Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II

• Название: Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
• Автор: Борис Галенин
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Военная история
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-93675-166-0

Цусимское сражение — ключевой фактор русской и мировой истории, ее точка ветвления. Для прояснения весьма специфических черт Цусимского боя подробно рассмотрены все значительные боевые действия русского флота в войну 1904-1905 годов.

В работе восстановлено действительное развитие событий при Цусиме, в том числе графически воссоздана начальная фаза боя, что можно рассматривать как новое слово в историографии военно-морских сражений и серьезное научное открытие.

Результатом проведенного расследования стал вывод, что Цусимский бой, во всяком случае его завязка — первый удар русской эскадры, является несомненной тактической победой русского флота. А Цусима в целом — победой русского воинского духа, не сломленного никакими материальными факторами.

Первыми осознали и поняли это японские адмиралы, исказив и извратив в своих донесениях и схемах правду о начале боя. В свете скрываемой до сих пор от мира правды можно понять, почему морской министр победоносной Японии — уже после Цусимы! — отчаянно подталкивал свое правительство «к уступкам во имя заключения мира».

В заключение трилогии показано истинное значение русско-японской войны в нашей истории как последней победы Святой Руси.

Книга печатается в авторской редакции.

---

Ответ. Начальник транспортов ушел с коммерческими транспортами в Шанхай, потому что присутствие его там почиталось мною необходимым.

Вопрос 25. Почему “Кострома”, отстав от эскадры, шла в ночь на 14-е мая с огнями?

Ответ. Госпитальные суда “Кострома” и “Орел” шли в ночь на 14 мая с топовыми огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах». 

Первый радиоконтакт

«Вопрос 26. Когда впервые перед боем были замечены неприятельские телеграфные знаки?

Ответ. На переходе от Седельных островов к Корейскому проливу, чужие телеграфные знаки впервые получены аппаратами 2-й эскадры вечером 12 мая, но на горизонте (ограниченном, правда, пасмурностью) не видно было ни дымков, ни вершин рангоута.

Вопрос 27. Почему утром 14-го мая было приказано не мешать телеграфированию неприятеля и для этого не воспользовались мощной станцией на крейсере “Урал”?

Ответ. Утром 13 мая чужое телеграфирование возобновилось. Крейсер “Урал” просил позволения мешать чужим переговорам волнами своей так называемой мощной станции (фирмы Телефункен), которая, однако, сама всегда расстраивалась, как только ею начинали действовать. Я не разрешил “Уралу” этой попытки потому, что имел основание сомневаться в том, что эскадра открыта[272].

Насколько я припоминаю теперь, мне было доложено около полудня 13 мая, что в числе понятых знаков были такие, из которых составлялись японские слова: “десять огней”… “большие звезды”. Но и такой доклад меня не вполне убедил, что эскадра была открыта в предшествующую ночь». 

Когда была открыта эскадра?

«Вопрос 28. Когда впервые эскадра была открыта неприятельскими разведчиками?

Ответ. Я ив настоящее время не могу утвердительно сказать, когда именно неприятельские разведчики открыли нас: Командующий японским флотом в своем рапорте о Цусимском бое говорит, что первым пришел в соприкосновение с 2-ю эскадрою вспомогательный крейсер “Shinano-maru” и только в пятом часу утра в день боя. Но, может быть, в рапорте, предназначенном для обнародования, умышленно не сообщено о более ранних извещениях.

Эскадрою, однако, и крейсер “Shinano-maru” не был усмотрен. Только в седьмом часу утра с правой стороны во мгле обрисовался силуэт крейсера “Idzumi”.

Вопрос 29. Почему не было принято никаких мер, чтобы не допустить неприятельских разведчиков на вид нашей эскадры?

Ответ. Я уже показывал, почему нами не применена была дальняя разведка, которая могла бы если не пробиться через цепь неприятельских разведчиков, то во всяком случае показать наши крейсера неприятелю ранее, чем его разведчикам удалось бы увидеть остальные суда 2-й эскадры». 

Как пособничество неприятелю

«Простым изложением взводимого на меня обвинения я старался выяснить, как несовместимо применение дальней разведки в том случае, когда вслед за нею должен иметь место прорыв слабейшей эскадры через узкость, сильно обороняемую.

И как странным мне представляется стремление рейдом своих разведчиков возбуждать в подобном случае напряженность внимания противника и упреждать на несколько часов его готовность к отпору: ведь, без всякого сомнения, цепь неприятельская, столкнувшись с нашею, должна бы была в самый момент столкновения сообщить своему адмиралу столь нетерпеливо им ожидаемое известие.

