Леонид Млечин - Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота

• Название: Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота
• Автор: Леонид Млечин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05043-4

Что означали для нашей страны десять лет правления Никиты Сергеевича Хрущева? Что он сумел и что ему не удалось? Почему полвека спустя общество не в состоянии оценить его роль в истории? Герои новой работы Л. Млечина — люди, которые многие годы управляли страной, правящий класс, каста, попасть в которую было так же сложно, как и удержаться в ней. Главная тема книги — бесконечная борьба за власть, потому что правящая элита жила в мире интриг, коварства, вражды, подсиживания.

Л. Млечин, опираясь на свидетельства участников событий и рассекреченные материалы, описывает обстоятельства драматической истории смещения Хрущева в октябре 1964 года. Автор отвечает на вопрос, почему Хрущева сменил именно Леонид Ильич Брежнев. В книге впервые представлены удивительные документы из личного архива Брежнева. Этот человек восемнадцать лет руководил государством, но выходит, мы его мало знаем, плохо понимаем, отчего так неудачно сложилась жизнь семьи Леонида Ильича…

---

Целинная эпопея

Весьма популярна приписываемая британскому премьер-министру Уинстону Черчиллю фраза о Сталине: «Он принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой». Черчилль, правда, никогда этого не говорил. Владеющий английским языком может проштудировать его сочинения и сам в этом убедиться.

В реальности Сталин «принял страну» не с сохой, а в период расцвета НЭПа, когда Россия не только сама себя кормила, но и экспортировала хлеб. А вот Хрущев принял у Сталина страну полуголодной.

— Хлеб продавали за границу, а в некоторых районах люди пухли от голода, — вспоминал Никита Сергеевич. — Да, товарищи, это факт, что в сорок седьмом году в ряде областей страны, например в Курской, люди умирали с голоду. А хлеб продавали.

В пятьдесят третьем собрали всего тридцать миллионов тонн зерна. По потреблению продуктов на душу населения страна осталась на дореволюционном уровне. Первый секретарь столичного горкома Екатерина Алексеевна Фурцева после смерти Сталина говорила на пленуме ЦК:

— Возьмите Москву, которая всегда находилась в более благоприятных условиях по сравнению с другими городами страны. Даже в Москве до последнего времени хлеб отпускали в одни руки не более килограмма. В Москве, которая находится в особых условиях, хлеб продавали с примесью — около сорока процентов картофеля и прочего.

Сталин разорил деревню. По сравнению с 1928 годом (последний год до массовой коллективизации и раскулачивания) поголовье скота уменьшилось, а население-то росло! После войны крестьян еще и обложили непосильными налогами. Чтобы не платить, крестьяне забивали скот, отказываясь даже от коровы (а это же молоко для детей!), вырубали сады и деревья.

— Я ездил в родную деревню, — вспоминал Хрущев, — зашел к двоюродной сестре. У нее хороший сад. Я ей говорю: «У тебя замечательные яблони». А она: «Осенью срублю из-за налогов».

Результат? В августе 1953 года на пленуме ЦК выяснилось, что после повышения налоговых ставок денег в бюджет стало поступать меньше.

— А мы содержали огромную армию фининспекторов, которые ходили по дворам и собак дразнили, — доложил на пленуме Хрущев товарищам по партии. — Люди покупали поросенка, старались подкормить, пока фининспектор не пришел, а за день до прихода — зарезать. Зачем это нужно? Что же это — наши враги? Что в том, что человек откормил поросеночка пудов на пять-шесть, сам скушал и на рынок дал? Разве это плохо? Разве это угрожает нашему социалистическому строю? Нет. Глупость была.

Крестьяне бежали из деревни, уже выращенный урожай пропадал.

«Взрослые мужчины и женщины уходили из колхозов в города и промышленные центры, в колхозах оставались только престарелые и дети, — рассказывал Александр Михайлович Пузанов, который в 1952 году стал главой правительства РСФСР и кандидатом в члены президиума ЦК. — Уборочные работы проводились силами МТС, рабочих городских предприятий и студентов. Не только мяса, молока и масла, хлеба не хватало даже в крупнейших городах и промышленных центрах. Тысячные очереди очень часто образовывались с вечера!»

Первый секретарь Смоленского обкома Павел Иванович Доронин на пленуме ЦК вспоминал, как они с Ворошиловым ездили по области. Потрясенный увиденным Климент Ефремович сказал: тут хоть Карла Маркса посади, и он ничего не сделает, колхозы доведены до ручки.

— Вы совершенно правильно говорили, — напомнил ему Доронин, — что такое положение могло сложиться только потому, что члены политбюро и Сталин не представляли и не знали, как живет народ. Говорили, Климент Ефремович?

— Говорил, — подтвердил Ворошилов.

— Вы говорили, — напоминал ему Доронин, — что «только наша оторванность от парторганизаций, наша оторванность от жизни народа могла привести к такому положению, как у вас на Смоленщине». И это действительно так. Положение в сельском хозяйстве на Смоленщине было страшное. Я могу, товарищи, пленуму назвать такие цифры: за 1951–1953 годы из области ушло сто тысяч колхозников. Причем как уходили? Сегодня в колхозе пять бригад, завтра четыре. Ночью бригада секретно собиралась и уезжала, заколотив все дома…

Почему же Доронин раньше молчал, почему не бил тревогу?

