Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

• Название: Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Двенадцатый век. На месте Москвы - Красные села, коими владеет боярин Кучка. Его тайными происками уничтожена семья соперника, новгородского боярина Гюряты. Счастливо спасшийся младенцем Родислав встречает любимую дочь своего смертельного врага. И отныне - куда бы ни забросила его судьбина: в вертеп лесных разбойников или в половецкий плен, в заморские страны или на поле междоусобной брани - все помыслы его о ненаглядной своей возлюбленной...

---

Тут же - рогатины с обоюдоострыми рожнами.

боевые и охотничьи. Тут же шипастые булавы для разбивания шлемов, булатные палицы. Тут же - копья с плоскими наконечниками на длинных ратовищах. А какие шлемы! Шишаки с высокими навершиями, не склёпанные, а цельные, булатные. Это пока новина! По такому сбоку ударишь, не вдруг убьёшь, разве ошеломишь. Да ещё кольчужные бармицы на шлемах закрывают уши, шею и плечи. А для чёрной воюющей братии - бумажные шапки из плотно выстеганной на пеньке материи, внутри зашито железо.

А вот меч… Ах, хорош! Обоюдоострый клинок, рубящий и колющий. Для конников - с изогнутым концом.

А щиты! Обтянутые кожей, с железными полосами крест-накрест, окованные у краёв. Посреди металлическая бляха - умбон.

А кольчуги! Плешок пояснил, что в каждой от пятнадцати до двадцати тысяч колец. Тяжёлые! Иная на пуд тянет. Дорогие! Не всяк в состоянии такую надеть. Для простых воинов - тегиляи, кафтаны, выстеганные на льне, с вплетёнными кусочками железа.

Роду не доводилось видеть в таком обилии боевого снаряжения и оружия. Будучи в одиночестве, он окольчуживался, брал меч и рад был взглянуть на себя, да не имелось зерцала. Плешок частенько занимался с ним. Луком юноша и прежде владел изрядно, некому было преподать ему науку ближнего боя, владения мечом, копьём, обучить нападению и защите. Бессон нахваливал - новоук быстро преуспевал.

Исподволь научился он не только стеношному - засечному бою, коим владели лишь ярые воины малой дружины. Надо было знать много увёрток, уметь уходить от ударов. Вскоре юноша мог, не отрывая обеих ног от земли, принимать сто тридцать разных положений тела. А в нападении - одной рукой скидывать с коня всадника, отшвыривая его на несколько шагов. Наставляя в таких приёмах, Плешок твердил: «Сила ума помощница… Силодёром не возьмёшь!»

Занимались и «медвежьей», и «велесовой» борьбой. По весне Бессон обещал обучить борьбе «на щипок», обоюдному действию тела и духа. Предстояло так разработать руку, чтоб рвать траву, оставляя корни в земле. Однако весны двум новым друзьям дождаться не довелось. Позавидовала их дружбе судьба-разлучница.

Протрещал морозами сечень[155], отпуржил следом за ним лютый[156], наступил мягкий березозоль, но тепла не принёс, старый снег был твёрд, неуступчив, да ещё свежего то и дело подваливало. После обеда Род лежал на печи, глядя на единственное светлое пятно, озарявшее избу, - грязный пузырь в оконнице, подчервленный низким зимним солнцем. Бессон, равнодушный к дневному сну, ушёл к костарям играть в зернь. Теперь до полдника будут стучать плашками по столу, алырничать[157], как умеют, и добровольно спускать векши и куны в бездонные карманы настоящих алыр.

Лёжа на печи, Род поначалу представил себя на полатях Букаловой кельи, даже самого волхва видел у очага за шорной работой. Сердце успокоилось: Букал жив, здоров. А Улита привиделась плачущей. Что стряслось? По разлуке с ним, должно быть, уже отплакалась. Какие новые напасти подстерегли её?

С чёрного хода позади печи скрипнула дверь. Легкие подковки протоковали по полу. Грудной женский голос позвал:

- Бессон, а Бессон!

Род соскочил на пол. Перед ним стояла Ольда-варяжка в камчатой шапке и просторной шубе-бармихе[158] под червчатой зенденью[159].

- Ты? - удивилась Ольда.

- Я здесь живу, - кратко объяснил Род.

- А Плешок?

- Мой хозяин.

- О! - удовлетворённо воскликнула она. - Это даже лучше.

Варяжка извлекла из глубин своих одежд ржавый нож с наборной рукоятью.

- Поточи, Найден. Сможешь?

Род взглянул на испорченное оружие, потом - в глаза Ольды.

- Нож этот впору выбросить. Снабдил бы годным, да вижу в тебе желание убить.

Женщина побледнела и опустила голову.

- Ты и вправду все можешь знать?

Жарко было в избе. Род помог ей освободиться от шубы и шапки. Снег волос рассыпался по плечам.

- Не все могу знать, - покачал он головой, - Вот не провидел смерти Филимона-гудца. Судьбой его не проникся. Невзор велел умертвить старика. Прости, худое молвил о твоём муже.

- Он мне не муж! - вспыхнула Ольда. - Это чудовище терзает моё бедное тело, аки пардус гордую лань.

Она рывком распахнула душегрею, разметала одежду и обнажила цветущую женскую грудь, изуродованную страшными шрамами.

