Анатолий Левандовский - Робеспьер

• Название: Робеспьер
• Автор: Анатолий Левандовский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

28 июля 1794 года под крики и улюлюканье толпы пала срубленная ножом гильотины голова Максимилиана Робеспьера. Толпа разошлась, и никому тогда не пришла в голову мысль о том, что он присутствовал при кончине Великой Французской буржуазной революции. На смену якобинцам, свершившим самый радикальный переворот в истории человечества того времени, пришли крупные буржуа, залившие кровью все завоевания революционного народа, сохранив из его наследия только то, что было выгодно им.

Книга А. П. Левандовского — это не только биография вождя якобинцев Робеспьера, но и скрупулезная летопись событий Французской революции, так как жизнь Робеспьера неотделима от нее. Робеспьер не дрался на баррикадах, его не было среди парижан, штурмующих Бастилию. Всю свою недолгую жизнь Неподкупный провел или за письменным столом в убогой каморке квартиры столяра Дюпле, или на трибунах Национального собрания, Конвента, Якобинского клуба. Но своими речами, проектами законоположений, своей волей и беспримерной преданностью революционным идеям Робеспьер влиял на все события революционной борьбы. Он был ее идеологом, ее знаменем, ее вождем. Немало роковых ошибок, колебаний отметило его жизненный путь, но он никогда не отступал, никогда не шел на компромиссы. Сын третьего сословия, Неподкупный выражал чаяния и надежды мелкой буржуазии, она была его опорой в борьбе с остатками феодализма и абсолютистской монархии.

С гибелью Робеспьера завершился восходящий поток Французской революции.

---

1 октября депутация от Комитета надзора Коммуны представила Конвенту ряд важных документов, свидетельствующих о том, что бывший король имел тайные сношения с эмигрантами и иностранными дворами, а также истратил около полутора миллионов ливров на подкуп депутатов Законодательного собрания. Депутация рекомендовала незамедлительно приступить к следствию, и Конвент вынужден был согласиться с ее доводами. 6 октября от имени специальной комиссии Конвенту был представлен доклад, насыщенный цифрами и фактами, который полностью изобличал Людовика как вероломного нарушителя конституции и врага французского народа. Однако конституция 1791 года гарантировала королю неприкосновенность. Казалось бы, после разоблачения преступлений двора всякий вопрос о неприкосновенности должен отпасть сам собой. Но не тут-то было! Лидеры жирондистов стали доказывать невозможность осуждения преступлений бывшего короля в силу того, что, совершая их, он пользовался гарантированным конституцией правом. И вот жирондисты, вспомнившие Барнава и его друзей, навязали Конвенту прения по вопросу о королевской неприкосновенности. 13 ноября жирондист Мориссон выступил с тщательно подготовленной речью. Оратор начал с «величайшего негодования», которое-де его обуревает «при мысли о всех изменах и преступлениях Людовика XVI» и которое побуждает «заставить это кровожадное чудовище искупить свои злодеяния в самых жестоких муках…». Однако, умело жонглируя юридическими терминами, Мориссон приходит к заключению, что особа короля… священна и неприкосновенна!!!

«Людовик XVI может пасть только под мечом закона, — заканчивает оратор, — закон безмолвствует, а следовательно, мы не имеем права его судить».

Пламенная речь Сен-Жюста, в которой он доказывал, что короля нужно судить как врага, не вдаваясь в излишнюю формалистику, была ответом на выпад жирондистов. Сен-Жюста поддержал один из видных представителей Горы — Грегуар.

Жирондисты пытались увернуться от прямых ударов. Теперь они выдвинули тезис о том, что для деспота низложение хуже смерти. Оставить тирана в живых, вырвав у него когти, — не худшее ли это наказание для тирана? Унижение и позор низложенного короля, обреченного влачить жалкое существование среди свободного народа, — не живой ли это урок народам и правителям?.. А если так, то суд над королем кончается с его низложением.

Вместе с тем на случай, если вся эта демагогия не даст результатов, — а этого можно было очень и очень опасаться, — жирондисты стремились использовать и всякий повод для прямого оттягивания суда. Когда на следующих заседаниях были прочтены многочисленные адреса из департаментов, в которых, наряду с требованием наказания короля, слышались жалобы на крайне тяжелое экономическое положение, на голод и дороговизну, и когда вслед за тем стало известно о ряде волнений в провинции, депутаты Жиронды были явно не против, чтобы немедленно заняться экономическими’ вопросами, а дело короля пока отложить.

Верньо.

Бриссо.

Г-жа Ролан.

Жорж Кутон (современный портрет).

Против такой постановки вопроса гневно выступил Дантон. Робеспьер до сих пор молчал. Он слушал все, что говорили другие ораторы, делал заметки в своем блокноте и ждал. Теперь он попросил слова с целью поддержать Дантона. Нужно было раз и навсегда покончить с попытками оттянуть или отложить суд над королем. И в своем кратком выступлении Робеспьер, показав истинную подоплеку демарша жирондистов, заверил депутатов, что народ все равно не успокоится до тех пор, пока не будет разрешен основной, волнующий всех вопрос. Последние слова оратора звучали почти как внушение:

— Пока Конвент будет откладывать этот процесс, до тех пор он будет поддерживать заговоры и питать надежды роялистов. Вы перейдете к вопросу о съестных припасах лишь по окончании процесса.

