Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

• Название: Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Двенадцатый век. На месте Москвы - Красные села, коими владеет боярин Кучка. Его тайными происками уничтожена семья соперника, новгородского боярина Гюряты. Счастливо спасшийся младенцем Родислав встречает любимую дочь своего смертельного врага. И отныне - куда бы ни забросила его судьбина: в вертеп лесных разбойников или в половецкий плен, в заморские страны или на поле междоусобной брани - все помыслы его о ненаглядной своей возлюбленной...

---

Род, к своему позднему сожаленью, не вник в доверительное бормотанье соседа, зорко наблюдая за лжеволхвом. Тот неприметно что-то извлёк из тайных недр своего емурлака. Вот держит в щепоти, растирает пальцами… Вот поднял щепоть, будто припудривая и без того седые усы.

- Я его бякнул, ажно он яхнул![140] - бахвалился сидящий напротив Рода жилистый человек с наметившейся плешиной. - И пал он, сердешный, яко елень, уязвлённый стрелою в ятра.

- Ты шаняманя[141] не дерёшься! - поддержали его.

И вдруг отрезвляюще понеслось за столом:

- Поведённая чаша! Поведённая чаша!

Блюдник поставил перед Невзором большую чашу и наполнил её вином.

- Что такое поведённая чаша? - невесть почему насторожился Род.

- Наша братская чаша, - важно сказал Дурной. - Чаша единения атамана с малой дружиной. Сперва пьёт Невзор, а потом мы все.

Род наблюдал, как в воцарившейся тишине Невзор отпил свою долю. Чаша перешла к Ольде-варяжке. Потом отпили Невзоровы отроки Жядько и Клочко. Все это время Валаам сидел не дрогнув усами, как идол. Вот он принял поведённую чашу, поднёс правой рукой к неподвижной бороде и губам, коротко отпил, а левая рука в миг питья подёргивала усы, словно стряхивая с них что-то.

Атаман показал блюднику в сторону Рода и громко провозгласил:

- Испей, Найден, от нашей искренней дружбы в знак твоего приёма в братскую семью. Далее чаша пойдёт по кругу.

Когда вино поставили перед ним, Род поднялся и произнёс с поклоном:

- Благодарствую. Я по своим летам к виноядию ещё не готов.

Тишина стала страшной, потом взорвалась общим возмущением. Бродники размахивали руками, в новика летели то угрозы, то уговоры. Фёдор Дурной внушительно подавал ему знаки. Якуша Медведчиков, ставши рядом, пискляво требовал:

- Пей! Не кобенься! Обидишь малую дружину и атамана - не жди прощения.

Род, не двигаясь, молчал как заворожённый.

- Я тебя научу по-нашенски пить, - предложил Якуша, - Вот берёшь золотой сосуд, подносишь ко рту…

- Не пей, - истиха предупредил выученик Букала. - Чую здесь беду.

- Да окстись, - не поверил богатырь. - Вот я тебе покажу сейчас… Вот! - и он отпил несколько больших глотков.

Невзор стукнул кулачишкой по столу и вскочил. Глазки его метали громы и молнии в сторону новоиспечённого бродника.

- Якушка, передай ему чашу! Пирники[142], заставьте этого харапугу[143] выпить! Иначе мне такой оглядень[144] не нужен…

Валаам Веоров вскинул белые брови, а глаза его ещё глубже ушли в глазницы.

Богатырь поставил чашу на стол и стал меняться в лице: голые верхушки щёк покраснели и задрожали, усы и борода взъерепенились, заросшие очи вылезли из орбит, как два зверя из чащи.

- Коришь новика, атаман? А себя не коришь? - огласил он хоромину звонким тенором - куда вся писклявость делась? - Чаша братства у нас или чаша рабства? Какую ты жизнь в Азгут-городке устроил нам, лисья мать? Не в избах, в хлевах живём, как скоты! Все бабы наши в Затинной слободе одиночествуют. Лишь твоя чага ежедень и еженощь греет тебе змеевину, всем нам на зависть. Это что, братство?

