Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

• Название: Сталинские соколы. Возмездие с небес
• Автор: Станислав Сапрыкин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4438-1042-3

Великая Отечественная война, как и всякая война, стала небывалым толчком в развитии военного дела, особенно авиации. В начале ХХ века над полями сражений летали неуклюжие «этажерки», а авиация носила чисто вспомогательный характер. А уже в годы Великой Отечественной авиация пережила настоящую революцию: преобразилась техника, ремесло авиатора превратилось в смертельное искусство.

Крымский военный историк Станислав Сапрыкин представляет уникальное исследование. Уникально оно как по объему материала, так и по особому авторскому стилю изложения.

Через судьбы конкретных летчиков историк проводит нас через всю войну, все великие сражения и основные вехи в истории авиации, которые выпали на этот период. Книга издается впервые и станет настольной для всех интересующихся историей Великой войны.

---

Мы набрали высоту и пошли «домой». Пара «велосипедистов», ссылаясь на «жажду», ушли раньше, возможно, их привлекла возможность свободной охоты. Наши Юнкерсы остались одни. Через некоторое время Ханс обратил внимание, что за нами со значительным превышением идут несколько самолетов. Попытавшись задрать голову максимально вверх и назад, я разглядел две или три приближающиеся точки. К тому времени звенья достаточно снизились. Мне удалось разглядеть пару двигателей на крыльях, по очертаниям машины походили на Ме-110. Наверное, Динорт отправил несколько тяжелых истребителей для нашего эскорта, поделился я мыслью с Хансом. Успокоившись, мы перестали смотреть вверх.

«Гром прогремел», когда я увидел, как двухмоторный самолет, принятый нами за Ме-110 быстро пикирует на замыкающий Юнкерс второго звена. Впереди атакующего шли две хорошо заметные полосы реактивных снарядов. Пилот атакованной «Штуки» успел крикнуть что «освещен», его надрывный крик до сих пор звенит у меня в ушах, затем самолет, разваливаясь в воздухе, начал падать. Я бросился на врага, но разница в скорости была слишком значительна. Ифаны продолжали повторять атаки сзади сверху используя пулеметы и реактивные снаряды. Звено отстреливалось, но наши МГ оказались неэффективными против скоростных целей. Это было настоящее «избиение младенцев». Я признал всю необоснованность собственного пренебрежения к ифанам после трех одержанных побед. Это были русские эксперты на бомбардировщиках Пе-2, которые большевистские летчики иногда использовали в качестве истребителей. С большой дистанции их можно было принять за Ме-110, хотя «Пе» не имели мощного носового вооружения.

Еще две «Штуки» получили повреждения и пошли на посадку. Я пытался вести бой, то уходя в вираж, то пикируя, насколько давала высота, но качественный и количественный перевес был на стороне противника. Пулемет Ханса, не прекращающий стрекотать, вдруг замолчал, «журналист» не отвечал. Бросив тщетные попытки сбить русских, я стал уходить на малой высоте, в двигатель попало несколько пуль. Юмо стал греться, выбрасывая легкий паровой шлейф, уменьшив без значительной потери скорости нагрузку на мотор, я стал готовиться к вынужденной посадке, но все-таки дотянул.

Ханс был мертв, убит пулеметной очередью, при том, что сам самолет не получил критических повреждений, имея несколько пулевых пробоин. Сегодня скорбный день. Еще один экипаж погиб, и два – сели на вражеской территории. В том числе и два моих штабных друга. Ехемс и его стрелок Бок. Через несколько дней им удалось выбраться, избежав плена, судьба другого экипажа неизвестна. Радостная весть о спасении товарищей притупила, но не заглушила боль от потери Ханса. Кто теперь будет прикрывать мою спину?

Наступило 10 августа, мы воюем уже полтора месяца. Ранним утром штабная эскадрилья перелетает на аэродром Яновичи, на котором уже находятся остальные группы «Иммельмана». Это километрах в ста двадцати от Лепеля восточнее Витебска и в ста километрах на северо-запад от занятого Смоленска – ключевого города на пути к Москве.

Шесть Ю-87 во главе с оберст-лейтенантом Динортом поднялись в воздух в 5.45. С нами чудесно спасшийся экипаж из фельдфебеля Ехемса и обер-фельдфебеля Бока. В слабом тумане, не мешающем самолетовождению, мы набираем большую высоту и двигаемся вглубь России, дальше на восток.

Меня неожиданно переводят на завод Темпельхоф в качестве заводского летчика. Не знаю, помощь ли это моего покровителя оберста Байера или случайность, но я не рад переводу. Жизнь в Берлине и большие шансы выжить, не участвуя в боях, – это замечательно, но бросать фронт, когда впереди нас ждет всего несколько месяцев победоносных битв и заслуженные лавры героев, кажется несвоевременным.

Приходится расставаться с ребятами, и, получив добродушно-смешливое напутствие Динорта, лететь в Берлин. Я еще не имею права на отпуск и принципиально не хочу заезжать домой. Вот когда получу ожидаемый орден, тогда и смогу вернуться с высоко поднятой головой. Бедняга Ханс получил свою награду уже посмертно.

