Георгий Рогачевский - Сквозь огненные штормы

• Название: Сквозь огненные штормы
• Автор: Георгий Рогачевский
• Издательство: Днипро
• Жанр: О войне
• Год: 1988

Рогачевский Георгий Алексеевич — командир звена торпедных катеров 2-го дивизиона 1-й Севастопольской ордена Нахимова бригады торпедных катеров Черноморского флота, старший лейтенант. Родился 5 мая 1920 года в селе Лесное Середино-Будского района Сумской области Украины в семье рабочего. Русский. Член ВКП(б)/КПСС с 1946 года. Вместе с родителями переехал в поселок Воронеж Шосткинского района, а в 1928 году — в Путивль, а затем — в Глухов. В 1937 году окончил среднюю школу. В Военно-Морском Флоте с 1937 года. В 1939 году окончил Военно-морское артиллерийское училище, а в 1941 году — Черноморское высшее военно-морское училище в Севастополе. В марте 1941 года в звании мичмана направлен в 1-ю бригаду торпедных катеров. Накануне войны командовал ТКА-42. На этом катере провоевал почти все годы Великой Отечественной войны. Участник Великой Отечественной войне с 1941 года. Командир звена торпедных катеров 2-го дивизиона (1-я Севастопольская ордена Нахимова бригада торпедных катеров, Черноморский флот) старший лейтенант Георгий Рогачевский в период боёв за освобождение Крыма с 3 по 4 мая 1944 года потопил транспорт и 2 баржи противника. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 мая 1944 года за мужество и отвагу, проявленные в боях при освобождении Крыма, старшему лейтенанту Георгию Алексеевичу Рогачевскому присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 3799). После войны отважный Герой продолжал служить в ВМФ СССР. В 1958 году окончил Военно-морскую академию в Ленинграде. Командовал соединениями кораблей, готовил кадры для флота. С 1971 года капитан 1-го ранга Г.А. Рогачевский — в запасе. Жил в городе-герое Киеве. Работал старшим инженером в институте геохимии и физики минералов Академии наук УССР. Являлся действительным членом минералогического общества СССР. Скончался 7 августа 1996 года. Похоронен в Киеве на городском кладбище «Берковцы». Награждён орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени, тремя орденами Красной Звезды, медалями

---

Да и этот пришвартовавшийся рейдовый катер - не последнее дело. Передав нам термосы, он ушел, а мы расстелили на палубе скатерть-самобранку - брезент - и начали обедать. Я смотрел на людей и все больше приходил к мысли, что в их поведении, характере проявлялись черты этакой праздности. Да, по очереди несут вахту - бдительно, четко. А что еще? Обычного распорядка, где вся деятельность экипажа расписана до минуты, нет. Проверил материальную часть, убедился, что она в боевой готовности - и все, можно отдыхать. Вот, например, механик катера, недавно главный старшина, а теперь уже - мичман Андриади, по сути, вырос в бригаде, хорошо знает службу на катерах. Опытен и командир отделения мотористов сверхсрочник Шулов. А остальные? Моторист краснофлотец Индилов и радист краснофлотец Старенький - в службе первогодки, только из учебного отряда. Боцман Кириченко, хоть и солидный на вид, недавно призван из запаса. То же и я - командир, а опыта у меня совсем мало. «Нет, так дальше нельзя, - решил я. - Надо наводить порядок». Сразу же после обеда, пока все еще не разошлись, а объявил:

- Распустились мы. Для поддержания боевой готовности необходимо восстановить ежедневный утренний [290] осмотр и проворачивание всех механизмов. О замеченных неисправностях докладывать мне. Определим часы ухода за материальной частью…

И тут я понял, что время для таких преобразований выбрано неудачно. Первым возмутился мичман Андриади. Его поддержал другой «старик» - Шулов. Дело в том, что на катере длительное время не было командира и мичман Андриади привык считать себя старшим.

