А Адалис - Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4

• Название: Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4
• Автор: А Адалис
• Издательство: Salamandra P.V.V
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2015

Абджед, хевез, хютти…: Роман приключений (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том IV). — Б. м.: Salamandra P.V.V., 2015. — 184 с. — (Polaris: Путешествия, приключения, фантастика. Вып. LXXIV).

Новый выпуск серии «Polaris» представляет весьма редкую и несправедливо забытую книгу — написанный на туркестанском материале авантюрно-фантастический роман поэтессы А. Адалис и ее мужа, писателя И. Сергеева «Абджед, хевез, хюгги…» (1927). Этот роман можно читать как историю злосчастной экспедиции, открывшей в горах Памира загадочную потерянную цивилизацию. Но такое прочтение будет только поверхностным — перед читателем роман масок, и под маской традиционного «романа приключений» в нем скрывается изощренная литературная игра.

Роман поэтессы, писательницы и переводчицы А. Е. Адалис (Ефрон, 1900–1969) и ее мужа, писателя и эсперантиста И. В. Сергеева (1903–1964) «Абджед хевез хютти…» публикуется по первому книжному изданию (М.-Л.: Молодая гвардия, 1927). В книге исправлены некоторые очевидные опечатки и устаревшие особенности орфографии, унифицировано написание имен. Так, Броунинг в нескольких случаях именует Щеглова не «Седжи», а «Сэджи»; нами оставлен первый вариант, как встречающийся более часто. Имя «Ганна» на с. 65 восстановлено по журнальной публикации под названием «Хевес-хютги», представляющей собой сокращенную версию первых двух частей романа (Молодая гвардия, 1926, № 6–7).

---

Все окончилось почему-то благополучно. Тошнило, выворачивались внутренности, а телеграф делал свое дело. Два знакомых пограничника уехали по своим делам; красный командир лег, стуча зубами, под серое байковое одеяло, и от кишлака потянулась бледная широкая дорога на Термез.

В Термез они пришли при том же пасмурном небе. Пристань каюков была пуста, путники сели, охватив колени руками или обняв друг друга.

— Ну, здесь уж конец, — сказал членораздельно Сергей, — амба! Запарился я, братцы, как корова.

Туман медленно рассеивался, не то в сознании, не то над самим Термезом.

Из небольшого деревянного барака вышел, сокрушенно покашливая, большой обвислый русский старик. Приметив расположившуюся на отдых группу диких кочевников, он рассвирепел от удивления.

— Ы-ы, разбойники, пшла! Паашла! — то рычал, то лепетал он. — В горах с басмачами вам мала гулять, чучья ягода? В Термез воровать пришли! — Он был однако не из трусливых. — Чтоб через двадцать четыре, бисту чар секунды, мать твою семью часами с кукушкой, ноги вашей здесь не было!

— Термез! — неожиданно взвыл Джелал. — Ой, Термез, Термез!

— Проспитесь с вашей кукушкой, гражданин! Где Орточека? — Сергей поднялся во весь рост.

У старика медленно выкатились из орбит и повисли фаянсово-голубые глаза с красными и желтыми жилками… Русские…

— Не имеете права матюкать угнетенные национальности! — крикнул Сергеи.

— Не имею.

Галина не выдержала и прыснула звонким счастливым смехом. За нею засмеялись все. Сережа осторожно фыркал, стараясь сохранить грозное выражение бровей. Старик, нащупав подозрительным фаянсовым оком, что недовольных не осталось, восторженно раскашлялся.

Джелал буйствовал. Он смеялся, плакал, икал, шумно волочил по пристани свою больную ногу.

— Термез мой настоящий дядька живет! — хрипел и звенел он. — Термез мой дядька! Ой какой я радый, что мы дорога кончал! Я мой дядька пойти один час, охо-хо, — скривился он, припав на ушибленную ногу. — Хочу мой дядька джена показать! Идем, джена! Пиша, Галечка, пшла!

Юноша ускакал, ковыляя и таща за собой недовольную Галину.

Час спустя путешественники ввалились в чай-хану.

— Самовар? — ахнул Козодоевский, — господи, с ручками?!

— Чаю, урток, хлеба! — волновался Сережа. — Много чаю, понимаешь? Хлеба тоже много. Много чаю, шурпа много, плов много.

— Не увлекайтесь, Седжи, — разгуливал за ним тенью Арт, — умеренно. Вы, русские, действительно широкая натура.

Но Сергей, Козодоевский и прихвостившийся поручик уже обжигались чаем. Арт выдрал из-под носа у Бориса огромный корж и успокоился. Хозяин и несколько посетителей смотрели на русских гостей во все глаза, обмениваясь междометиями восхищения. Вдруг Козодоевский застонал:

— Господи, боже мой, я ж есть хочу!

— Ешь, ешь, Боренька, — промычал Сергей, — ешь, голубчик!

— Не могу. Хочу и не могу.

— Будьте умеренны! — забормотал Броунинг, прожевывая второй корж.

Потом появились недоваренная шурпа и плов с морковкой, не похожий на вчерашнюю полу-галлюцинацию в кишлаке.

— Мне кажется, что я умираю, — сказал Сергей, — неужели это мой собственный живот?

— Я говорил, что после голода необходима осторожность, — злорадствовал Арт, дыша, как рыба.

— Как же это так? — жаловался Борис. — Ведь я не мог? А принесли шурпу — поел, принесли плов — поел. Ах, зачем я смог? Почему я смог?

Объевшийся поручик подхалимно сидел на корточках и судорожно раскачивался:

— Мутит меня, Борис Иваныч, ох, мутит. Водочки бы сейчас? Вернейшее средство.

