Анатолий Сухотин - Парадоксы науки

• Название: Парадоксы науки
• Автор: Анатолий Сухотин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 1978

Наука — одно из высших проявлений человеческих возможностей, показатель того, на что вообще способен наш интеллект. Мы люди, и человеческое в нас — неистребимая радость познания. Она влечет все дальше вперед по неизведанным дорогам открытий.

Книга рассказывает о парадоксальных состояниях науки, возникающих в ситуации когда обнаруживается неудовольствие старым знанием, а новое еще не настолько доказало свою жизненность, чтобы прочно войти в сознание большинства. Освещены приемы, которые привлекаются учеными для построения парадоксальных теорий, дается расшифровка некоторых механизмов творчества.

Автор раскрывает назначение парадокса как источника новых приобретений в знаниях, его роль в выдвижении плодотворных идей. Парадоксы поучительны. Каждый из них повествует о каких-то неожиданных поворотах науки в постановке проблем, методах решения, судьбах ее открытий.

---

Испытанным способом преодоления узости профессионализма является смена рода занятий Это практиковали уже Г. Гельмгольц, Л. Пастер, А. Лавуазье.

А вот как работал Ж. Кювье. Он увлекался разными отраслями знания. Имея несколько кабинетов, располагал в каждом из них рукопись по какому-либо особому вопросу и материалы по нему. Входя в кабинет, тут же переключался на нужный предмет и занимался, если появлялось хотя бы несколько минут.

Немецкий философ XVIII века И. Кант считал интеллектуальную перевоплощаемость чертой философского гения. Известно, что сам он оставил труды в разнообразных областях знания: по антропологии, теории государства, эстетике. Вместе с П. Лапласом высказал идею о происхождении солнечной системы из туманности, развивая так называемую «небулярную теорию».

Она вошла в науку как гипотеза Канта — Лапласа.

Но обратимся к нашему времени. Несмотря на давление со стороны процесса дифференциации знания (а может быть, как раз в силу этого давления), ученые полагают полезным время от времени менять специальность. В частности, Э. Ферми считает, что это нужно делать каждые 10 лет. Наступает момент, говорит он, когда исследователь исчерпывает себя. Поэтому лучше уступить поле молодым, а самому уйти в новую область, где ваши идеи могут оказаться плодотворными.

Э. Ферми и сам следовал этому правилу. Вначале работал в области приложений квантовой механики, после переезда в США в 1938 году (год получения Нобелевской премии) занялся атомной энергетикой и ядерным оружием, создавал атомную бомбу. После 1945 года оставил эту область и перешел к физике элементарных частиц.

Так же и П. Капица считает, что исследователю, как правило, нужно менять область приложения сил.

«Я сам сейчас работаю, — добавляет он, — на плазме, до этого занимался низкими температурами, а начинал с магнетизма». Аналогичные мысли высказывает и другой советский ученый, академик Л. Фаддеев. «Я, — говорит он, — учу своих учеников: когда чувствуешь, что можешь легко работать по данной теме, оставь ее».

Ныне популярны идеи так называемой «интеллектуальной мобильности»: умение переходить в решении задач от одних методов к другим, нетипичным. С этим связана и интенсивная смена специальностей. Дирекции ряда зарубежных исследовательских фирм считают, например, полезным, чтобы молодые ученые овладевали несколькими профессиями. Как показали социологические исследования, среди советских научных работников из каждых трех только один сохраняет верность обретенной в вузе специальности, а двое меняют ее, хотя и необязательно радикально.

Конечно, в каждой науке своя обстановка. Есть науки, сильно подверженные разъеданию. Их называют «науки — проходные дворы». В них не задерживаются. Это дисциплины, которые испытывают особенно бурные нашествия со стороны других наук и под влиянием последних быстро дифференцируются. Например, биология — под давлением физики и химии, лингвистика — под воздействием математики и логики.

Имеются отрасли знания, которые, наоборот, притягивают. Это «науки-ловушки». Здесь отмечаются новые, рождающиеся на перекрестке дисциплин, так сказать, «модные» направления: бионика, биокибернетика, математическая лингвистика.

Третья группа наук взяла на себя труд питать остальные, выращивая кадры фундаментального назначения. Их называют «науки-доноры». Например, математика — по отношению к ее прикладным разделам, или химия — по отношению к химико-технологическим циклам.

Наблюдается и ослабленная форма интеллектуальных смещений — «маятниковая мобильность». Она характеризуется обращением к результатам «чужих» наук и не сопровождается «изменой» специальности. Просто ощущается любопытство к информации, добытой соседом.

