заме тить, так как при звездах, в темную ночь, вообще нелегко что-нибудь различить вдали. Мы с Джимом вывели плот из бухточки и пустили его вниз по течению, держась темной полосы близ берега острова, не осмеливаясь разговаривать друг с другом даже шепотом до тех пор, пока не оставили за собой остров.

Глава XII

Медленное плавание. — Заимствования. — Пристаем к пароходу, потер певшему крушение. — Заговорщики. — Нравственное поучение. — Охота за лодкой.

Было уже, вероятно, около часа ночи, когда мы оставили наконец остров, и плот наш, казалось, еле двигался. Если бы за нами погналась лодка, мы рас считывали пересесть в челнок и переправиться в нем на Иллинойский берег. Хорошо, что такой погони не было, так как мы не подумали даже уложить заранее в челнок ружье, удочку и какие-нибудь съестные припасы. Мы слишком торопились, чтобы обдумать все как следует, хотя в действительности было очень безрассудно поместить все наши пожитки только на плот.

Если Лофтус с товарищем приехали ночью на ост ров, то они, без сомнения, нашли разведенный мною костер и караулили возле него целую ночь, поджидая Джима. Во всяком случае, нам они не помешали, и если мне не удалось их обмануть устройством костра, то в этом нельзя меня обвинить. Я сделал все что мог, чтобы их провести.

Как только начало светать, мы привязали плот к так называемой буксирной косе в большой бухте на Иллинойском берегу. Нарубив топором ветвей хлопкового дерева, мы прикрыли им плот, так что он производил впечатление маленького берегового мыска. Буксирной косой называют у нас в реке песчаную косу, густо поросшую хлопковыми деревьями, торчащими из нее наподобие зубьев какой-нибудь огромнейшей бороны.