Михаил Каминский - В небе Чукотки. Записки полярного летчика

• Название: В небе Чукотки. Записки полярного летчика
• Автор: Михаил Каминский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1973

В книге «В небе Чукотки» воспроизведены эпизоды героической эпопеи становления и развития советской полярной авиации.

Эту книгу написал человек, который осваивал Арктику и Антарктиду, воевал, в полярную ночь нес дежурства по обеспечению дрейфующей станции у полюса.

«В небе Чукотки» — живой рассказ о слабости и стойкости, о верности долгу и человеческой порядочности. Герои этой книги — люди сильного характера и беззаветной верности долгу, — могут служить примером для молодых, продолжающих дело отцов.

---

Вот так окончилась науканская эпопея. Она помогла лучше понять характер людей, живущих на Чукотке, наложила на меня моральное обязательство научить чукчей летать и позволила рассмотреть много новых интересных людей.

Когда–нибудь я расскажу о том, как мы осуществили идею создания аэроклуба и научили чукчей летать. Расскажу и о трогательной встрече с Аёеком, который привел ко мне своего сына, чтобы я «сделал из него летчика».

Не имею права умолчать об учительнице–комсомолке Леночке Ольшевской. (Через много лет я узнал, что зовут ее Елена Фаддеевна, она стала заслуженной учительницей и до сих пор работает в Анадыре.) Вряд ли ей было больше двадцати, скорее меньше. По окончании педагогического училища на материке она приехала на Чукотку. Живет среди эскимосов и учит малышей тому, чему научили ее. В свои двадцать лет она изучала классовую борьбу не по книгам и знала, на чьей стороне ей быть. В этой борьбе она была активной и весомой силой. В ее лице Аёек и Утоюк нашли соратника, который помогал им сегодня, а своей работой в школе готовил резервы завтрашнего дня.

Как хотелось бы, чтобы в лице этой девушки–комсомолки, какой она сохранилась в моей памяти, сегодняшние образованные чукчи и эскимосы оценили подвиг тех мальчиков и девочек, комсомольцев 30–х годов, которые выводили их в мир больших интересов.

В Уэлене учительницами работали две такие же девочки — Наташа Руденко и Муза Войнилович. Им было по восемнадцать лет. Но у них были сравнительно хорошие условия жизни, по крайней мере, они были не одни, было с кем говорить на родном языке. А сколько же было на Чукотке таких вот одиночек, как Леночка Ольшевская! Они кочевали с чукчами среди снегов, ничего не получая от большого мира, из которого приехали, и отдавая все, что привезли с собой. А привезли они свои восемнадцать лет и горячие комсомольские сердца. А как это было много для Чукотки того времени!

ГЛАВА ВТОРАЯ

КОГДА ГЕОЛОГИ СТАЛИ КРЫЛАТЫМИ

Кажется, нет столь отличных друг от друга сфер человеческой деятельности, как геология и авиация. Авиатор смотрит в небо, а геолог — в землю, а вернее — в ее недра. Однако в 40–х годах возникло прочное творческое содружество геологии и авиации, и сейчас это считается само собой разумеющимся. И очень немногие знают историю плодотворной дружбы разведчиков неба с разведчиками земных недр. Об этом и пойдет рассказ в предлагаемой главе, но прежде необходима небольшая историческая справка.

В начале второй пятилетки выяснилось, что индустриализацию страны сдерживает нехватка некоторых редких металлов. В 1934 году на сессии ВЦИК были названы: олово, вольфрам, никель и молибден. На их поиски и мобилизовались советские геологи.

О том, что скрывает в себе земля за Полярным кругом, в ту пору знали ничтожно мало, как, впрочем, и о самом Заполярье. Все, что геологам попадало на глаза порой случайно, волновало воображение своим богатством, нетронутостью, полнейшей неразведанностью. В начале 30–х годов геолог Н. Н. Урванцев в междуречье Енисея и Пясины (восточное Дудинки) открыл месторождение никеля. В короткие годы Норильск стал одним из мировых центров по добыче никеля, а попутно платины и других редких металлов.

В 1932 году ленинградский геолог В. И. Серпухов в сопровождении студента–коллектора Байкова совершил смелый поход в глубину Анадырского хребта. Он шел от мыса Северного (с 1934 года переименован в мыс Шмидта) на юг, и это было первым вторжением ученого человека в труднодоступную область хребта. Пешком, с рюкзаками весом по 40 килограммов геологи смогли удалиться не более как на 50—60 километров от побережья. Им посчастливилось обнаружить редкостное для тех времен коренное месторождение оловянного камня в разломах кварцевых жил. Как водится в геологической практике, Серпухов вел глазомерную съемку по маршруту, но привязать ее было не к чему, на карте — «белое пятно». Местность дикая, точка указана весьма приблизительно, и о ней не вспомнили бы много лет. Призыв ВЦИК избавить страну от оловянного голода побудил Главсевморпути снарядить экспедицию на поиски «точки Серпухова».

К тому времени известный читателю исследователь Чукотки С. В. Обручев высказал чисто теоретическое предположение, что перспективен на олово район Чаунской губы. И вот в 1935 году на Чукотку отправились две экспедиции с одинаковой задачей.