Борис поморщился. Эйридикины деньги были у Сергея или у Арта. Он небрежно обратился к двум друзьям:

— Ребята, деньги у вас, кажется. Извлеките-ка червячок. Мы вот с Александр Тимофеевичем лечиться хотим.

Арт засунут руку в карман и вытащил оттуда музейный шуршащий червонец. Борис передал его поручику.

— В два счета. Одна нога там — другая здесь, — заюлил тот и смылся. Арт поглядел ему вслед и с ожесточением плюнул:

— Отвратительный индивидуум. Мне даже как-то легче стало.

— Не человек, а стерва. — Сергей потянулся. — Соснем, братишки.

Минуту спустя вся троица, добравшись кое-как до темной каморки, ожесточенно заснула.

Проснулись уже при звездах и опять уселись па паласе в чай-хане.

— Шурпа, плов, чай и вообще. Много, — объяснялся с хозяином Щеглов. Таджик глядел на него с бездонным уважением.

Снова поели. Потом снова отправились спать. Ночь прошла в диких кошмарах, а утром Щеглов сказал:

— Конец. Теперь, кажись, все. Только челюсти немного побаливают. Подсчитаем финансы.

И ПОСЛЕДНЯЯ

Перед тем, как сесть на поезд Термез — Самсоново, экспедиция, за исключением пропавших молодоженов и запьянствовавшего, к общему облегчению, белогвардейца, пару дней гуськом слонялась по учреждениям и базарам. Неожиданно для этих мест выпал куцый снежок.

Броунинг наслаждался дружественным молчанием и огромной махорочной трубкой, возвратившей ему английский профиль. Сережа длинно читал в спину Борису уроки политграмоты, вполне сознавая всю безнадежность этого дела. Отходчивая стихия Сергея, наперекор рассудку, волновалась дружескими воспоминаниями о длинных теплых прогулках по Самарканду и Яккабагу.

На термезском базаре Козодоевский крепко любил Сергея и власть Советов.

«Я — хамелеон», — думал он с неопределенной гордостью…

Александр Тимофеевич появился на третий день, опухший, затравленный и опасливый. Он, униженно заикаясь, сообщил, что остается служить пока у частника в Термезе и что, только увидев воочию советские торговые вывески, он понял, как мало дорос еще до красной Москвы.

— Где Джелал? — закусил мундштук трубки Броунинг, когда белогвардеец отхлынул.

— Придет, где бы ни был, — уверенно ответил Сергей.

Настал день отъезда. На маленькой железнодорожной станции собрался отъезжающий народ. Степенные немцы Востока — белокурые таджики — бесконечно пересматривали содержимое своих пестрых куржумов. Глядя на эти ковровые мешки, Сергей почему-то горько вспомнил и вздохнул об одинокой судьбе ишака Томми и верного Стусана. Потом затолкались веселые туркмены в сумасшедших, мохнатых шапках, и пошел дождь.

Часа за два до посадки в толкотне показались Джелал и Галина.

— Гы-ы-ы! Гип-ура! Хе-хе! — оглушительно приветствовали их Сергей, Арт и Борис, но осеклись. Джелал был бледен и изможден до неузнаваемости. Его черные глаза отупели и погасли, кожа на скулах дрожала.

— Сыриожа, — отозвал он в сторону Щеглова, — Сыриожа! Мы все пропал. Был на мой наге твой тайна. Нет твой тайна.

У Сережи застучало в висках. В это мгновенье подбежала Галина.

— Сергейка, сердынько. Что он тут каже? Вин скаженний! Он сумасшедший. У него нога больная была, я ее сырым мясом обложила. У дядьки-то его барана закололи даром, что ли? Даже жалко, чтобы даром: дядька у него какой бедный!

Сергей едва понимал, что говорит Галочка.

— Сергеенка, я обложила сырым мясом! Все как рукой сняло, погано только, что надпись твою тоже сняло.

Броунинг, стоявший чуть поодаль, тревожно насторожился. как только речь зашла о сыром мясе, которое считается лучшим средством для сведения татуировок. Он подошел ближе.

Джелал плакал, низко опустив голову.

— Седжи, погибла формула?

Сергей отер со лба холодный пот.

— Броунинг! Да.

Все молча сели в вагон, где уже устроился Козодоевский.

— Что с вами такое? — спросил он. — На всех четырех лица нет.

— Не трогай сейчас, Борька.

В каменном отчаянии Сергей обернулся к окну. Морозный ветерок трепал его кудри; по перрону бегали красноармейцы.

— Отпуск-то просрочен. — Неожиданно по-старому защемило сердце у Сережи и продолжало щемить все крепче и слаще, пока в памяти проносились серое здание ВСНХ, оснеженная Варварка, мосты, башни, институт имени Карла Маркса, тихий бульвар…

Вдруг Щеглов заметил в перронной толпе знакомое лицо — жесткое, спокойное, румяное, с волнистой черной бородой.

С пальцев этого человека стекали крупные, светящиеся зерна янтарных четок.

— Купец из Каравансарая. Борис! Борис! Борис! вон мой купец с легендой про Хевес-Хюти.

Лицо скрестилось с глазами Сережи жестким зрелым взглядом и озарилось наивной улыбкой.

— А, русс, русс, товариш! Как здоров?

Борис и Арт подбежали к окну. Сергей еле сдерживался, чтоб не сорвать на первом виновнике просроченного отпуска накипевшую белым ключом боль.

— Как здоров? — продолжал осведомляться рассказчик легенды, но внезапно, вспомнив что-то, залился беззастенчивым жирным хохотом:

— Русс, ай русс, ай товариш! Келемен, Сефес, Керешет нашел? Абджед… хевес… хютти…