Следовательно, соединенными усилиями наших и неприятельских разведчиков японский флот мог бы быть осведомлен о приближении нашей эскадры несколькими часами раньше, чем если бы мы ему в том не помогли.

Словом, насколько всем очевидна безусловная важность посылки японцами разведочной цепи, чтоб не прозевать нашего прорыва, настолько мне был и остается ясным безусловный вред предпосылки разведчиков от той эскадры, которая должна неотложно прорываться.

Посылка крейсеров по направлению к Корейскому проливу могла бы иметь смысл, если бы я решил не прорываться вовсе тем проливом или прорываться им через большой промежуток времени, в течение которого частыми появлениями моих крейсеров можно было бы приучить неприятеля к мысли, что я только задался целью беспокоить его демонстрациями.

Но, как я уже объяснял, состояние снабжения эскадры не позволяло мне тратить время на продолжительные демонстрации. Я должен был ограничиться демонстративным движением к Шанхаю и посылками крейсеров в Желтое море и по восточную сторону Японских островов.

При этих условиях посылка к проливу такой разведки, которая лишь на несколько часов предупреждала бы прорыв эскадры, не представлялась и не представляется, на мой взгляд, ничем иным, как пособничеством неприятелю.

Моим вышеизложенным соображениям могут быть противопоставлены указания на те преимущества, которые получил японский флот вследствие того, что им были высланы крейсера на разведку.

На такие указания я могу ответить повторением утверждения моего, что преимущества неприятеля были бы еще больше, если бы его разведчики встретили моих несколькими часами раньше, чем они встретили мою эскадру». 

Я знал в точности… я не мог не идти

«Я знал в точности численность японского флота, который целиком мог препятствовать прорыву; я пошел на него, потому что не мог не идти.

Какую же пользу могла дать мне разведка, если бы в предвидении ныне торжествующего мнения публицистов я решил застраховать себя таковою?

Говорят, при большой удаче я заранее знал бы строй, в котором надвигается неприятель. Но такая осведомленность не могла бы быть использована для моей сравнительно тихоходной эскадры: неприятель, придя на вид моих сил, не дозволил бы мне начать бой ранее, чем не расположился бы для первого удара так, как ему угодно.

Во всем, только что мною показанном, содержится ответ на вопрос Комиссии, почему не было принято мер, чтобы не допустить неприятельских разведчиков на вид нашей эскадры: если я считал вредным иметь сам разведчиков, то, конечно, моя эскадра должна была рано или поздно прийти в соприкосновение с неприятельскими разведчиками.

Вопрос 30. Почему утром 14-го мая нашим крейсерам не было приказано попытаться отрезать неприятельских разведчиков, державшихся сзади эскадры?

Ответ. Я не пытался гоняться за ними, потому что должен был сосредоточенно подвигаться вперед.

Младший флагман, командовавший крейсерами, тоже считал неразумным перед боем рассылать свои суда для побочных предприятий, особенно имея в виду, что мгла закрывала горизонт утром за пределами пяти миль и только к началу боя постепенно раздвинулась до семи — восьми миль». 

Почему в хвост эскадры?

«Вопрос 31. Почему утром 14-го мая разведочный отряд был поставлен в хвост эскадры?

Ответ. В ночь с 13 на 14 мая эскадра, следуя к Корейскому проливу в походном строе, имела в голове цепь из крейсеров: “Светлана”, “Алмаз”, “Урал”, “Жемчуг” и “Изумруд”, протяжением более мили поперек курса эскадры. Цепь эта, не несшая никаких огней, кроме фонарей малого углового освещения на корме у первых трех судов, занимавших средние места, ориентировалась сама по отличительным огням.

Эскадра была невидима ни спереди, ни с флангов и служила заслоном от встречных минных атак, причем на сигнальных постах и у заряженных орудий всю ночь бодрствовали люди, обладавшие лучшим зрением в темноте. (Подобными же заслонами по длине походного строя и с тыла эскадры служили не несшие внешних отличительных огней колонны боевых судов.)

Из числа судов, составлявших переднюю цепь, протянутую поперек курса эскадры, “Светлана”, “Алмаз” и “Урал” принадлежали к разведочному отряду, не исполнявшему в данное время разведочной службы, по выше объясненным соображениям моим. Утром 14 мая эти три корабля по отданному накануне приказанию ушли в тыл эскадры, чтобы не стеснять перестроения эскадры из походного строя в боевой, когда в том явилась бы надобность». 

Могли и имели. Боевой ход эскадры

«Вопрос 32. Какой ход могли развить 14-го мая суда эскадры?

Ответ. 14-го мая новые броненосцы эскадры могли бы развивать до 131/2 узлов хода, а прочие от 111/2 до 121/2.