Бенджамин Констэбл - Три жизни Томоми Ишикава

• Название: Три жизни Томоми Ишикава
• Автор: Бенджамин Констэбл
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-081692-7

Загадочная красавица Томоми Ишикава по прозвищу Бабочка, оставив предсмертную записку, бесследно пропала. Некоторое время спустя ее друг-писатель Бен начинает получать от нее письма. Бабочка шлет ему ссылки на таинственный код, искусно спрятанный в ее дневнике, на жестком диске компьютера, в публичных местах в горшках с цветами, за статуями – и много где еще. Из старинных переулков Парижа – на залитые светом улицы Нью-Йорка… В поисках разгадки писатель движется все дальше и дальше. И постепенно его начинает терзать вопрос: а действительно ли Бабочка мертва? Правда ли то, о чем она пишет? Но если нет, то зачем она затеяла эту игру? Полностью размытая связь между реальным и ирреальным, между жизнью, вымыслом, правдой, ложью и художественным воображением. Странная и завораживающая история самой необычной дружбы, которая только может существовать на свете.

---

В автобусе я терпеливо ждал, пока тот стоял в потоке транспорта и снова трогался черепашьим шагом – и так до Бют-Шамон. Я сошел на южном конце парка и помедлил – меня влекли деревья и искусственные холмы за зелеными воротами, а не метро, как будто то, что предстояло совершить, было очень страшно или сложно (на самом деле – ни то ни другое). От кого-то я слышал, что раньше на месте парка находилась каменоломня, и в какой-то исторический момент это место считалось вредным для здоровья. Наверное, тут случилась какая-нибудь резня или массовая казнь. А потом здесь построили ландшафтный парк – наверное, самый красивый в Париже.

Когда не осталось больше поводов медлить, я спустился на станцию и вошел в лифт. Достав из сумки фотоаппарат, я поднес его к лицу и щелкнул несколько раз, чтобы проверить, достаточно ли света. Летом на станции царила обескураживающая тишина, ее оживляли только посетители парка, слишком ленивые, чтобы идти пешком от Жорэ. В вагоне, когда поезд подъехал, было множество свободных мест, но я встал у двери и стал смотреть на мелькающие в окне лампы, ища проблеск зеленого. Я старался не моргать, чтобы не пропустить растеньице. Может быть, оно там вообще не росло, и его породило буйное воображение Томоми Ишикавы. Туннель здесь довольно широкий, но кажется темнее, чем на других линиях. Мне нравились меняющиеся очертания стен. Хотел бы я погулять здесь и исследовать все щели, все темные уголки. Поезд заскрипел, круто свернув направо; сквозь стекло я увидел змеившиеся позади вагоны. И тут углом глаза, в полуметре от окна, я заметил зеленую вспышку – и она мгновенно пропала.

В метро на седьмой линии, между станциями «Бют-Шамон» и «Боливар», действительно есть растение; я увидел его – оно росло под лампой и ярко сияло зеленью в темноте. Поезд прибыл на станцию «Боливар», и я бросился бегом на противоположную платформу, чтобы поехать в обратную сторону.

Фотография получилась размытая. Очень размытая. Я изучил снимок на экране, надеясь увидеть нечто зеленое, но увидел только яркую горизонтальную полосу на темно-коричневом фоне.

Приехав на «Бют-Шамон» в третий раз, я встал у первого вагона, чтобы поезд не мчался полным ходом к тому моменту, когда он достигнет нужной точки, и я мог бы запечатлеть растение на снимке. Теперь уже зная, куда смотреть – я видел его всякий раз, когда проезжал мимо. Но, скатавшись четыре раза туда-сюда, я так и не сумел сделал отчетливый снимок. Когда в очередной раз я сел в поезд, он едва успел отъехать от станции и завернуть, как вдруг остановился. Машинист извинился за задержку и сказал, что поезд тронется через несколько секунд. Окно, у которого я стоял, находилось прямо напротив растения. Я сделал три фотографии, не сомневаясь, что они получились отчетливые, судя по изображению на экране фотоаппарата. Сидевшая в вагоне женщина улыбнулась мне и отвела взгляд. В Париже люди часто друг на друга смотрят.

Дома я перекинул фотографии на компьютер Томоми Ишикава. Когда я стер все, что получилось размытым, остался только один снимок. Довольно хороший. Настоящее сокровище. Бабочка была права. Мысль о растении, пробившемся в метро, привела меня в восторг. Ничего особенно красивого, крошечные круглые листья на бледных веточках, обыкновенный сорняк, но он вырос под землей, под узкой полоской света. Может ли растение выжить, питаясь столь скудно? Видимо, да. Так почему же в метро нет других растений? Во всяком случае, я их не видел. Находка меня впечатлила. Я сделал фотографию фоном рабочего стола.

Два дня спустя я заметил то, что было очевидно с самого начала. На коричневой стене за растущим в метро цветком из мрака выступали разные узоры – кирпичная кладка, нарисованные краской горизонтальные полосы, красные и белые, как в любом туннеле метро, и еще какая-то надпись. Для граффити почерк был слишком ровным, а тусклые буквы чересчур маленькими.

