Василий Потто - Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях

• Название: Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях
• Автор: Василий Потто
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-05635-1

Фундаментальный труд выдающегося военного историка, генерала русской армии В. А. Потто охватывает период Кавказской войны с начала XVI века по 1831 год.

Многие годы автор разыскивал и собирал разрозненные документы и материалы с одной целью – извлечь из забвения и связать в одно стройное повествование драматические и героические события, которые, развиваясь и усиливаясь, определили совершенно особую роль Кавказской войны в нашей истории.

---

Так было в предместьях и в крепости, но едва войска стали приближаться к цитадели, как толпа арнаутов затворила ворота и издали стала кричать, что не отдаст ее русским. Панкратьев тотчас известил об этом Паскевича. «Очистить дорогу штыками», – коротко отвечал главнокомандующий. Войска пошли вперед, и глухие перекаты барабанов, разом сменившие в полках веселую музыку, смутили дух арнаутов настолько, что они поняли бесполезность борьбы и отворили ворота.

Было семь часов вечера, когда христианское знамя впервые, после павшего здесь много веков тому назад владычества римлян, опять развернулось на башне Арзерума. С Топ-Дага увидели его и приветствовали криком «ура!» и пушечными выстрелами.

Заняв цитадель, Панкратьев с ротой сорок второго егерского полка тотчас отправился в дом сераскира. Шестидесятилетний старик, за несколько часов перед тем самовластно повелевавший судьбами Азиатской Турции, принял его в глубоком унынии. Панкратьев обошелся с ним с подобающим уважением, однако поставил при нем караул и объявил, что от этой минуты действия его как сераскира прекращаются и что отныне все его распоряжения должны согласоваться с волей русского главнокомандующего.

«Да будет так, если то угодно року», – отвечал сераскир и передал Панкратьеву свой повелительный жезл, знамя с принадлежавшими к нему бунчуками и знамена трех бывших под его начальством пашей.

В то время как описанная сцена происходила в серале, солдаты нашли под главной батареей цитадели обезглавленный труп последней жертвы деспотической власти сераскира. Это был лейб-медик его, армянин, казненный поутру, как говорили, за совет, данный им своему повелителю, безусловно покориться русским.

Кроме знаков сераскирской власти, в Арзеруме взяты были еще булава и два жезла, принадлежавшие Кягьи-беку, двадцать девять войсковых знамен и бунчуков, сто пятьдесят орудий и две огромные медные мортиры, изготовленные для двенадцатипудовых бомб. В крепости войскам достались обширные магазины, арсеналы, драгоценная библиотека с редкими восточными манускриптами и, наконец, знаменитые английские часы, снятые с главной городской мечети и теперь красующиеся над фронтоном здания Кавказского окружного штаба в Тифлисе. Судьба этих часов весьма любопытна. Они были подарены городу английскими купцами, и жители выстроили для них даже особую красивую башню. Но после того, как раздался первый удар их, гулко пронесшийся по целому городу, возмущенные муллы увидели в этом соблазн для правоверных и стали пророчествовать, что бой часов, возвещавший торжество христианского колокола, будет причиной разрушения города. Часы тогда же были испорчены, и до прихода русских в огромных колесах их заброшенного механизма голуби спокойно вили свои гнезда.

Так главный город Азиатской Турции покорно склонил свою голову перед всепоражающим блеском русского оружия. «Славная столица Анатолии, Арзерум, со стотысячным населением, с его высокой, крепкой цитаделью и огромной крепостью, – доносил государю Паскевич, – пала к стопам Вашего Императорского Величества 27 июня, в день достопамятной битвы Полтавской».

Ответом на это донесение служил Высочайший рескрипт на имя графа Паскевича, и покорителю Арзерума пожалован был орден Святого Георгия 4-й степени.

С занятием столицы Анатолии главнейшей заботой Паскевича было восстановить в покоренном городе порядок, спокойствие и безопасность. Эта трудная задача была возложена им на генерала Панкратьева, облеченного в звание военного губернатора Арзерумской области. Панкратьев прежде всего потребовал разоружения граждан, и жители приняли это решение покорно, причем старшины просили, однако, удалить из города пашей и сераскира, которые втайне продолжали волновать народ. Панкратьев донес об этом Паскевичу, и главнокомандующий приказал перевести их в лагерь. В полдень 30 июня, за карсскими, или восточными воротами города, там, где были разбиты палатки главной квартиры, стоял весь Эриванский полк под ружьем, а перед фронтом его – четыре орудия, снятые с передков и наведенные на город. Множество русских офицеров в парадной форме и несколько турок, одетых весьма нарядно, толпилось перед ставкой главнокомандующего; тут же солдаты держали санджак и турецкие знамена в кожаных чехлах, а в стороне четыре арнаута водили прекрасных арабских жеребцов, на которых приехали сам сераскир и трое пашей, вывезенных сегодня из Арзерума.

