Максим Рыльский - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Максим Рыльский
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1969

Виртуозная техника и мелодичность стиха, разнообразие жанров, широкий тематический диапазон и философская окраска лирики отличают творчество прославленного мастера украинской советской поэзии Максима Рыльского (1895–1964). В книгу избранных произведений поэта вошло все самое значительное из его обширного стихотворного наследия. Многие стихотворения Рыльского, включенные в это издание, на русском языке звучат впервые.

---

3. «Приношу я тебе наболевшего сердца дары…»

Приношу я тебе наболевшего сердца дары,
Я кладу свое сердце в крови и горячке: бери!
Я печаль и усталость тебе оставляю у ног,
             Это — всё, что одной лишь тебе я сберег.

Я не знаю, правдивы ли милые эти уста,
Я не знаю тебя, не пойму, может, ты и не та,
Ты приснилась мне в странном и путаном сне,
             Может быть, ты роднее других, может — нет.

Седины ты коснулась моей, и вдруг голос поплыл:
«Ах, подумать лишь только, не знаю, каким же ты был?»
             Был шатеном я, милая, был молодым,
Глупым был — и, боюсь, до сих пор я остался таким.

4. «Я изменял тебе или искал отраду…»

Я изменял тебе или искал отраду,
Ты знаешь это. В каждом карем взгляде,
И в черном, в синем я всегда ловлю
Сокрытое: «Ты любишь ли?» — «Люблю».

В моей измене всё звенит тобою,
Всё полнится, как паводок весною,
В улыбках губ чужих — сияла ты,
И каждый грех — мученье чистоты.

Ты в ревности и в зависти такой,
Лишь брошу взгляд я женщине другой,
Что через улицу легко скользнет одна,
Как мотылек, — я думаю: она!

Ведь это ты! Подумай, в самом деле,
Не две души в моем гнездятся теле,
А сотня целая, они всегда в борьбе,
И для тебя одной, и все они — в тебе.

Ты, милая, не только друг желанный,
             Ты жизнь и смерть!
             Когда у Дон-Жуана
Гость Каменный заставил стынуть кровь,
Он обессмертил смертию любовь.

5. «Любить двоих — одна душа не властна…»

Любить двоих — одна душа не властна.
А всех любить — возможно ль, не дивясь?
Быть может, станет статуей прекрасной
В моих руках бесформенная грязь?

А может быть, лишь оправдать хочу я
Изысканным хитросплетеньем слов
Того, кто в женских снах твоих кочует
И в черный гнев день впеленать готов?

Всё это, может быть, литература,
И призрак мук лишь в вымысле простом,
И без причины чьей-то тенью хмурой
Грусть промелькнула на лице твоем?

Поэт пьянеет от простого звука,
Из несуразиц жизнь плетет, шутя…
Ну, приложи мне к сердцу тихо руку,
Вот так. Спокойно. Я — твое дитя.

6. «Я пришел усталый, обессилев…»

Я пришел усталый, обессилев,
Молчаливый, мертвеца страшней,
Не молил, не плакал, не просил я…
Я сказал лишь: обогрей.

Стены хаты молчаливы стали,
Только сердце — чье же? — билось здесь.
А над крышей ласточки летали,
Щебетали, пели: счастье есть!

Голову склонил я на колени.
Как во сне, и уверяю вас, —
Я не знаю: будут ли мгновенья
У меня такие, как сейчас.

7. «Ласточки и дети за окном…»

Ласточки и дети за окном,
Жизнь повита синим-синим сном,
Гром далекий, тучки легкий дым,
Салютует он глазам твоим.

Я тебя не знаю — ну а ты?
Ты мои порывы и мечты,
О которых в письмах я писал,
Понимала? Я не понимал.

Забелели руки — два крыла,
Мгла грозою синею пришла,
Только жарких уст немой привет —
Мне на первое письмо ответ.

8. «Я обидел тебя. Я сказал…»

             Я обидел тебя. Я сказал
Те слова, что скрывают от всех, затаившись,
             И прожгла вдруг рукав мне слеза,
             Со щеки твоей тихо скатившись.

             Ох, слеза не одна! Много их —
             Не сочту этих слез я у милой.
Я сказал те слова — и раскаялся вмиг…
             Только их не сказать я не в силах.

9. «Нет, ничто не умрет во Вселенной…»

Нет, ничто не умрет во Вселенной,
В ней малейший останется звук,
Через тысячу лет непременно
К нам вернется пожатие рук.

Горечь та, что меня отравила,
Счастьем станет во внуке моем,
И слова отзовутся стокрыло
Тишиной, обернувшейся в гром.