Среди блестящих ораторов-жирондистов, которым пришлось выслушать это заявление Робеспьера, не нашлось ни одного, кто сумел бы ему ответить. Спрятаться за экономические проблемы не удалось. Конвент вынужден был вернуться к вопросу о судьбе короля.

Между тем неожиданное разоблачение ускорило ход дела. Слесарь Гамен заявил министру внутренних дел жирондисту Ролану о том, что за несколько дней до 10 августа в стене одного из коридоров Тюильри им был сделан по заданию короля потайной железный сейф для хранения документов. Ролан, не поставив в известность Конвент, ибо он опасался бумаг, компрометирующих жирондистов, один, без свидетелей, вскрыл сейф и взял к себе обнаруженные документы для предварительного просмотра. Только после этого, так как скрыть сам факт было уже все равно невозможно, документы были переданы Конвенту. Утаил ли что-нибудь Ролан? Были ли в железном сейфе документы, прямо компрометирующие жирондистов? Это остается тайной. Но и того, что было передано в Конвент, оказалось вполне достаточным, чтобы уничтожить попытки жирондистов цепляться за пресловутую «неприкосновенность». Документы доказывали измену Мирабо и Лафайета, подкупленных двором, обнаруживали сношения Людовика XVI с его братьями-эмигрантами, показывали двуличность его в вопросе о гражданском устройстве духовенства, раскрывали многочисленные подкупы я тайную организацию бегства в Варенн.

Это открытие произвело бурю во всей Франции и особенно в Париже. 2 декабря в Конвенте с речью, полной упреков в адрес депутатов, выступает посланец Коммуны.

— Свершители национальной мести, что же медлит рука ваша, которую вы поднимали, произнося клятву? Эта рука ждала лишь меча, почему же теперь, вооруженная мечом, она все еще бездействует? Или она парализована?..

Что же задерживает ваши удары: мнение ли нации, мнение ли других народов или один лишь панический страх?..

Мешкать теперь — значит добровольно увеличивать продолжительность наших бедствий. Народ при всей своей терпеливости может устать ожидать; дерзайте же закончить историю самого возмутительного заговора! Клянемся, мы готовы утвердить ваш приговор!..

Конвент постановил напечатать петицию Коммуны и разослать по секциям и департаментам.

Теперь ожидания Робеспьера кончились. Народ сказал свое слово и требовал ответа. Необходим был последний решительный удар, и победа в вопросе о короле осталась бы за монтаньярами и народом. И вот вождь монтаньяров нанес этот удар своею речью, произнесенной в Конвенте 3 декабря.

— Собрание бессознательно уклонилось в сторону от настоящего вопроса. Здесь незачем возбуждать процесс. Людовик не обвиняемый, вы не судьи, вы — государственные деятеля, представители нации, и не можете быть ничем иным. Вам предстоит не произнести приговор «за» или «против» известной личности, а принять меры общественного спасения, сыграть роль национального провидения…

Голос постепенно крепнет, становится более громким, сохраняя прежнюю ровность и отточенность.

— Пресловутый вопрос, занимающий вас, решается в нескольких словах. Людовик лишен престола за свои преступления; он объявил мятежным французский народ и в наказание призвал против него своих собратьев-тиранов. Победа и народ решили, что мятежником был он. Следовательно, Людовик не может быть судим: он уже осужден, или республика не оправдана. Привлекать к суду Людовика XVI в какой бы то ни было форме — это значит возвращаться вспять к монархическому и конституционному деспотизму; эта идея контрреволюционная, ибо она ставит под сомнение самое революцию.

Оратор указывает, что если Людовик может быть предан суду, то он может быть и оправдан. Но если он может предполагаться невиновным, значит виновны все борцы за свободу, все патриоты, значит правы мятежные роялисты и иностранные дворы, издающие угрожающие манифесты.

Но даже вне зависимости от того, будет Людовик оправдан или осужден, само воскрешение короля, уничтоженного народом, сама организация процесса — это новый предлог для смут и мятежей; процесс дает оружие в руки поборников Людовика XVI, разрешает хулить республику и народ, ибо право защищать деспота есть право пропагандировать роялистские взгляды. Длительный процесс, таким образом, не может привести ни к чему иному, кроме как к оживлению реакции, к возвращению надежд на восстановление монархии, к ажиотажу всех темных контрреволюционных сил.

Людовика хотят упрятать за конституцию 1791 года, прикрывая его пресловутой неприкосновенностью, которую якобы ему гарантировала эта конституция.

Но как можно ссылаться на конституцию, желая защищать короля, если король сам эту конституцию уничтожил?

Взор оратора останавливается на жирондистских лидерах. Секунду он молчит, потом в голосе появляется злая ирония.