Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2

• Название: Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Возмездие. Том 2
• Автор: Дмитрий Быстролётов
• Издательство: Крафт+
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-93675-200-1 (том 2)

Д.А. Быстролётов (граф Толстой) — моряк и путешественник, доктор права и медицины, художник и литератор, сотрудник ИНО ОГПУ — ГУГБ НКВД СССР, разведчик-нелегал-вербовщик, мастер перевоплощения.

В 1938 г. арестован, отбыл в заключении 16 лет, освобожден по болезни в 1954 г., в 1956 г. реабилитирован. Имя Быстролётова открыто внешней разведкой СССР в 1996 г.

«Пир бессмертных» относится к разделу мемуарной литературы. Это первое и полное издание книг «о трудном, жестоком и великолепном времени».

Рассказывать об авторе, или за автора, или о его произведении не имеет смысла. Автор сам расскажет о себе, о пережитом и о своем произведении. Авторский текст дан без изменений, редакторских правок и комментариев.

---

Вдруг издали, извиваясь и дрожа, донесся звон рельсы. И сейчас же надзиратель стукнул сапогом в окно:

— Ну, вы, там… Собаки… Отбой…

Яшка дунул на коптилку, и настала ночь.

13

Ночь в Бараке Усиленного Режима.

Люди расползлись по нарам, и стало тихо. Какими бы слабыми ни казались огонек коптилки и свет грязной лампочки, но они все же давали достаточно света для того, чтобы осветить середину барака и погрузить в непроглядный мрак ближние и дальние углы и закоулки. Но Жид погасил коптилку, а дежурный надзиратель с вахты выключил лампочку, и большая длинная секция, казавшаяся черной, вдруг наполнилась призрачным светом: справа через дыры в забитых тряпьем окнах косо упали голубые полосы лунного сияния, слева — желтоватые снопы света от ламп на наружной ограде — она проходила шагов на десять вдоль стены барака. Эти два ряда слабо окрашенных наклонных лучей сделали вид помещения фантастическим: грязная полуразрушенная печь посредине стала казаться дамой в белом или привидением в саване, исковерканные нары — баррикадами, сырой и грязный пол заискрился серебром. Едва стихли люди, как изо всех бесчисленных щелей и дыр полезли крысы и крысята — целыми семьями и ордами. Это были пришельцы, потому что в БУРе лишней пищи никогда не бывало, просто в лунную теплую ночь крысиный народ отправился за добычей в обход всей зоны и по пути зашел на всякий случай обыскать и БУР. В тишине раздался резкий скрипучий писк, царапанье когтистых лапок и гулкое шлепанье на пол. Спертый воздух наполнился тихими разноголосыми звуками. Казалось, что по-крысиному заскрипел даже волшебный лунный свет.

«Так как же Шелковая Нить? Неужели порвана?..»

Я закрыл глаза, но сейчас же услышал шепот Николая:

— Тише! Доктор и Вольф, уберите бутылочки, простыню и доски с бочек! Тише! Ни одного звука: надо приготовить баррикаду в двери. Встаньте босые!

Сердце заколотилось. В несколько минут мы бесшумно разобрали медицинский стол, а параши подкатили к двери. Одну просунули в дверь, другой подперли ее сзади. Кабинки были наскоро сколочены из короткого горбыля, поддерживаемого неструганными жидкими столбами. Концы нескольких длинных досок мы просунули позади второй бочки и ближайших столбов и как бы подперли с тыла всю систему укреплений. Булыгин протянул Вольфу короткий, но тяжелый обломок шеста, на котором когда-то носили бочки с едой.

— Не надо! У меня есть лютше!

— Что это? Дай пощупать! Топор?!

— Да. Я сегодня меняль у один рабоший за носки.

Полное глубоких чувств рукопожатие во тьме.

— Молодец! Доктор, тогда берите дубинку вы.

— Нет, Николай, я лежу на длинной планке с гвоздем — она будет моей пикой. Вы станете по бокам бочки, а я — сзади.

— Попробуем занять места! Потом будем спать по очереди. Нахаленок и Чечетка, вы в резерве! Ну, по местам!

Николай с дубинкой и Вольф с топором стали по бокам бочки, их оружие было смертельным, но действовало на близком расстоянии. Я стал прямо за бочкой и выставил вперед палку с гвоздем. Впереди, на фоне черной стены первой кабинки призрачно светился провал двери, а за ней — внутренность барака, — вся в полосах света, вся наполненная шумом крысиной возни.

— Спят! Видно, забыли про Чечетку! Сейчас ляжем и мы! — прошептал Николай, вглядываясь в неясный квадрат голубого и желтоватого света.

За стеной послышался топот шагов караула. «Кто идет?» И снова тревожная ночная тишина.

И вдруг совсем близко раздался нарочито громкий гнусавый голос:

— Глиста! А, Глиста! Подымайся! Поди скажи раздевальщику, штоб явился ко мне сюды! Мне охота с ним по душам покалякать! Хай идет без стеснения!

И Рябой закашлялся.

Мы увидели, как темный силуэт мальчишки стал пересекать наклонные снопы лучей, ближе и ближе. Вот его тревожное дыхание совсем рядом.

— Стой! — рявкнул неожиданно Николай. Черная фигурка замерла, потом попятилась назад.

— Поворачивай обратно и ложись спать. Скажи пахану, разговаривать будем днем — времени хватит.

Темная фигура тронулась обратно.

— Юрок, а, Юрок! — загнусавил Рябой и опять закашлялся. — Говорю, дай мине сюды раздатчика и Кольку-Чечетку! Скажи, дело сурьезное на пять минут. Доктору с санитаром скажи, чтоб одевались: им сейчас надо будет идти на вахту.