- Вы не командир, а практикант, - заявил мне Андриади. - И не командуйте, что нам делать. Мы еще не знаем, как вы будете действовать в бою…

Хорошо, что хоть на «вы» и без крепких слов. Меня ведь и на самом деле никто официально как командира не представлял, да и форма на мне курсантская, только и всего, что четыре курсовых знака, нашивки мичмана да фуражка с крабом. Одним словом, разговор не получился. Что делать? Решил сходить на шлюпке к командиру звена - ТКА-32 стоял в ста метрах от нас. Удивился П. В. Рубцов: мол, что за визит без вызова.

- Команда выразила мне вотум недоверия, - говорю и вкратце объясняю суть дела. Петр Васильевич посмеялся и говорит:

- Ну что ж, посиди здесь за меня, а я схожу, поговорю.

Часа через два возвращается Рубцов, машет рукой в сторону ТКА-42 и говорит:

- Иди к себе и командуй.

Что он там говорил - не знаю. Но команда встретила меня, как обычно, словно ничего и не произошло. Боцман подал команду: «Смирно!» Только мичман Андриади продолжал дуться, хотя это было не в его характере.

А учебу на катере я начал с отработки боевой организации. Затем приступили к тренировкам в приеме и передаче семафора. В училище мы сдавали нормативы и по флажковому семафору и светом ночью, вот и пригодилось теперь. Изучали значение флагов, отрабатывали сигналопроизволство. На одном из таких занятий рассказал об оказании помощи при швартовке корабля к стенке. Как принимать бросательные, выбирать проводник, а затем и швартов. Как крепить на пал, на кнехты. Я ведь знал морскую практику, и все с удовольствием не только слушали, но и учились вязанию морских узлов, сращиванию троса, заделыванию его конца, чтобы не размочаливался, кнопом, редькой. [291]

А по вечерам - теория. Мы изучали корабельные правила, вопросы морской этики. В один из вечеров углубились и в историю, но нашу профессиональную - катерную.

- Я как-то читал, что в 1916 году царское правительство закупило в США 32 катера-истребителя, - начал разговор Николай Андриади. - С этого, что ль, времени начинаются наши катера?

- Да это всегда так было при царе: у нас изобретут, а царь все равно на поклон к иностранцам - что, мол, наши Иваны, - заметил Василий Шулов.

И был прав. Ведь сама идея создания и боевого использования подобных катеров принадлежит русским, в частности адмиралу Макарову. В 1876 году, будучи лейтенантом, он предложил превратить быстроходный пароход в плавучую базу катеров, вооруженных сперва шестовыми минами и потом движущимися снарядами - торпедами. Эта военно-морская новинка была применена в русско-турецкой войне, тогда благодаря использованию минных катеров русские войска контролировали полностью район переправы на Дунае, в одной из атак потопили турецкий монитор. А у берегов Кавказа уничтожили восемь транспортов. Там же был потоплен сторожевой корабль турков «Интибах» - впервые в мире - нашей, русской торпедой.

- Так что основоположник нашего отечественного катерного флота, - подытожил я, - не иностранец по имени США, а Степан Осипович, то есть русский адмирал Макаров.

Историю русского флота я как будто знал, а советского - тем более. Ведь училище только-только закончил, знания свежи. Рассказал команде о том, что шестилетней программой военного кораблестроения с 1926 по 1932 год предусматривалось строительство 36 торпедных катеров, что уже в 1927 году А. Н. Туполев, возглавив группу авиационных конструкторов, создал первый советский торпедный катер «Первенец». Спустя некоторое время доработанный его вариант ТКА «Туполев» утверждается к серийному производству. В 1928 году на флот поступили первые советские торпедные катера. К концу 1932 года их насчитывалось 50.

- Сколько же их сейчас? - поинтересовался моторист краснофлотец Индилов. [292]

- Это военная тайна, ответил ему радист Старенький.

