Борис Ванталов - Отрывки из Ничего

• Название: Отрывки из Ничего
• Автор: Борис Ванталов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Дневниковые записки были опубликованы в журнале “Крещатик”

---

ПЯТЬДЕСЯТ ЕВРО

Вчера пришла на работу милая дама, филолог, чтобы купить мою картинку для своей бывшей студентки, выходящей замуж. Невеста защищалась у нее по дадаизму. Она разглядывала рисунки (принес их много). Восхищалась. Я, удивляясь сам себе, был абсолютно равнодушен к ним.

Ноль эмоций. Пятьдесят евро.

ТЫСЯЧА «ТАК ГОРЬКО»

Когда Лене был поставлен страшный диагноз, я сказал, что, как японская девочка, нарисую для нее тысячу рисунков.

Слово сдержал.

Это были рисунки на разного формата и цвета плотных бумагах (обрезках обложек, которыми меня щедро одарили в РИО Института истории искусств) в последней моей, спиральной манере.

Несколько лет назад я стал закручивать спирали. Из одних выходили люди, из других – животные, из третьих – монстры.

Когда я принялся за тысячу, то почувствовал себя Саваофом. Из-под руки выпархивал – а эта спиральная техника мгновенна (раз-два и готово) – новый мир.

Я не спас Лену Шварц. Мир частично войдет в мою новую книгу «Слова и рисунки».

Но это добро от этого худа так горько.

Так горько.

Так горько.

Так горько.

И т.д.

1000 раз.

МАНЯ И МАНДЕЛЬШТАМ

Однажды трехлетняя внучка спросила у меня: «Я настоящая?» Я был потрясен.

Маня и Мандельштам.

ВЕЩИ

Я помню первый телевизор – «КВН». Линзу. Потом появился «Рекорд». Радиоприемник «Сакта» с проигрывателем. Его зеленый огонек, таинственно мерцающий в стеклянном кружочке. Особенно восхитительно было глядеть на него в темноте. Польский серый телефон. Раньше телефона у нас не было. Эти вещи застряли в сознании вместе с людьми. Они как живые. Ножная швейная машинка «Зингер». Металлическая кроватка с сеткой (в крупных ячейках) по бокам. Мои первые очки в круглой коричневой пластмассовой оправе. Украденные в бане бежевые ботиночки. Чулки на резинках. Лифчик. Сахарные петушки на палочках. Ларек на Невском, в котором продавали пивные дрожжи. Машины «инвалидки». Ирис «Щелкунчик» с орехами и др.

25.08.2010

ПРОДАНО

Надо мной висит дамоклов меч. Надо написать «рыбу» для справочника, издаваемого Пушкинским домом, о себе.

С одной стороны, я люблю энциклопедии, как сухой остаток. С другой, выносить самому себе «смертный приговор» – сомнительная радость.

Но все-таки я полез в пухлую пыльную папку с рецензиями, и начал писать донос на самого себя.

Был у Кудрякова когда-то такой персонаж – «маэстро Доносов» в повести «Профессор астрономии», слушаньем которой я упивался в пенальчике на Боровой.

Перепросмотр – сложная процедура. Я ее побаивается, и мешает мне завершить сериал «Эго».

Придется сочинить еще одну серию для Пушдома, отправить свою шкурку на пушной аукцион.

– Продано!

КАК В ЭНЦИКЛОПЕДИИ

Лену Шварц отвезли в ближайший морг психиатрической больницы, где часто лежал Олег Охапкин. Я помню, как она относила ему туда передачу. Охапкин умер в этой больнице и лежал до Лены в этом же морге. Морг прямо напротив Троицкого собора. Мы просто перенесли гроб через улицу. Лену подхоронили к маме на Волковском кладбище.

Могила Олега оказалась в нескольких десятках метров от Лениной. А между ними – Борис Понизовский, и все они похоронены вместе с мамами.

Все компактно, как в энциклопедии.

ПРОДОЛЖЕНИЕ №1

Однажды с Кириллом Козыревым и Борисом Останиным были на могиле Кудрякова, а потом отправились на могилу Эллика Богданова. Все этот разные концы бескрайнего Волковского кладбища. Борис похоронен с мамой, Эллик с папой.

Потом мы зашли в гости к Элле Липе, и я впервые в жизни увидел Веру Курочкину, последнюю жену Эллика.

ПРОДОЛЖЕНИЕ №2

Аркадия Бартова недавно похоронили в Комарово, там открыли новый участок кладбища, и как положено истинному постструктуралисту, он оказался на границе старого и нового сегментов Пантеона.

ПРОДОЛЖЕНИЕ №3

Давным-давно Кудряков позвал меня помянуть свою бабушку. Она дожила до ста или больше лет. Разбирала мулине на подоконнике весь остаток дней, по словам Бориса Александровича, а до этого полвека трудилась на ткацкой фабрике.

Прихожу на Свечной. Боб пьян в дупель. В его комнатке сидит за пустым столом приглашенный по тому же поводу неизвестный мне художник. А времена суровые – антиалкогольные. Мы пытаем Бориса, как партизана, где бутылка? Он мычит невразумительное.