— Достаточно было хотя бы маленький намек сделать, что у тебя плохо с хлебом или с другими делами, — объяснил первый секретарь Смоленского обкома, — как через три минуты тебя вызывают и начинают говорить: что это у вас там за настроение? Приходишь в ЦК, входишь к секретарю Центрального комитета партии в кабинет и не знаешь, выйдешь ты из него или нет. Вы тогда, товарищ Ворошилов, говорили: «Что вы молчите?» А я ответил: «Климент Ефремович! Вот если бы я к вам приехал и рассказал все, что вы сейчас видели своими глазами, вы бы мне сколько уклонов приклеили?»

Сентябрьский 1953 года пленум ЦК списал с крестьянских дворов задолженность и освободил от обязательных поставок мяса государству. Теперь крестьяне могли спокойно заводить скот, не опасаясь того, что его придется пустить под нож.

Освоение целинных земель началось потому, что руководители страны во главе с Хрущевым не нашли иного способа быстро накормить страну. На пленуме ЦК в августе пятьдесят третьего Хрущев упрекал соратников:

— Товарищи, не стыдно нам? Живем на даче, на улицу выходим, гуляем, колхозники смотрят и, видимо, говорят: наши руководители живут неплохо, а колхозы самые задрипанные, стыдно смотреть… Урожай картошки в нашей стране очень низкий. Почему, товарищи?.. Дожили до того, что капуста у нас в одной цене с бананами. Это позор!

— И то не хватает, — мрачно заметил Булганин.

— Бананы завозят, а капусту не завозят, — объяснил ему Хрущев.

В зале оценили шутку первого секретаря ЦК.

— Мы сейчас робко продаем муку, чтобы блины печь, — рассказал Никита Сергеевич. — А какое же это удовлетворение потребностей без блинов? Мы, товарищи, переходим постепенно от социализма к коммунизму. Вот представляете, какой-то дядька на митинге спросит: при социализме блинов нет, а при коммунизме будут? Это позор! Кашу, товарищи, по рецепту дают, потому что крупы пшенной нет, гречневой нет. Куда это годится?

Никита Сергеевич достаточно точно представлял положение дел на селе. Некоторые сведения при нем стали открыто публиковаться. Другие цифры Центральное статистическое управление присылало ему лично — в секретных пакетах (см. подробнее: Отечественная история. 2000. № 1). Скажем, людям не полагалось знать, что по численности поголовья скота и по потреблению продуктов на душу населения страна не преодолела дореволюционный уровень. Естественно, скрывались и цифры эффективности животноводства в сравнении со странами Запада.

Хрущев хотел хотя бы досыта накормить страну! И дать жилье, поэтому затеял массовое гражданское строительство — впервые за все годы советской власти. Сталин не строил жилые дома. Его интересовали только крупные проекты.

Сталин запрещал распахивать новые земли. Хрущев, напротив, решил, что это самый быстрый способ дать стране хлеб. 22 января 1954 года подписал записку «Пути решения зерновой проблемы», которая стала программой освоения целины.

Заготавливалось меньше зерна, чем потреблялось, недостаток возмещался из государственного резерва, поэтому, считал Хрущев, необходимо «расширение в ближайшие годы посевов зерновых культур на залежных и целинных землях в Казахстане и Западной Сибири». Он предлагал освоить тринадцать миллионов гектаров.

«Мы должны выиграть время, — объяснял свою позицию Никита Сергеевич. — Нам надо не только получить как можно больше хлеба, но и затратить на получение этого хлеба как можно меньше времени».

Хрущев пригласил в Москву первого секретаря ЦК компартии Казахстана Жумабая Шаяхметова. Долго беседовал. Присматривался. Спрашивал, какие земли пригодны под распашку, сколько зерна можно будет собрать. Руководитель республики Никите Сергеевичу не понравился. Шаяхметов, как показалось Хрущеву, отвечал неискренне, занижал возможности Казахстана, доказывал, что земель, пригодных к распашке, в республике очень мало.

Жумабай Шаяхметов проучился три года в аульной школе и закончил двуклассное русско-казахское училище в селе Полтавское (Омская область), батрачил, а потом работал в различных советских учреждениях — секретарем волостного ревкома, агентом уездного уголовного розыска. Десять лет прослужил в госбезопасности.

С должности заместителя начальника Алма-Атинского областного управления НКВД в июле 1938 года Шаяхметов был кооптирован в состав ЦК компартии Казахстана и назначен третьим секретарем ЦК. Через год его утвердили вторым секретарем, а в апреле 1946 года — первым секретарем республиканского ЦК. Он стал первым за четверть века казахом, которому поручили руководить своей республикой, хотя полномочия его были весьма ограниченны — важнейшие решения принимались в Москве. Руководителей республики иногда и не спрашивали. Например, когда создавали в районе Семипалатинска ядерный испытательный полигон.