Сераскиру назначено было явиться к графу рано утром, чтобы избежать полуденного зноя, но он собирался в путь очень медленно и заставил ждать себя долго. Тем не менее знаменитый пленник был принят в лагере со всеми почестями, подобающими его высокому сану. Граф вышел к нему навстречу в полном мундире, в голубой ленте, со всеми орденами и знаками отличия, приобретенными им в течение своей славной и долгой военной деятельности. Сераскир, напротив, одет был запросто, в красном халате и пестрой чалме, с длинными, распущенными сзади концами. После короткой беседы Паскевич проводил его в особую зеленую ставку и приказал подать трубку. Спустя несколько минут он вышел и распорядился, чтобы тотчас же принесли сераскиру все его вещи и никого к нему не допускали. Почетный караул обратился в обыкновенную стражу. Трех остальных пашей поместили вместе в особой палатке, разбитой вблизи сераскирской. Один из пашей, уже старик, по имени Абут, хлопотал только о том, чтобы ему позволили взять своих людей и не разлучали с товарищами; другой, черный как негр, Ахмет, был очень грустен и задумчив, его волновали воспоминания об оставленных красавицах его гарема; а третий, знакомый нашим войскам со времени бардусского дела, маленький, круглый и веселый Осман-паша, беспечно развалившись, хохотал над своей участью и, кажется, «плевал в бороду» постигшему его несчастью. Это был истинный, беззаботный философ. Русские офицеры, обступившие пашей, больше всего и занимались с любезным Осман-пашой.

– Почему вы так дурно защищали Арзерум? – спросил его кто-то.

– Карс славен был у нас твердостью стен, Ахалцихе – храбростью жителей, Арзерум – хорошенькими женщинами. Какой же защиты хотели вы от такого города? – отвечал Осман.

– Но у вас было много войска, а нас посмотрите как мало.

– Ваш генерал побеждает не силой, а разумом, – ответил паша.

1 июля, в день рождения императрицы, под стенами покоренного города, отслужено было молебствие, глубоко врезавшееся в память всех присутствующих. В этот день звон церковного колокола впервые, после векового молчания, огласил окрестные поля Арзерума, и плавный гул его с каждым ударом возвещал правоверным торжество над ними христианского оружия. Армяне и греки плакали от умиления.

После молебствия перед войсками прочитан был следующий приказ главнокомандующего:

«Друзья-товарищи!

Ваши труды, ваши славные победы девятнадцатого и двадцатого июня увенчались самым блистательным образом. Вы не дали отдохнуть и опомниться врагу, вами разбитому. Быстро преследуя его, вы на четвертый день явились перед стенами крепости Гассан-Кале – некогда твердыни римской. И враг не осмелился поднять бесславного меча своего; он робко бежал, оставив вам крепость со всем вооружением и запасами. Еще два дня – и вы под стенами Арзерума, и гордый старейшина городов Азиатской Турции униженно пал перед вами. Знаменитый день Полтавской битвы отметится в летописях отечественной истории новым славным событием.

Беспредельная преданность ваша царю и отечеству познается вашим мужеством, а мужество ваше свидетельствуют знаменитые пленники и трофеи славных побед ваших. Сераскир, глава земли здешней, и воинство, с четырьмя своими пашами, в руках ваших; более полутораста орудий и все многочисленные запасы боевые и продовольственные отняты вами.

Радуйтесь доблестью вашей, храбрые товарищи мои! Чувство благодарности моей к вам превыше выражений!»

Затем главнокомандующий со всеми офицерами направился к турецким знаменам, развевавшимся перед его палаткой. Их было семь. Одно из них, главное, служившее символом власти самого сераскира – был богатый зеленый санджак, сделанный наподобие знамени Магомета, с бахромой и золотым бордюром, на котором красовалась вышитая малиновая надпись из Корана. Древко его с большими висячими шелковыми кистями оканчивалось вызолоченной рукой, к которой привязано было что-то вроде ковчега, сделанного из чистого золота и хранившего в себе небольшой Коран как талисман победы. Кто-то шутя заметил, смотря на этот ковчежец, что Коран обветшал и потерял свою чудодейственную силу.

При этом знамени находились три красивых бунчука, принадлежавшие также к сераскирским регалиям, это были золотые булавы с розовыми хвостами, красиво переплетенными белым, черным и красным конским волосом. Далее стояли три знамени пашей – два малиновых и одно зеленое с золотом. «Смотрите на эти трофеи, – говорил Паскевич окружающим, – это плоды славных побед, приведших вас к Арзеруму».