Исследования показали, что отмеченные явления имеют под собой достаточно глубокие основания. Американские науковеды Д. Пельц и Ф. Эндрюс, обобщая солидную массу данных, заключают, что автономные ученые и инженеры работают успешно, когда их интересы широки и разносторонни, и менее успешно, если они специализированы в узком профиле.

Другое свидетельство. Согласно закону, выведенному современными науковедами, деловая активность интенсивно растет в возрасте 20-35 лет, а затем идет нл убыль. При этом у одной части специалистов активность исчерпывается быстро (примерно к 40 годам), у других же — более медленно, наступая лишь к 60 годам. Оказалось, что членам первой группы характерна одна черта: все получили узкую специализацию и не меняли ее. То есть они сразу же, так сказать, вошли в форму, но и застыли в ней. Люди же долгоактивной группы, хотя тоже получили узкую специальность, однако работали сначала не по ней.

Психологи объясняют это тем, что первые не научились переучиваться в молодости. Потому они и не смогли поддерживать активность обращением к новым темам, когда старые были изучены или, утратив актуальность, отошли в прошлое. Зато вторые, в силу ломки профитя, научились в свое время выходить в чужие сферы, осваивать непривычные методы и решения. Такие переключения поддерживают творческое горение, вызывая прилив свежих сил, удлиняя «пик» активности.

За разносторонность, необходимость преодоления узкопрофессионального подхода при решении научных задач «голосует» и физиология. Чем многограннее интересы исследователя, тем все более обширные области мозга вовлекаются в работу, а это развивает еще большую активность.

В заключение главы, пожалуй, стоит еще раз дать объяснение. Mы настаивали, что обилие знаний нередко ложится бременем на творческое воображение ученого, более того, бросили немало обвинительных слов и оборотов на головы специалистов. Вместе с тем отстаивалась мысль о необходимости широкой образованности и, если угодно, эрудированности ученого.

Здесь нет противоречия. Дело в том, что творчеству мешает не эрудиция вообще, а узкая эрудиция, которая замыкает мысль ученого на знаниях лишь его собственной специальности. Между тем выход в смежные и отдаленные области науки, как мы видим, стимулирует поиск. Именно такая, не скованная рамками однойединственной дисциплины, осведомленность и полезна Одним словом, положение не должно оборачиваться противопоставлением: либо имеем специалиста, знающего все ни о чем, либо дилетанта, который знает «ничего» обо всем.

И тут вновь способна помочь философия. По образ ному выражению известного норвежского ученого и путешественника Т. Хейердала, нынешние специалисты как бы сидят в глубоких колодцах. Каждый видит только то, что добывает сам. Но он не знает, что нашли и выбросили на поверхность другие специалисты. Одна ш функций философа в том и состоит, чтобы, стоя наверху, знакомить ученых с плодами их соседей и обобщать до бытые результаты.

Однако дело здесь не ограничивается лишь знакомством с тем, что достигнуто смежными дисциплинами Важно суметь это знание применить у себя. Речь заходит таким образом о заимствовании не просто знаний но также и методов их применения в своей области не следования. Метод и определяется как умение исполь зовать однажды добытую информацию для приращения новой информации. Образно говоря, это оставленная в уме дорожка, по которой исследователь некогда прошел и которой он может воспользоваться вновь, раз уж он ее проложил.

Но кто же нас должен научить превращать знания в алгоритмы извлечения новой информации, как не философия? Ибо наука о методе — методология — появилась в лоне философии и составляет ее существенную часть.

Методология описывает общие пути и условия познания, формируя, так сказать, стратегию научного поиска; она разрабатывает средства, инструментарий познавательных процедур, учит всему тому, что пригодится мышлению в этом многотрудном деле постижения истины.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы попытались взглянуть на развитие науки, имея одно желание: узнать парадоксы, которыми она полнится. И сделали мы так потому, что это важная черта ее «биографии», и еще потому, что здесь немало поучительного.

Как выяснилось, парадоксы обнажают глубинные течения познавательного процесса. Возвещая о назревшем неблагополучии в науке, они вместе с этим решительно продвигают ее вперед и именно тем, что приносят новые, еще более парадоксальные идеи.

Можно сказать, что в парадоксах сосредоточены боль и радость познания, его взлеты, но и крушения тоже.

Одни парадоксы проявляют себя на уровне общих закономерностей, определяя поворотные точки и направления эволюции знаний; другие указывают на более интимные стороны науки, оттеняя творчески созидательные усилия ее архитекторов. Но их роднит то, что все они «страдают» причастностью к неожиданным, непредсказуемым движениям событий, мыслей, дел. В этом и скрыты эвристические возможности парадоксов. Они побуждают предпринимать дерзкие ходы, возводить необычные построения, предлагать невероятные методы и решения.