- Ты что, арифметики не знаешь? - добродушно буркнул боцман Кириченко. - Вот у нас, в дивизионе…

А в бригаде…

И пошел подсчет боевого состава Черноморского флота. Сила оказалась немалая: что-то около сотни торпедных катеров. И, надо сказать, мы, простые моряки, не очень-то и ошиблись. К началу войны на Черноморском флоте их было 84. На Северном - 2. Но в дальнейшем число их там значительно возросло - для ТКА на Северном флоте был один из главных театров боевых действий. Но к июню 1941 там было всего 2 катера. На Балтике - 48. И 135 - на Тихоокеанском флоте. Всего же наш Военно-Морской Флот располагал к началу боевых действий в Великой Отечественной войне 269 торпедными катерами.

Такие беседы, занятия, тренировки, несение дозорной службы, совместная круглосуточная жизнь на нашем маленьком островке - все это сплачивало небольшой боевой коллектив.

Однажды к нам в бухту зашел эскадренный миноносец под флагом комбрига, которым оказался капитан 1-го ранга Пермский. Корабль стал на якорь в центральной части бухты.

До его прихода в воздухе было тихо. Не появлялись вражеские самолеты, да и наши - ни разу. Хотя нам было известно, что прикрывать нас с воздуха должна авиация, дислоцирующаяся в районе Евпатории. А тут только зашел в бухту эсминец, как послышался рев самолетов. Курсом на наши стоянки шли два остроносых истребителя. Мы хорошо различали силуеты наших «чаек»- И-15 и «ишаков» - И-16. Над нами же совсем другие: остроносые, черные, да и по скорости превосходят «чаек» и «ишаков». На посту наблюдения и связи (НИС) появился сигнал: «Самолеты противника». Эсминец открыл зенитный огонь. Мы дружно поддержали пулеметами. Истребители, зачем-то помахав крыльями, скрылись. Насколько быстро они улетели, настолько быстро с аэродрома поступил сердитый сигнал: мы обстреляли своих! На следующий день после обеда на большой высоте снова появился самолет - одиночный. На посту опять сигнал: «Самолет противника». Эсминец, как и вчера, палит из зениток. Мы - молчим, наблюдаем: [293] нашими ДШКА не достать. Прекрасно видим силует самолета. Вроде бы наш тяжелый бомбардировщик ТБ-3 - держит курс на запад. Вот он уже в зоне зенитного огня. Хлюпают выстрелы. И тут из-под крыла бомбардировщика вырывается два самолета поменьше - истребители. А он делает крен вправо и уходит за горизонт. Загадка.

Разгадка приходит очень скоро - из штаба флота. Мы сорвали налет на Констанцу. Авиаторы попытались испробовать новинку на наших зенитках без предварительной информации о пролете. А на флоте в то время было так: если самолет пытается пролететь над кораблем, значит, он - чужой, бей его без всяких сомнений!

У нас же в бухте неразбериха с авиацией закончилась быстро. Эскадренный миноносец ушел в море - самолеты больше не появлялись.

Пережил я и одну свою личную неразбериху. Периодически покатерно мы ходили в Севастополь на обработку корпуса. Наступил и наш черед. Сошел я на берег, гляжу - идет один из наших мичманов-выпускников в форме лейтенанта.

- Привет, - говорю. - Это тебе за какие заслуги лейтенантские нашивки выдали?

- А тебя за что разжаловали?

- Как?

- Да так! Еще в конце июня подписан приказ о присвоении нам всем воинского звания «лейтенант». Все наши мичманы уже давно переобмундировались. Давай в училище: чем быстрее добежишь - тем быстрее станешь лейтенантом!

Ну, думаю, разыгрывает! Поэтому торопиться в училище не стал. Встретил еще одного нашего мичмана. Точно - и этот лейтенант. Довелось-таки идти в Стрелецкую бухту. Ритуал посвящения в лейтенанты был более чем будничным. Снял я все свое курсантское обмундирование, даже тельник забрал вещевик. А вместо него получил лейтенантское приданое, вплоть до простыней и наволочек. Затолкал все в матрасный мешок, да и поволок в бухту Карантинную.