Иван Черных - Ночные бомбардировщики

• Название: Ночные бомбардировщики
• Автор: Иван Черных
• Издательство: Досааф
• Жанр: О войне
• Год: 1984

Автор книги — военный писатель, в прошлом летчик-бомбардировщик, — в повестях «Командир экипажа», «Штурман» со знанием дела пишет о своих однополчанах Героях Советского Союза И. Хрущеве, Я. Штаневе, В. Осипове, А. Омельченко, С. Золотареве и других прославленных авиаторах гвардейского авиационного полка, отважно сражавшихся против немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. В очерках «Командирская наука», «Познание неба», «Тайфун» «Старый знакомый» показана нерушимая духовная связь летчиков-фронтовиков и сегодняшних крылатых сынов Родины. Для массового читателя

---

А рано утром две группы — штурмовики и [197] истребители — вылетели на боевое задание. Первую вел Одинцов, а прикрывали его вчерашние именинники. При подходе к цели Одинцов заметил выше себя «мессершмитта» и предупредил об этом истребителей. Однако не развеявшееся еще со вчерашнего вечера благодушное настроение, притупленная

спиртным реакция не позволили им своевременно среагировать на сигнал. Фашист атаковал и с одного захода подбил два наших истребителя.

В бою часто, очень часто приходится решать прежде всего психологические задачи. В одном из налетов на вражеский аэродром не успели штурмовики отбомбиться и отойти от цели, как на них навалились «фокке-вульфы». Нашим истребителям удалось сковать фашистов. А с другого аэродрома поднималась еще группа «мессершмиттов», грозя зайти в хвост по существу безоружным «илам» — снаряды все уже были израсходованы.

Решение к Одинцову приходит мгновенно — отвлечь этих истребителей на себя. Он разворачивается и устремляется наперерез фашистским самолетам.

Замысел удался: рассчитывая на легкую добычу, вражеские летчики кинулись за самолетом-одиночкой. Одинцов бросал машину из одной фигуры в другую, делал возможные и невозможные в обычных условиях эволюции, не давая поймать себя в прицел. И вышел из боя победителем. Помогли физическая сила, мастерство, мгновенная реакция и конечно же общий настрой — не поддаться врагу.

А ныне техника еще сложнее, тактика разнообразнее, перегрузки многократнее. И требования к летчикам выше. Потому Михаил Петрович морально-психологическую подготовку неразрывно связывал с физической закалкой, и воплощение идеи начал со строительства в частях спортивных баз, оборудования их специальной тренировочной аппаратурой.

Психологическая подготовка летного состава — всего лишь один вопрос, который командующему удалось сдвинуть с места. А сколько их стояло перед ним: теория и тактика, летная и огневая подготовка, дисциплина и боеготовность. И все это не только надо глубоко знать, но и совершенствовать, развивать.

Много внимания Одинцов уделял «ославившемуся» на прошлогодних учениях подразделению, лично интересовался [108] ходом учебы. И хотя год — срок невелик, видел: подтянулись летчики в физическом отношении, инициативнее действуют в полетах. Но достигли ли они тон боевой зрелости, которая необходима для решения задач в обстановке, приближенной к реальной? Комдив явно против включения подразделения в учения. А ведь он ближе к личному составу и должен лучше знать его возможности. И все же надо было посмотреть летчиков в деле, проверить, насколько помогают им нововведения в росте боевого мастерства.

— Подготовьте эскадрилье распоряжение, — сказал Одинцов.

Комдив пожал плечами.

— Что ж, вместе будем краснеть...

Тревогу объявили ночью. Погода была явно не на стороне летчиков: по-весеннему тяжелые облака, набухшие влагой, провисали чуть ли не до самой земли; казалось, даже свет фар мечущихся но рулежным дорожкам машин достает до них. Требовалось срочно покинуть аэродром, пройти в этих непроглядных облаках строем по дальнему маршруту, сесть на незнакомой точке и начать оттуда действовать но тылам «противника».

Задачу летчикам ставил подполковник Фоломеев. Одинцов внимательно наблюдал за ним, слушал его спокойный ровный голос, в котором чувствовалась твердость и уверенность, и видел, как эта уверенность передавалась подчиненным. В глазах молодых летчиков горел задор, неуемное желание подняться в небо. Вот русоволосый голубоглазый старший лейтенант. Лицо спокойное, волевое. Рядом с ним — смуглолицый брюнет с

характерным для восточных людей разрезом глаз, в черных зрачках его так и светятся огоньки, будто он нажимает уже на кнопку пуска ракет. За соседним столом — чернобровый украинец и широкоскулый казах. Все они собраны, сосредоточены — хоть сейчас в бой. Одинцов переводил взгляд с одного пилота на другого, и в этих молодых, но мужественных лицах ему виделась его молодость, его фронтовые товарищи, готовые в любой момент пойти на смерть и на подвиг.

Лица летчиков выражали волю и решительность; лишь комдив, присутствующий здесь же, не замечал этого и был хмур, как сегодняшнее пасмурное небо. [199]

На рассвете на командном пункте, где находился Одинцов, зазвонил телефон. Подполковник Фоломеев докладывал: все экипажи в точно назначенное время произвели посадку. А немного спустя истребители-бомбардировщики вылетели на задание.

Михаил Петрович неотлучно находился на КП, следя за обстановкой, вслушиваясь в переговоры по радио. Фоломеев молчал: он вел своих питомцев в тыл «противника», где их подстерегали и чуткие всевидящие радары, и самонаводящиеся ракеты, и всепогодные перехватчики. Сумеют ли они пробиться сквозь такой плотный и грозный заслон, найти замаскированные цели?

Рядом с Одинцовым стоял комдив. Он курил, глубоко затягиваясь. Наконец начальник КП положил перед командующим радиограмму. В ней было коротко: «В 17-00 истребители-бомбардировщики нанесли удар...»

Перед разбором учений к комдиву подошел полковник из войск противовоздушной обороны.

— Задали ваши летчики нам работенки, — посетовал он, но заключил с восторгом: — Молодцы! Отлично действовали!

— Это вот товарищ командующий постарался, — улыбнулся тепло комдив, и по его голосу нетрудно было понять: наконец-то он оценил значение психологической подготовки летчиков.

Старый знакомый

Наш экипаж готовился к вылету. В Соединенных Штатах мы пробыли десять дней, но и за это время изрядно стосковались по Родине.

Вылет был назначен на завтра. Утром я съездил на аэродром, осмотрел самолет, дал указания бортовому инженеру, сколько заправить топлива в баки, а после обеда зашел к своему давнему приятелю, работавшему в советском консульстве. Пробыл я в консульстве около часа, вернувшись в гостиницу, в вестибюле у окна увидел высокого мужчину в потертой кожаной куртке. Он смотрел на улицу, лица его не было видно. То ли потому, что на нем была куртка американского летчика, то ли по другим причинам, но я задержал на нем взгляд. Когда поравнялся [200] с ним, он повернул голову. Чуть не вскрикнув от удивления, я остановился. Передо мной стоял старый знакомый, американский летчик Алексей Раполенко.

Познакомились мы с ним в 1944 году. Однажды, возвращаясь с задания, уже недалеко от нашего аэродрома, я заметил впереди «Летающую крепость». Меня не удивило, что американский самолет над нашей территорией: союзники тогда осуществляли «челночные»

операции. Их самолеты ежедневно садились на нашем аэродроме, заправлялись топливом и бомбами и снова улетали на задание теперь уже с посадкой на другом аэродроме. Однако я удивился тому, что самолет один, обычно «Летающие крепости» ходили группами. Он медленно снижался. Чутье летчика подсказало мне, что с самолетом неладно. Я увеличил «газ» моторам и, чуть отдав от себя штурвал, стал догонять американца.

Предположения мои подтвердились — «Боинг» летел с одним выключенным мотором, лопасти винта были неподвижны. Это удивило меня еще больше. Я не раз видел американские самолеты после вынужденной посадки. На таких самолетах наши летчики полетели бы, не задумываясь, на полный радиус действия. Американцы же частенько при малейшей неисправности либо садились на вынужденную, либо покидали самолет. Им было выгодно сидеть без самолета: тыл не фронт, а когда еще дядя Сэм пришлет новый! Да и дядя Сэм не особенно торопился...

А этот летел. Летел, накренившись на одно крыло, будто взвалив на него второе, где неподвижно торчали лопасти винта.

Едва я поравнялся с ним, как стрелок мой доложил:

— Вверху два «мессершмитта», идут на сближение. Это были фашистские «охотники». Я понимал, что боя не избежать. Надо было предупредить союзников. Вышел немного вперед «Боинга» и приказал стрелку дать вверх пару коротких очередей. Американцы меня поняли: самолет качнул крыльями. Я взял на себя штурвал, — самолет мой взмыл вверх, — и уменьшил обороты. Теперь мы шли с небольшим превышением, плотным правым пеленгом.

— Вася, отражай атаки, — приказал я стрелку, — отворачивать не будем, надо прикрыть союзников.

Фашистские летчики, воспользовавшись нашей неманевренностыо, зашли со стороны солнца и атаковали нас. [201] Я оказался раненным в ногу, а на «Боинге» задымил второй мотор, — хорошо, что на нем их было четыре, — теперь он летел еще медленнее, снижаясь круче. Но и фашисты не остались безнаказанными. Когда они вышли из-под прикрытия солнца, стрелки обрушили на них огонь всех пушек. За ведущим потянулась черная косичка, которая быстро росла. «Мессершмитт» клюнул носом и пошел к земле. Второй фашист атаковать больше не решился.

На «Боинге» мотор вскоре дымить перестал — летчикам, по-видимому, удалось потушить пожар. Кое-как долетели до аэродрома и сели. Меня сразу увезли в госпиталь. Туда же привезли и американского летчика, раненного в правую руку. Это был совсем еще юный красивый блондин с большими серыми глазами, в которых постоянно светился живой огонек. Наши койки стояли рядом, американец, оказалось, хорошо владел русским языком, мы разговорились в первый же день нашего пребывания в госпитале. Узнав, что я с того самолета, который пришел ему на помощь, летчик стал благодарить меня.