Если в первых двух экспедициях Обручев применил самолеты, то в Чаунском районе он стал новатором в применении аэросаней, В привезенных им образцах горных пород действительно оказались признаки олова, и последующие экспедиции обнаружили такие месторождения, которые сделали Певек первым индустриальным центром Чукотки и первым по счету ее городом.

Вторая экспедиция, направленная с конкретной задачей вновь найти «точку Серпухова» и определить ее промышленное значение, по тем временам казалась гигантской. В ней участвовало пять геологических партий, богато снаряженных. В распоряжении экспедиции два вездехода, катер, трактор, кунгасы, радиостанция, они везли с собой три фанерных домика и всякое оборудование.

Возглавил экспедицию М. Ф. Зяблов. Потомственный рабочий Павловской слободы, что под Горьким, окончив рабфак, он завершил образование в Московской горной академии. В деятельности этого человека яркое подтверждение нашел ленинский тезис о творческих возможностях рабочего класса, освобожденного от капиталистической эксплуатации.

Перед экспедицией Зяблова стояла трудная задача. Мыс Северный доступен для парохода три месяца в году — в июле — сентябре. Место для разгрузки неблагоприятное. Полевой сезон для геологов короткий и т. д.

Я уже упоминал о значимости работ Обручева и геодезиста–аэросъемщика К. А. Салищева по составлению достоверной карты некоторых частей Чукотки. Первый экземпляр этой карты увидел Зяблов. Это определило его решение. А что, если не забираться на северное побережье, а идти к «точке Серпухова» с юга? Этот вариант соблазнял весьма важными преимуществами. Залив Креста, омывавший южные подножья Анадырского хребта, на тысячу километров ближе к Владивостоку. Он замерзает на два месяца позднее, и в его районе нет полярной ночи. По рассказу Обручева, в заливе отличные условия для выгрузки, а климат нельзя и сравнивать с мысом Северным.

Единственным, но крупным минусом являлась большая отдаленность базы в заливе от «точки Серпухова». Вместо 50 километров от Северного — не менее 250 от залива Креста. Но ведь эти километры лежат в горах, и кто знает, что еще попутно откроется в них!

Зяблов понимал, что, удлиняя путь к цели, он берет на себя большую ответственность. Горы, по которым еще не ступала нога цивилизованного человека, таят в себе неожиданности, которые и предусмотреть невозможно. Узнав, что одновременно с его экспедицией на Чукотку едет авиагруппа Волобуева, Зяблов пришел к начальнику полярной авиации М. И. Шевелеву: «Марк Иванович! Поделитесь вашим могуществом, дайте мне на Чукотке один самолет на пару месяцев. Ваши летчики возят в Арктику почту, делают разведку льдов, помогите нам найти дорогу к богатствам чукотских недр!»

Чтобы представить дерзость и необычность такой просьбы, следует напомнить, что полярная авиация только отращивала свои крылья. Самолетов было мало, и каждый ценился на вес золота. На полярных летчиков смотрели, как сегодня смотрят на космонавтов. Даже специалистам полеты за Полярным кругом представлялись неимоверно опасными. А Зяблов предлагал передать самолет в распоряжение людей, ничего не понимающих в авиации, а летчику доверить посадки вне аэродромов. И где? У черта на куличках, да еще в никем не исследованных хребтах!

Тут я должен познакомить читателя с тем, кто должен был принять решение.

М. И. Шевелеву в тот год еще не исполнилось тридцати лет. Но в них уместилось такое, что было возможным лишь в то легендарное время. Мальчишкой участвовал в гражданской войне. В шестнадцать лет стал коммунистом. Живой ум и смелый характер, помноженные на трудолюбие и неиссякаемую энергию, плюс романтическая любознательность привели его в Арктику. Летом 1932 года с летчиком Порцелем он совершает пионерский полет в проливе Маточкин Шар. За одним из поворотов лабиринта пролива на них обрушилась шальная Ново–Земельская бора. С высоты 200 метров тяжелый двухмоторный самолет с огромной силой был сброшен на кипящие волны и буквально расплющен. Из обломков в бурлящей, студеной воде выбрались только двое: Шевелев и бортмеханик В. С. Чечин. Шевелев узнал, почем фунт арктического лиха. Но не испугался. Зимой того же года он принял предложение академика О. Ю. Шмидта организовать воздушную службу только что созданного Главного управления Северного морского пути,

После эпизодических разведывательных полетов летчиков Б. Г. Чухновского, М. С. Бабушкина, О. А. Кальвицы и немногих других под руководством молодого начальника полярной авиации началось систематическое изучение Арктики как театра действия авиаторов. Появились имена новых пионеров: А. Д. Алексеева, М. И. Козлова, В. М. Махоткина, Н. Л. Сырокваши, И. И. Черевич–ного. А потом была челюскинская эпопея, давшая огромный опыт все еще юной полярной авиации. К тридцати годам Шевелев уже знал, что такое ответственность руководителя, но еще не успел ощутить ее тяжесть, ограничивающую решимость.