Я открыл картинку в «Фотошопе», увеличил и разглядел небрежные, торопливо выведенные мелком буквы. Женским почерком. Почерком Бабочки. «Сюда, Бен Констэбл» – гласила надпись, и стрелка внизу указывала направо.

Сердце у меня подскочило. Сомнений не оставалось. Томоми Ишикава оставила послание на стене туннеля. Черт возьми, как она туда проникла? Она не раз строила фантастические замыслы насчет не самых законных и довольно-таки опасных предприятий, но слова не переходили в дело. Бабочка ничего подобного не делала, у нее просто возникали идеи. Но я узнал почерк. Эти слова написала она. Ну а кто еще, если не Бабочка?

Значит, если я правильно понял, мне предстояло спуститься в туннель и пойти по стрелке, чтобы найти некое спрятанное сокровище. Но как? Я слишком боялся – и охотно это признавал. Идея прекрасная, но в реальной жизни я бы в туннель не полез. Интересно, какое меня ждало сокровище. Еще одно убийство?

Решение пришло пару часов спустя, когда я наблюдал, как облака плывут на восток. Точнее сказать, часть решения. Я буду ездить туда-сюда и фотографировать каждый дюйм туннеля между «Бют-Шамон» и «Боливар». Я сделаю тысячу снимков и сложу вместе, чтобы увидеть стену туннеля. Затем я изучу каждый кирпичик и каждую царапину, пока не найду то, что должен. Если это просто рисунок на стене или что-нибудь такое, не придется спускаться в туннель и рисковать жизнью и свободой. Конечно, Бабочка могла оставить там конверт или записку, но план Б я решил придумать потом, если возникнет необходимость.

Остаток дня я катался туда-сюда по седьмой линии и фотографировал, вызывая у пассажиров то наигранное равнодушие, то неприкрытое удивление. Я считал щелчки фотоаппарата и измерял промежутки между лампами и прочими опознавательными знаками, рисуя в записной книжке диаграмму. Необходимо было запечатлеть туннель целиком. Я трудился, как зомби, до половины двенадцатого вечера, и сделал пятьсот семнадцать фотографий, после чего вернулся домой, стер все размытые и повторяющиеся снимки и получил в итоге около двухсот кадров, на которых довольно верно был изображен туннель по всей длине. Потом я начал ваять на компьютере коллаж из длинной вереницы накладывающихся друг на друга снимков.

В пять утра я заснул, не раздеваясь, проснулся в одиннадцать и продолжил. В три часа дня получилась единая панорама, которую я мог прокручивать справа налево, разглядывая маршрут от «Бют-Шамон» до «Боливар».

До смерти хотелось есть, пить и в туалет. Как будто я на двое суток отключил организм, чтобы сосредоточиться на единственной цели. Обычно я с трудом могу сосредоточиться, чтобы написать собственное имя. За последние полгода я не писал больше шести страниц кряду – и с интересом отметил свое увлечение столь нелегким занятием.

Я наскоро перекусил и помылся, прибрал на кухне, вернулся и начал изучать фотографии. Новый снимок растения получился даже лучше, чем прежний, и надпись на стене виднелась ясно как днем. Я виртуально последовал за стрелкой – и далеко идти не пришлось. Примерно тридцать метров спустя показалась ниша вроде дверного проема, и за ней лестница. На стене что-то было написано. Увеличив снимок, я увидел вторую стрелку, указывающую вниз под углом в сорок пять градусов. Надпись, сделанная неуклюжими заглавными буквами, гласила: «Сюда, Б.К.».

Черт. Бабочка хотела, чтобы я забрался в туннель и спустился в неизведанный подземный мир. Но я никак не мог, я не хотел неприятностей. Назовите это слабой отговоркой человека, избегающего людей приключений, но я ведь не кривил душой. Просто не представлял себя в подобной ситуации. Исключено. Вовсе незачем так рисковать, чтобы найти нечто, оставленное покойником.

Я стоял, глядя в туннель на станции «Бют-Шамон». Передо мной висела желтая табличка, воспрещавшая заходить дальше и перегораживавшая спуск по узенькой лестнице. На платформе люди ждали поезда – их было слишком много, чтобы спуститься, оставшись при этом незамеченным. И как только граффитчики это проделывают? А ведь в туннели постоянно лазают сотни людей. Почему я не могу? Я подумал, что лучше всего подождать до позднего вечера, пока не пройдет последний поезд. Тогда на платформе никого не будет, и меня не переедет поезд и не ударит током (я понадеялся, что электричество на ночь выключают). Рядом с путями хватало места, чтобы пройти. Я подумал: совсем не как в Лондоне. Если забраться в туннель лондонской подземки, идущий мимо поезд тебя расплющит. А тут, если держаться вплотную к стене, оставался еще зазор в несколько дюймов или даже в целый фут.

Навстречу мне вылетел поезд. Из него вышла горстка пассажиров и столько же вошло, но, как только новоприбывшие исчезли в лифте, появились следующие. Я никак не мог спуститься на пути. Или просто трусил? Словно в подтверждение того, что проблема в трусости, появился Кот. «Привет, Кот», – подумал я. Он заглянул в туннель. А затем, даже не посмотрев в мою сторону, нырнул под желтую табличку, предупреждавшую о смертельной опасности, и устремился в темноту.