Несмотря на близость столицы, я, приученный к аскетизму приятелями из штаба, веду достаточно скромную жизнь, облетываю заводские самолеты и пишу рапорты о возврате в боевые части. Наконец меня слышат и в декабре направляют в Краков, где планируется переучивание эскадр пикирующих бомбардировщиков на новую модификацию «Штуки». Мне даже предлагают перевестись в истребительную авиацию, но я уже не хочу, привык к Ю-87 и работа пикирующего бомбардировщика кажется мне интересной.

«Дора» остается пикирующим бомбардировщиком, но благодаря усиленному бронированию может использоваться как штурмовик. Самолет надежный и защищенный, но, несмотря на новый, более мощный двигатель, самолет кажется тяжеловатым. С максимальной бомбовой нагрузкой скороподъемность явно неудовлетворительная, хотя горизонтальная скорость возросла. В Кракове я исполняю роль инструктора и продолжаю писать просьбы о переводе. Обещанная быстрая победа так и не наступает, хотя наши успехи на востоке бесспорны. На фронтах тяжелые бои, русские упорно сопротивляются, и в конце концов меня возвращают в I группу 77-й эскадры, с которой я и начал войну. В составе 8-го корпуса эскадра находится в Крыму, где поддерживает наземные войска, действующие против крепости Севастополь.

В конце апреля я прибываю в Крым на аэродром Сарабуз. Моей радости нет придела. Ведь меня встречают старые товарищи. хауптман Брук и обер-лейтенант Глэзер. Командир Брук стал кавалером Рыцарского Креста, он такой же простой и спокойный «лесник», каким был почти год назад. Живы стрелок Брука Франц и мой многоопытный Карл. Зная, куда попаду, я беру с собой гостинцы. шампанское и шоколад. Также перегоняю новую «Дору», на которой теперь рисуем с механиком обозначение «S2 DL». Я готов действовать.

Вскоре мне предоставляется возможность вновь побывать в бою. В пять утра взлетаем с Сарабуза, взяв тонну бомб, и берем курс на Севастополь. Нас четверо. Командира я не знаю, он прибыл из штаба флота, капитан нашей эскадрильи обер-лейтенант Шеффель сегодня не с нами. Впереди лейтенант Хакер – молодой новичок, недавно прибывший в группу, он следует за ведущим. Я ведомый у гауптмана Якоба – он тоже шишка, офицер связи штаба 4-го флота, прикомандированный к группе. Несмотря на безоблачное небо, в воздухе стоит противная дымка, ухудшающая видимость. Загруженные «Доры» медленно набирают высоту, с трудом получается держать три метра в секунду. Севастополь недалеко, такими темпами мы не успеем залезть на запланированные четыре с половиной тысячи метров и рискуем попасть под зенитный огонь. Ифанов можно не опасаться, они патрулируют район порта и крайне неохотно вступают в бой за пределами этой зоны. А вот зенитные батареи представляют серьезную головную боль. Стараясь не задерживаться под огнем, мы сбрасываем бомбы на Севастополь и пытаемся уйти. Такого огня с земли я не встречал в июне-августе сорок первого. Я почти теряю сознание на выводе из пикирования, от перегрузки темнеет в глазах, самолет выравнивается в нескольких десятках метров от земли, спасает автомат. Прихожу в себя и не вижу остальных. Звено распадается, и на аэродром наш экипаж следует в одиночестве. Несмотря на близость расстояния, я временно теряю ориентировку, и когда садимся в Сарабузе, узнаем, что ведущий звена штабной майор погиб, не вернулся также экипаж штабного офицера связи. Дневные поиски возвращают нам Гауптмана Якоба, его стрелок убит. Офицер рассказал, что в районе порта они были атакованы ифанами, и им даже удалось сбить один самолет, но «Штука» получила такие повреждения, что он был вынужден сесть на окраине города и чудом избежал плена, при этом русские застрелили стрелка. Целыми вернулись только мы с Хакером. Получается большой скандал, назначается расследование инцидента, меня частично признают виновным, так как я не поддержал звено, а самостоятельно ушел на аэродром. Под давлением вышестоящего начальства Брук временно отстраняет меня от полетов. Стараясь не подключать Байера, не вешая на него свои неприятности, с большим трудом связываюсь с Динортом, с которым расстался по-доброму, и с согласия командира группы, прошу оберст-лейтенанта забрать меня в «Иммельман», но оказывается, что Динорт уже не командует 2-й эскадрой, он переведен в министерство авиации. Вот она глупость чистой воды, оба моих начальника, на коих я мог рассчитывать находятся не на фронте, а в Берлине, где был устроен и я, но по собственной воле сменил работу в тылу на действующую часть. Что я выиграл. сижу на передовой, но не воюю, а ведь я ожидал орден и повышение!

Наконец, когда мне уже порядком надоел перегон самолетов и введение новичков, а то и просто работа в мастерских, в середине лета приходит сообщение, что расследование закрыто, я полностью оправдан и перевожусь в 4-ю эскадрилью 2-й эскадры пикирующих бомбардировщиков «Иммельман». Недолгие сборы, короткое прощание с друзьями, напутствие гауптмана Хельмута, говорящего, что будет всегда рад меня видеть, и я «отбываю» в новую часть.