Н. Никитин - Преступный мир и его защитники

• Название: Преступный мир и его защитники
• Автор: Н. Никитин
• Издательство: Современник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-270-01930-2

В сборнике Н. В. Никитина (псевдоним Азовец) «Преступный мир и его защитники» рассказывается о самых громких уголовных процессах России конца XIX и начала XX века, которые вели известные русские адвокаты Книга, рисующая жизнь без прикрас, с ее страстями, горем, страданиями, была с интересом встречена читателями, критикой. Предлагаем читателю ее в новой редакции. Книга выходит впервые после 1910 года.

---

Не пощадил Цветков и Козухину биржевую артель, к которой принадлежал кассир Минаев. По словам Цветкова, далеко не все члены этой артели отличаются честностью. Не было такого года, чтобы кто-нибудь из артели не растратил чужих денег. Столь же предубежденно относился Цветков и к самому Минаеву, а также к старшему счетоводу.

— Я очень доверчив и верил Кириллову, но, может быть, между ним и Минаевым существовала сделка…

— Следовательно, вы признаете, что не сами растратили тридцать тысяч рублей, а отдали их инженеру Глазенапу? — спросил председательствующий Цветкова.

— Безусловно.

— Может быть, и вы желаете подробно рассказать о произведенной вами растрате? — обратился председательствующий к другому подсудимому, счетоводу Яковлеву.

— Я уже говорил… Извещения о наложенных платежах поступали ко мне, я их удерживал и потом взыскивал снова деньги. Кованько казался мне бедным человеком, и я поручил ему получать наложенные платежи… Но он не знал о мошенничестве.

— Вы ему давали что-нибудь из денег?

— Ничего.

Слово было предоставлено представителю обвинительной власти.

Поддерживая обвинение против всех шести подсудимых, товарищ прокурора Зарудный не верил рассказу Цветкова про покойного начальника дорог. Цветков в настоящем деле, по мнению обвинителя, несомненно, является главным действующим лицом, счетовод Кириллов — его правой рукой, а кассир Минаев — центральной фигурой, около которой все вертелось.

Напомнив слова Цветкова: «Я подписываю свой смертный приговор» и «Не я один брал», товарищ прокурора остановился на признании Цветковым как своей вины, так и соучастников. Объяснения Цветкова клонятся к тому, что все хищения произведены не им, а другими подсудимыми, но и другие подсудимые также не остаются в долгу. Яковлев, например, сперва заявил, что извещения о наложенных платежах похищал из его стола Цветков, хотя потом он несколько и смягчил это выражение. Что же касается указаний на инженера Глазенапа, то обвинитель видит здесь голословность. Если Глазенап и пользовался суммами операционного аванса, то ведь в результате он все пополнил. Наоборот, товарищ прокурора видит в Цветкове главное действующее лицо. Попытка Цветкова свалить всю вину на Глазенапа недостойна и никого не может убедить в невиновности Цветкова. Трудно поверить тому, чтобы последний похитил 30 000 рублей исключительно только для Глазенапа. Яковлев сознался в своей вине, и сознался не так, как Цветков, а целиком, без оговорок. Правда, он выгораживает Кованько и Вдовина, но это вряд ли верно.

Виноват, в свою очередь, и Кириллов — этот пособник Цветкова, так как давал заведомо неправильные сведения ревизорам.

Кассир Минаев также не мог не знать, что Цветков неправильно требует деньги, потому что не представил ни одного оправдательного документа. Что касается Кованько и Вдовина, этих «маленьких людей», то хотя товарищу прокурора и жалко их, но, по его мнению, они все-таки виновны. Кованько, превратившийся из блестящего офицера в собирателя объявлений и затем статиста театра Неметти, 128 раз подписал уже оплаченные извещения по наложенным платежам, причем подписывал иногда свое имя неправильно, очевидно, с умыслом, употребляя букву «С» вместо «И». Объяснить все это нетрезвым состоянием его, во всяком случае, нельзя. Наконец, последний подсудимый — Вдовин уличает себя своими же записями в книгах.

Тем не менее обвинитель все-таки находит, что и Вдовин, и Кованько заслуживают снисхождения.

Представитель гражданского иска со стороны управления Балтийской и Псково-Рижской железных дорог, присяжный поверенный Шпанов, большую часть своей речи посвятил выяснению тех сумм, в растрате и незаконном присвоении которых должен нести ответственность каждый из подсудимых. Согласно с выводами экспертизы, эту денежную ответственность гражданский истец определяет, в общем, в 133 201 рубль 43 копейки с процентами.