Юрок наткнулся на бочку и, совершенно еще не понимая положения дел, схватил ее за верхние края, видимо, чтобы откатить в сторону или внутрь. В то же мгновение топор Вольфа гулко тяпнул в темноте по краю бочки рядом с пальцами. Юрок отскочил назад.

— Что это?

— Иди спать! Я уже сказал: разговоры откладываются до утра.

Юрок повернулся, чтобы уйти.

— Нет, не откладываются! Эй, воры, подымайсь! Живо! — завизжал в бешенстве Рябой. — Тащить сюды энту суку и заигранного: мы сей минут будем суд держать! Все подымайсь!

Босые люди посыпались с нар как крысы. В сумраке и в разноцветных полосах света казалось, что на нас двинулась армия.

— Рябой, у них топор! — крикнул Юрок, сдерживая столпившихся буровцев.

— Делайте всех на чистую! — скомандовал Рябой.

Толпа послушно тронулась вперед.

— Кто прикоснется к параше в дверях, будет убит! — крикнул Николай.

— Гад, ты доживаешь обратно последний твой час!

И Юрок, слегка откачнувшись телом назад, вдруг изловчился и неожиданно ударил ногой в бочку. В руке у него блеснул нож. В то же мгновение я вытянул руку и ткнул его в лицо палкой с гвоздем. Палка попала во что-то мягкое, вероятно, в щеку, но рваной раны не нанесла, потому что гвоздь торчал вбок: я это не досмотрел.

— Ты, помощник смерти, чтоб тебя зарезали! — крикнул мне Юрок, ухватясь левой рукой за щеку. — Слышь, гад, и ты живешь до утра! Дневуешь в морге, паразит!

Крысы стихли, люди молча толпились перед нашей баррикадой, не проявляя ни малейшего желания лезть под удары.

— Это што же за безобразия такая! — закричал с постели Рябой. — Семьдесят человек не схватят четырех?! А?!

— Мишка у ворот не выдержал и мы не выдержим, — тихо проговорил Нахаленок. — К утру будем готовы. Так обороняться бесполезно. Надо чтой-то придумать.

— Ложись и толкани бочку с земли! Не бойся! До пола они топором не достанут! — между тем скомандовал Юрок одному из оборванцев и для внушения дал ему по уху. Тот лег, подкатился по полу к бочке и сильным толчком сдвинул ее внутрь. Вся система нашей обороны затрещала и заходила ходуном. Ударить лежащего топором по спине или затылку поверх бочки было невозможно, дотянуться дубиной — тоже.

— Осторожно, Вольф, чтобы не выхватили топор!

— Чего смотрите! Давай вперед! Хватай их!

Так началась генеральная атака. Когда семьдесят человек лезут в узкую дверь, то порядка не может быть, и напор осаждающих был невелик: в конце концов сражаются только первые два-три человека. Мы выставили вперед свое оружие, и люди отступили на полшага, чтобы не попадаться под удар. Но лежавший на полу делал свое дело — бочка стала медленно сдвигаться вбок.

— Цыган, садись на пол и держи бочку на месте!

— Дядя Коля, а живот? У мине катар тонкой кишки!

И вдруг Юрок опять, на этот раз поверх лежащего у бочки человека, с разбега толкнул бочку ногой. Раздался треск: гнилая параша стала рассыпаться.

— Бей сук! Бей! — кричал Юрок. Все сдвинулись еще ближе. Я слышал хриплое дыхание осаждающих. В темноте мы размахивали в воздухе своим оружием, но никого не зацепили и поняли, что долго такое напряжение длиться не может: лежавший на полу блатняга обхватил бочку у основания обеими руками и стал отжимать ее в сторону. Один из нападавших успел просунуть в щель ногу, получил по ней палкой, завыл и упал назад, но щель осталась.

Настали последние минуты нашего сопротивления.

— Нахаленок! Лезь в окно! Тихо! Незаметно! Закричи, что в бараке готов побег! Массовый, понял? Ну, вали!

Я и Николай яростно замахали оружием. Вольф коленом задвинул бочку опять в дверь, сел на пол и стал второй бочкой припирать первую. Все трое, как по команде, заорали для устрашения: «Назад! Убьем!» — и в то же время всем телом почувствовали, как позади нас что-то тихо зашуршало, посыпалась штукатурка, заскрипели доски: это Нахаленок сложил у стены обломки стопкой, чтобы упереться в нее ногами и протиснуться в окно.

— Бей сучье племя! — гремел Юрок. И с вытянутой ногой ринулся на бочку.

— Назад! Убьем! — орали мы.

И вдруг снаружи послышался быстро удаляющийся мальчишеский крик:

— В бараке побег! Подкоп! Восстание!

Сразу с обеих вышек гулко грянула дробь автоматных очередей: это стрелки дали сигнал караульному взводу. В окна ворвалось ослепительное сияние осветительной ракеты.

14

Каждый из нас видел фотографии, снятые гитлеровцами в своих лагерях смерти — вылощенных эсэсовцев с пистолетами у пояса в окружении заключенных. Ничего подобного в советских лагерях не было и быть не могло, потому что урки, а позднее бандеровцы и власовцы, мигом такого щеголя разоружили бы и кокнули на месте из его же пистолета. Вход в зону с оружием в наших лагерях был строжайше воспрещен, и на проходной все офицеры сдавали оружие дежурному надзирателю. Но по тревоге вход с оружием разрешался, и мы услышали лошадиный топот кирзовых сапог еще тогда, когда взвод пробегал ворота. Потом сапоги мелькнули в окнах. Яркий свет нескольких электрических фонарей скользнул по комнате, кучка запыхавшихся солдат с автоматами наперевес ворвалась в помещение и картинно застыла у двери, ощетинясь смертоносными дулами.