Все влюбленные вечно бесстрашны:
Только больше им болей да мук…
«Так вонзай же, мой ангел вчерашний,
В сердце острый французский каблук»[30].

Лето 1945

281. ДОМ ПРЕШЕРНА[31] © Перевод Б. Турганов

Село Врба. Вдали встает, безмерна,
Поэма гор. А здесь, в саду густом,
Простой белеет, добродушный дом,
Где в детстве мать баюкала Прешерна.

Любить, дружить бесхитростно и верно
Он заповедал нам своим стихом,
Но в жизни шел безрадостным путем,
Где лишь одно забвение — таверна.

Как чужестранец по родной земле
Бродил он, даже умереть в петле
Мечтал, не видя лучшего на свете, —

И смерть страдальца увела во тьму.
Теперь — ты слышишь? — здесь, в твоем дому,
Твои сонеты повторяют дети!

17 октября 1945 Белград

282–284. ТРИ ПИСЬМА

1. ПИСЬМО В РОДНОЙ КРАЙ (Из заграничного путешествия) © Перевод П. Жур

…Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил…

Пушкин

О край родной! Вечернею порою,
Когда поля сплошная кроет мгла,
Я, как дитя, стремлюсь к тебе душою,
И руки слабые, как два крыла,
К долинам простираются незримым,
К просторам юности неисходимым.

Там, где седой полыни над межой,
Густой медовой кашки колыханье,
Блуждали мы, бывало, день-деньской,
Забывши про еду и послушанье,
Ребята озорные… До седин
Из них лишь только дожил я один!

Береза там ветвями мне махала,
Привет в оконце перед сном послав,
И та звезда, что мир мой озаряла,
Цвела цветком среди небесных трав
И стерегла ребенка от напастей…
Настанет скоро уж пора упасть ей!

Там соловьи среди родных дубрав
На каждой ветке заводили пенье,
Там белый меж деревьями рукав
Мелькнул когда-то мне лишь на мгновенье
И сразу скрылся в чаще без следа,
Чтобы остаться в сердце навсегда.

Впервые там я радость и страданье
Доверчиво учился принимать,
Там слушал песню затаив дыханье,
И сам тихонько начал напевать,
Там звонкий ключ меня спасал от жажды…
О, хоть бы вновь припасть к нему однажды!

Там я поплыл по лону вешних вод
В водоворот страстей, желаний, боли,
Там видел я горячий труд и пот,
Там слушал я слова голодной голи, —
Я их навек в душе своей сберег…
О край родной! Ты всё мне дал, что мог!

Прости меня: небрежно, неумело
Я расточал дары твои не раз!
Ошибок много, слишком мало дела
Оставлю я, когда пробьет мой час,
И только тем не стою я укора,
Что сам казнюсь суровым приговором.

О край родной! Недавно побывал
Я в хатах с обомшелыми стрехами,
Где столько давних повестей слыхал,
Что тихими струились ручейками,
Где я с друзьями песню запевал…
Ах, мало их в живых я увидал!

Но как приветны были их объятья
И как родны и радостно теплы!
Благодарю вас, дорогие братья,
Что вновь со мной вы сели за столы,
Мне протянули дружеские руки,
Как будто бы и не было разлуки!

Да кто бы мог нас, право, разлучить?
Возможно ли с младенцем несмышленым
Поссорить мать? Да разве отделить
Летучий ветер от вершин зеленых?
Каким же плугом запахать тот след,
Что остается в сердце с юных лет?

О край родной! Топтал тебя ногою
Кровавый хищник, да не растоптал, —
И ты стоишь теперь передо мною
Стократ сильней, чем ранее стоял…
И племени встающему, младому
Несу привет я из родного дома.

О край родной! Как не любить размах
Твоих просторов, ивы у дороги,
И новые строения в степях,
И новый след на дедовском пороге,
И старину нетленно белых стен,
И малыша у маминых колен!

Какой проложишь ты, о край чудесный,
В грядущее великое маршрут,
В каких садах польются звонко песни
Тех поколений, что потом придут,
Какую миру истину откроешь,
Какой народу праздник ты устроишь?

О край родной, та жизнь, что ты мне дал,
Крепка, как ветви на столетних кедрах,
И хоть не раз без меры расточал
Я ценности даров твоих прещедрых,
Но то, чем я тебе обязан был,
Я даже и в безумствах не забыл.

Ты знаешь это. Мощную десницу
Кладешь, родной, ты на мое чело,
И дел чужих чудесные страницы,
Небес чужих сиянье и тепло
Благословляя дружеской рукою, —
О край родной, всем сердцем я с тобою!

17 октября 1945 Белград

2. ЖЕНЕ́