Присяжный поверенный Раппопорт, выступавший со стороны Козухиной биржевой артели, начал свою речь с указания на ту исключительную роль, которая ему выпала в этом процессе: ему, гражданскому истцу, по задачам своим естественному пособнику прокурора, приходится не обвинять, а, наоборот, защищать тех подсудимых, против которых может быть направлена денежная претензия со стороны артели. Членами последней были подсудимые Минаев и Вдовин, игравшие в управлении железных дорог лишь роль покорного орудия в руках главнейших заправил, какими были Цветков и Яковлев. Артель Козухина никогда не отказывалась платить за провинности своих членов, но несправедливо возлагать на нее денежную ответственность за грехи главарей, совершенно чуждых артели. Последняя ревностно блюла интересы своих 800 членов и до поры до времени назначала ревизии, которые для артельщиков-подсудимых всегда являлись внезапными, в то время как ревизии правительственного контроля заранее предвиделись: по установившемуся паролю «быть завтра в сюртуках», все знали, что на следующий день будет ревизия, которая, конечно, и проходила благополучно, и все успокаивались; не мог только успокоиться простой артельщик Мысов, который и натолкнул на раскрытие злоупотреблений, сообщив старосте артели о своих наблюдениях.

Присяжный поверенный Раппопорт остроумно охарактеризовал железнодорожные порядки, где ревизор сидел на ревизоре и где все-таки исчезли огромные суммы. Последняя ревизия-экспертиза, по его словам, принесла страх и трепет железнодорожной бухгалтерии и вместе с тем великий конфуз для контроля.

Уделив большое место защите артельщика Вдовина, как «маленького человечка», по недоразумению попавшего на скамью подсудимых, — поверенный Козухиной артели закончил свою речь указанием, кто и как в управлении запускал руку в сундук: покойный начальник дорог брал, как человек воспитанный, аристократично, без расписок, брал и возвращал; Цветков брал уже под расписки и ордера; как действовал Кириллов — осталось неизвестным; Яковлев же оперировал как игрок-смельчак, — он каждую минуту мог попасться в подлогах и растрате, но шел напролом, словно держал последний банк; наконец, кассир Минаев взял просто, по-мужицки, грубо запустив руку в золото. «А над всем этим, — дополнил присяжный поверенный Раппопорт, — высится недреманное око контроля, недреманное, но слепое».

Другой представитель артели, присяжный поверенный Турчанинов, занялся главным образом разработкой цифрового материала и, детально разобрав особенности данного дела в отношении гражданского иска, остановился на недоказанности точных сумм понесенных управлением дорог убытков.

После перерыва начались речи защитников. Первым говорил присяжный поверенный Аронсон, удачно сгруппировавший весь тот фактический материал, который мог хоть несколько послужить облегчению участи главного подсудимого — бухгалтера Цветкова.

— Грустно, но все слишком ясно в этом деле! — сказал, между прочим, защитник, обращаясь к особому присутствию судебной палаты. — По редкому делу обрушивается такая тяжесть обвинения: и со стороны товарища прокурора, и со стороны гражданских истцов, самих обвиняемых и даже свидетелей. Цветкова упрекают также в том, что он потревожил кости своего покойного начальника. Но ведь из следствия видно, что инженер Глазенап не был безупречен как начальник, — отчего же Цветкову нельзя сослаться на него?.. Ни в каком случае нельзя утверждать, что Цветков был злым гением в этом деле. Зло проистекало уже помимо него, в самом корне дела… Если он и виноват, то только в том, что сам сделал, а не в грехах других людей.

Ходатайствуя об облегчении участи подсудимого, присяжный поверенный Аронсон закончил свою речь следующими словами:

— Я прошу только милости для него. Почти тридцать лет беспорочной службы, семья, приближающаяся старость и нищета — все это дает право на снисхождение судей.

Счетовода Яковлева защищал помощник присяжного доверенного Маргулиес, который оспоривал правильность обвинения Яковлева в растрате.

Растратчиком, по мнению защитника, может быть лишь то лицо, которому имущество вверено; деньги же, будто бы растраченные Яковлевым, были вверены Вдовину. С одинаковым основанием можно обвинить в растрате и убийцу чиновника, который, убивая кассира, берет казенные деньги и растрачивает их, — а это ведь юридическая нелепость. Так же неправильно обвинение Яковлева в подлоге официальных документов. Свидетельства и извещения по наложенным платежам ничем не отличаются от накладных, а правительствующий Сенат в одном из руководящих решений признал, что накладные представляют собой документы не официальные, а частные. Хотя Яковлев поздно сознался в подлоге и растрате, но это запоздание объясняется тем, что он был не один: одновременно с ним привлекались многие, а при таких условиях создается известная преступная солидарность, вторгающаяся в психику преступника и мешающая победе угнетенной совести над инстинктом самоохранения. Помимо того, Яковлев — игрок, изнервничавшийся и развращенный атмосферой общего хищения. Для того чтобы сделать в этой обстановке то, что он сделал, не надо большого напряжения злой воли. Основываясь на этом, защитник просил также и для него снисхождения.