Иду с дипломатической миссией к Анне Николаевне. Понимаете, Борис пригласил нас помянуть вашу маму… Все спиртное у Бориса, следует категорический отказ. Мы с художником твердо убеждены, что опохмел где-то заныкан, но Кудряков уже храпит.

Несолоно хлебавши, тащимся куда-то в район Финляндского вокзала, там можно добыть спиртное без талонов, а потом едем ко мне на Исаакиевскую

Спустя какое-то время Борис сказал, что художника убили, когда он сидел в будочке на железнодорожном разъезде.

А я забыл, как его звали. И спросить теперь не у кого.

ПРОДОЛЖЕНИЕ №4

С моим двоюродным братом, настоящим полковником, а был он тогда либо капитаном, либо старшим лейтенантом, решили навестить могилу бабушки.

Он взял бутылку коньяка, я, как малоимущий, хрустальную стопку и шоколадку. Бабушка была похоронена на Северном кладбище, в Парголово. Была поздняя осень, пошел снег, он покрыл все могилы. Ландшафт радикально изменился, и мы долго блуждали по громадному кладбищу, ища могилу бабушки. Уже совсем отчаялись. Давай выпьем, предложил я. А мы хотели это сделать на могиле, как положено.

Приложились.

Мир преобразился, и могила бабушки была найдена тут же. Кожаное пальто, в котором будущий полковник был на кладбище, он больше не надевал до весны. В апреле полез в карман и обнаружил мою хрустальную стопку.

А к бабушке подхоронили двух ее дочерей, Надю и Любу.

В памяти яркая картинка: родственник бродит под густым снегопадом среди белеющих крестов и пирамидок со звездами, как в каком-то карликовом лесу. Полная тишина. Дорога еще не была проложена рядом. Никого. Начинаются сумерки. И внезапная мысль-озарение. А стоит ли возвращаться в город. Тут так хорошо!

ПРОДОЛЖЕНИЕ №5

Серафимовское кладбище. Мы на могиле тетушки. Пьем водку. Яркое зимнее солнце. Вдруг родственница демонстративно улыбается мне, ощерив зубы. Я недоуменно смотрю на нее. Она продолжает дарить меня широкой улыбкой.

Оказалось, ей недавно поставили новые протезы. Она просто демонстрировала их.

Это было страшно.

Словно сквозь человеческую глупость ухмылялся дьявол.

ПРОДОЛЖЕНИЕ №6

А на могиле Лены Шварц выбита скупая надпись:

Елена Шварц.

17.V.1948 – 11.III.2010

26.08.2010

О ДОГАДЫВАЮЩИХСЯ

Мы не знающие, а догадывающиеся, потому что всё это от эдемского гада пошло.

Странное он существо – гад. Как он против Бога пошел, по его воле или по своей? Т.е., является ли он отклонением от Божественного замысла? Провокатор, он самостоятельный или вынужденный, этот райский Гапон? С этим первым грехом – история темная. Оказалось достаточно одного запрета, ограничения, чтобы началась вся эта драма человека.

«Запретный плод – сладок». Вот основа человеческого меню во веки веков. Едок картофеля будет всегда лезть в те блюда, куда не надо. Почему Россия была читающей страной – потому что была запрещенная литература. Человеком управлять надо через запрет. Отмените трезвый образ жизни, и алкоголики переведутся. Люди всегда будут двигаться туда, где висит «кирпич». Такова наша природа, жить против правил. Поэтому диссиденты – все, но не все об этом догадываются.

ВОТ И ВСЁ

Самое страстное, что есть в человеке, – это абстрактное начало. Оно ближе всего к Богу, оно невыразимо, оно непостижимо, оно невыносимо. Речь – мала для него. Только музыка. Только через эмоцию разум что-то воспринимает.

Нуль женского полового органа, единица фаллоса, восьмерки извилин бесконечности… Натуральный ряд чисел позвоночника. Счет и ритм, счет и ритм. Вот и всё. Вот и всё.

В СУИЦИДНОЙ МАНЕРЕ

Запрограммированные финалы симфоний раздражают, как и ритуальные окончания сказок, как и эякуляция. Не лучше ли оборвать повествование на самом интересном месте?! В суицидной манере…

ОЙ-ё-ё-ёй!

Всю жизнь пытался рисовать и писать музыку. Не жизнь, а течение чего-то неизвестного, называемого так.

Не истину, а приближение к ней\не к ней. Эти наши потуги. Эти

наши недуги. Эти наши радуги, иногда возникающие в сознании на миг.

Чем ярче такая радуга, тем мрачнее, когда она угасает. У Лены и фамилия-то была Шварц. С одной стороны, я ею восхищался, с другой, страшно жалел. Я-то понимал, каково это, когда нет радуги. А у нее-то она бывала двойной, тройной.

Ой-ё-ё-ёй!

КНОПКА БЕЗОПАСНОСТИ