- Вот! - выкрикнула она. - Немного!.. Разденусь перед тобой вся, увидишь…

Род отступил в испуге. Женщина оправила на себе одежды.

- Как скажут ваши славяне, плотиугодие! - не могла она успокоиться.

- Хороша любовь! - возмутился Род.

- Ах, Найден! - замахала руками Ольда, - Мальчик ты ещё. Не любовь! Для любовной пакости у него Жядько с Клочком. Я - для сумасшествия.

- Думал, Невзор любит свою чагу, - опешил юноша. - Одаривает от души. Пожаловал шубу-одевальницу, серьги с каменьями…

По неведению он не понимал её слов, хотя видел: женщину довели до крайности.

- Моя шуба дом сторожит! - зло вывернула Ольда с изнанки собачий мех. - А серьги - одиначки! - тряхнула она одной подвеской, - А камень - льянец! - показала она литую подделку. - Как полонили под Суздалем - к тётке ездила, - как забрал атаман на своё ложе, так истязает второй уж год. Вельзевул в аду!

Род преисполнился жалости к варяжке-страдалице.

Отчаянно хохотала она за пиршественным столом. Отчаянно обнажала язвы на своём теле. И тут же съёжилась под пристальным взглядом ведальца.

- Я так легко доверилась тебе, Найден. Ты не бродник! Дай мне хороший нож, и сохраним нашу тайну.

- Нет, я не дам ножа, - покачал головой такой же яшник, как и она. - Не ты убьёшь атамана. Другие! А тебя, Ольда, я вижу на улице Янева возле Волхова в вашей новгородской варяжской братчине. Рядом с тобой человек без правого уха. Тоже светловолосый. Брови белые, очи красные.

- О! - воскликнула Ольда. - Не могу верить, не могу! Ты узнал моего брата Евальда. Он блафард[160]. Ему ушуйники в битве отсекли ухо. Как ты мог знать?

Несколько мгновений она восхищённо созерцала юного провидца, потом нежданно бросилась ему на грудь, крепко обняла, поцеловала в губы. Вторая женщина целовала его. Только от Улитиного поцелуя живительное тепло растекалось по телу, а поцелуй Ольды обжёг губы, и колющие иглы поскакали по жилам. Юноша отшатнулся невольно. Варяжка тоже отступила.

- Не серчай за мою женскую благодарность. Буду верить тебе и ещё немного терпеть. Ведь скоро мы станем свободны, правда?

За окном послышались крики.

- Про себя мне знать не дано, - нахмурился Род, - А тебе обещаю: скоро!

- Гайда! Гайда! - уже громче слышалось сквозь пузырчатую оконницу.

- Это Сенка Возгря, кликун[161], - узнал Род. - Какой-то новый сполох в Азгут-городке. Твоё отсутствие могут заметить. А нож отдай, чтоб не искушал.

Ольда отдала ржавый нож, запахнула шубу-одевальницу и ушла через чёрный ход. Плешок вбежал почти тут же и закричал:

- Снаряжайся, Найден! Айда Бараксака брать! Наши нюхалы следят его поезд на Старо-Русской дороге. Обережь небольшая. Товару тьма-тьмущая. А главное - Бараксак! Уж он поплатится за своё предательство. Сам атаман возглавит поимку.

- Меня до сих пор не брали в ватагу, - напомнил Род.

- Теперь велено всем! - настаивал Плешок. - Снаряжайся!

Вскорости все население Азгут-городка за исключением малой охраны покинуло деревянную крепость. Шли прямиком через лес пехотой, чтобы кони в глубоком снегу не проваливались. Невзор в окружении своих отроков скользил стороной на коротких лыжах. Ватагу вёл Оска Шилпуй.

- Не тяни задницу[162], не тяни! - слышалось вокруг.

Фёдор Дурной, продираясь в хвое, завидел Рода и подмигнул. Плешок вооружил своего подопечного боевой рогатиной и кривым ножом. В валенок зачерпнулся снег и таял, холодя ногу.

Эх, сейчас бы на быстрых лыжах скользнуть в сторонку и петлями, петлями! Бродников запутать в следах, а потом охотничьим бегом - вперёд, вперёд, куда иглы елей глядят!.. Несколько поприщ[163] - и родное новцо: яшный квасок у очага, добрые очи и умные речи Букала… Ан нет! Данное слово крепче оков. Лишь судьба или смерть вызволят из этой западни.

Бродники умостились в снежных окопах в виду дороги. Тишина!.. И вдруг юноша поднял голову, навострил слух.

- Што? - прошептал Плешок.

- Боркуны![164] - молвил Род.

- Ну и слух у волхвенка! - удивился лежащий вблизи Могута.

Потом все услышали дальний звук торгового поезда.

Когда передняя тройка вывернулась из-за соснового поворота, ей позволили вывести на прямую дорогу весь поезд. И вот прозвучал резкий пересвист, хоть затыкай уши. Лучники каждый со своего участка выбирали заранее оговорённую цель. Одни метили в скудную числом обережь, другие в возатаев на коренниках, третьи в коней. Короткой была расправа. Верховые не успели оборониться, возатаи кулями попадали с высоких седел, кони - те, что ещё оставались на ногах, - застыли. Тогда, покрывая ржанье и стоны, лес огласил общий дикий крик: