Сергей Гомонов - Пари с будущим

• Название: Пари с будущим
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Детективная фантастика

Отчасти жанр этой книги — mash-up (исторические и мифологические герои и события в неожиданном ракурсе), отчасти — АИ.

Ученые находят способ информационного посещения прошлого, при этом они вербуют себе в помощники неких малопонятных существ, и те становятся им проводниками по коридору времени. В процессе работы выясняется, что открывшаяся им история человечества не совпадает с известной по учебникам и ее срочно нужно спасать от странного хроноклазма, чтобы не утратить настоящее. Этим занимается секретная организация на космической станции в далеком (от нас) будущем. Коррекции оказываются бесконечными: одна поправка неизбежно тянет за собой другую, и рано или поздно за любое вмешательство в систему мира приходится отвечать. Вот ученые и обнаруживают, что изначально в их расчеты закралась небольшая с виду, но критическая ошибка: они не тех существ сочли проводниками!

---

— А что было? — я очень смутно вспоминал какие-то обрывки и никак не мог собрать их в единую картину.

Тогда Александр Михайлович рассказал мне ту часть истории, которую знал. Остальные пазлы восполнили мои родственники и знакомые уже гораздо позже.

Катерина Федоровна, соседка с первого этажа, была у нас старшей по подъезду. Как раз в минуту нашей встречи с австралопитеком она собиралась в магазин и, одеваясь, стояла в прихожей. Поскольку перед уходом из дома она имела привычку выключать все электроприборы, в квартире стояла полная тишина. Именно благодаря этому соседка услышала какую-то подозрительную возню в подъезде, странный вскрик и знаменитый «Венский вальс» Шуберта, который я однажды ради шутки настроил рингтоном на номер Лены Еремеевой, да так и оставил насовсем. Выждав с полминуты (музыка не прекращалась), Катерина Федоровна осторожно поглядела в дверной глазок и, само собой, ничего не увидела. Тогда она решилась и приоткрыла дверь. На площадке не было никого, а к тому моменту оборвалась и музыка. Соседка прищурилась и присмотрелась к чему-то темному, лежащему у выхода в полутемном же подъезде. Сначала сослепу подумала — кто-то поленился вынести мусор и бросил мешки у двери. Подошла поглядеть и с ужасом узнала меня. По ее словам, подо мной уже разлилась целая лужа крови, перекрывая пути к выходу.

— Денис! — дрожащим голосом окликнула она меня, но я не шевелился.

После этого Катерина Федоровна, переборов страх, попыталась меня перевернуть. Она забыла все свои детективные сериалы, где строго-настрого запрещалось затаптывать следы на месте преступления и трогать жертву. О том, что я, возможно, уже труп, соседка в ту минуту даже не подумала. «Решила, что сознание потерял, работа-то у него страсть какая опасная, чем только они на пожарах не дышут, бедолаги!» — признавалась она потом товаркам во дворе. И только когда до нее дошло, что эта лужа крови натекла у меня вовсе не из носа или рта, а откуда-то из правого бока, где на толстовке расплылось громадное багровое пятно, соседка запаниковала. Австралопитек перед уходом выдернул нож у меня из-под ребер, поэтому место, куда входило лезвие, Катерина Федоровна сходу не определила, прореха в ткани была невелика. Надо отдать должное, паника не помешала соседке броситься домой и вызвать скорую, а после этого позвонить моим родителям.

Боюсь даже представить, что пережили они, услышав это. Знаю, что выгнать их из больницы врачи не смогли даже на ночь. Мама с папой просидели в приемной до самого утра, пока Александр Михайлович не вышел к ним лично и не объявил, что я остался на этом свете. А тем временем все остальные, кто меня знал, во главе с Ленкой, Николаичем и Руськой уже мчались в пункт переливания крови, чтобы возместить истраченные на меня запасы. Там выяснилось, что у Аникина кровь брать нельзя из-за перенесенной в детстве желтухи, а Ленку и слушать не стали после того, как Николаич шепнул тамошним докторам о ее самочувствии и недавних срывах. Женька потом рассказывал, что она раскричалась, назвала всех лиц мужского пола, находившихся на тот момент в больнице, подлыми шовинистами и, кровно обиженная на Николаича, покинула заведение. Полагаю, для медиков это послужило лишним подтверждением ее психической неустойчивости, и, пожав плечами, они как ни в чем не бывало продолжили свою работу.

Аникин тоже впоследствии любил вспоминать, как он отреагировал на сообщение следака. Дело было так.

Пырнув меня складным ножом — вот что это был за щелчок! — австралопитек спокойненько вышел на улицу. Озадачивать себя уничтожением улик он тоже не стал, то ли по природной тупости, то ли от ощущения безнаказанности. Просто кинул окровавленный ножик с залапанной рукоятью в едва зазеленевшие кусты возле дома, напротив окон Катерины Федоровны. То есть выгляни она в ту секунду, то увидела бы это даже при своем плохом зрении.

Что бы там ни говорили о медлительности наших правоохранительных органов, все всегда зависит от человека. Моим делом занялся Иван Савин, энергичный парень, мой ровесник, и уже через час после доставки меня в больницу следователь вышел на Руську и других моих знакомых. Но первым в его списке значился Руська — может быть, в том ему помогла интуиция, а может, подруги шокированной Катерины Федоровны, которые гоняли нас, школьников, с вечерних посиделок во дворе: разве может толпа подростков сидеть тихо, без музыки и девчонок, которые, кокетничая, визжать могут так, что без микрофона перевизжат любого Витаса?!

Руська же, решив, что это я его так «прикалываю» в отместку за Вольдемара, и забыв, что до первого апреля еще добрых десять дней, поднял беднягу-следака на смех. Тот сначала даже впал в ступор при виде неадекватно ржущего Аникина, который, уточняя, куда именно меня пырнули, заливался только еще более громким хохотом. И только минут через десять — когда Иван Савин показал ему корочки следователя и пару фотографий из моего подъезда — до него дошло, что это не шутка. Тогда-то и пришла очередь впадать в ступор Руське.

— Есть у вас знакомые левши?

— Э-э-э… да не припоминаю… Вот только я… Но вы же не будете меня подозревать, надеюсь?

Следователь странно посмотрел на него, и по его лицу сразу стало видно, что такого, как Руська, — точно не будет. И даже выпишет ему индульгенцию от имени врача районной психиатрической клиники, что подозревать Руслана Аникина — не надо, отныне и присно и во веки веков. Он хоть и буйный больной, но для общества не опасен.

Через несколько вопросов Аникина наконец озарило, и он рассказал о происшедшей в «Неоновой барракуде» драке ночью с понедельника на вторник, особенно выделяя отметелившего его австралопитека.

Понимая, что след взят и что первым делом нужно отрабатывать именно эту версию, не распыляясь на других знакомых, следователь Савин ринулся в тот участок, куда нас, тепленьких, привезли тогда с танцпола. А там уже на блюдечке да с голубой каемочкой ему предоставили и «пальчики», снятые с австралопитека (вероятно, на всякий случай — там достаточно поглядеть на рожу, чтобы тут же принять решение сделать ему дактилоскопию), и его ФИО (да-да, у него было настоящее, человеческое ФИО!), и адресок.

Звали австралопитека Кульпатовым Георгием Кирилловичем, 1979 года рождения, судим не был, но дважды привлекался и удачно отмазывался. Продырявив меня, он не счел нужным не только спрятать нож, но и куда-нибудь уехать. Так с его родного адреса и вывели под белы рученьки. В машине он попробовал усладить слух оперативников в берцовых ботах и с дубинками матерщинной прозой собственного сочинения, что чрезвычайно их воодушевило и подарило возможность размяться.

— Может, пристрелить мудака? — философски размышлял один из бойцов, разглядывая плюющегося на полу машины австралопитека, которого не пробивали даже берцы и аргумент «дубинкой по пояснице».

— Не, Савин не оценит, — отговорили его остальные. И тем самым спасли Кульпатову жизнь.

— А стоило бы… — вздохнул оперативник, сдавая задержанного в предвариловку. — Дурака учить — только портить. А так — сколько жизней бы сберегли, на потом… Все равно ж гаду много не дадут, пацан вроде выжил…

— Еще неизвестно. Может, и не выжил, — зевнул один из напарников.

Это они обо мне.

Когда же я проснулся в палате интенсивной терапии, реаниматолог Александр Михайлович Красиков, он же зав. травматологией городской больницы, вкратце, не мучая мой полуспящий мозг, объяснил, что из-за внутренних повреждений им пришлось что-то удалить и что-то заштопать, что было обширное кровоизлиние в брюшную полость, но чудовищными усилиями его удалось остановить.

Я потрогал повязку на животе, наткнулся на выходящую из моего бока пластиковую трубку. Она была спущена за край кровати.

— Дренаж, не надо трогать! — мягко, но настойчиво отстраняя мою руку от бинтов, предупредила Вика. — Он пока нужен.

Однако я с интересом младенца принялся обследовать себя дальше, наткнулся на какую-то штуку, прилепленную пластырем под ключицу. Кажется, это была игла, но боли я не чувствовал. Я вообще не чувствовал никакой боли и решил, что все прекрасно и завтра меня уже выпишут домой.

— Если что, зови меня, — сказала медсестра.

— Да что может быть!

— Спи, пока можешь.

С этими загадочными словами она удалилась.

Что конкретно она имела в виду, мне пришлось осознать спустя пару часов, когда действие обезболивающих закончилось.

Сначала я твердо решил, что стерплю и не стану лажаться перед красоткой-медсестрой. Подумаешь — отрезали там что-то. Чем таким особенным отличается желчный пузырь от аппендикса? У нас в классе нескольким, помню, аппендицит вырезали. Неделька дома — и со справочкой в школу, на дальнейшие свершения.

Закусив наволочку, я топил стоны, а потом и вопли в подушке. Но когда перед глазами потемнело и поплыли желтые медузы, я понял, что надо сдаваться, пока не поздно. Боль меня переупрямила.