Якуша не замечал, как Дурной изо всех сил дёргает его за рубаху и шипит за спиной:

- Без ума в пиру не мудри! Без ума в пиру не мудри!

Заметил это сам атаман и велел:

- Оставь его, Фёдор. Пусть все доскажет.

- Добычи с нас девять десятин требуешь. Одну лишь нам оставляешь, на печке сидючи. А где все это богатство? В тайных мошнах у новгородских гостей! Мы тут посконную кашу жрём, а там, на Софийской стороне, на левом берегу Волхова, тебе островерхие хоромы строят да боярскую шапку шьют. Вестоноши[145] о том разносят не где-нибудь, в самом Суздале!

Невзор тем временем склонился в сторону лжеволхва. Переговорили, и Валаам кивнул. Атаман подал знак своим отрокам. Жядько и Клочко, кликнув подмогу, подступили к Якуше сзади, приняли его за руки. Он при последних своих словах рванулся, стряхнул было атаманову обережь, открыл рот ещё крикнуть что-то, но вдруг обмяк и при втором приступе насильников уже не сопротивлялся. Его скрутили, вывели из-за стола на середину избы.

Малая дружина на это ответила ропотом.

- К ядрёной матице болтуна! - приказал Невзор.

Общество ахнуло от неожиданного приговора.

Род тем временем поднял чашу, долго нюхал вино, окунул в него палец и попробовал на язык. Потом крикнул филином:

- Ух-ух-ух-у-у-ух!

И свирепая тишина сковала хоромину. Уводившие Я кушу остановились.

- Вино-то с подмесью, - сказал Род. - Не для подсластки, а для обману.

- Лгач! - вскочил Валаам Веоров. - Клеветарь!

Выученик Букала рассмеялся.

- На воре шапка горит!

Однако и Невзор рассмеялся.

- Хитроныра ты, Найден! Я это вино пил, Ольда моя пила, Жядько и Клочко пили, даже ведалец Валаам отпробовал, а никто крамольного слова не произнёс.

- Твой ведалец пил последним, - тихо возразил Род. - При питье он отряс со своих усов порошок, изготовленный из корней горички. Сама-то трава от змеиных укусов лечит, а зелье из её корня не попригожу развязывает язык. Подойди ко мне, Конон, лживый волхв, отдай-ка свой воровской припас.

Старик не тронулся с места.

- Облыжник! Прочь с глаз моих! - заорал Невзор, выбросив руку с указующим перстом в сторону новоиспечённого бродника.

На сей раз общество зашумело угорожающим ропотом.

- Пусть он подойдёт!.. Пусть подойдёт!

Кратким было атаманово раздумье. Он сделал своему поноровнику отчаянный знак, как бы принося его в жертву. И старик заплетающейся походкой подошёл к Роду.

Юноша перенял его емурлак, ловко пошарил в нем и извлёк на ладони несколько белых шариков. Взяв первую попавшуюся чашу со стола, растёр шарик в порошок и бросил в вино.

- Кто отважится выпить?

Желающих не нашлось.

- Худа не будет, - пообещал Род. - Выболтаешься, ослабеешь, проспишься, и как рукой снимет.

С дальнего конца поднялась над столом гора мышц. Подошёл звероподобный Могута и взял опасное питье.

Все напряжённо смотрели, как он осушил посудину. После все ждали. Но недолго.

- А ничего! - густо сказал Могута. - Винцо не хуже того, что я в Шарукани пил, когда мы половцам муромский полон продавали. У-уй, сколько взяли полону! Князь Сантуз не мог сметить! Отдавали чагу по ногате, кощея по резани.

- Чего мелешь! - взъярился Фёдор Дурной, - За ногату отдают поросёнка или барана, а за резану - миску тюри.

- Я и говорю: задарма, - настаивал Могута. - Тьму тысяч взяли полону.

- Соплеменниками торговал! - возмутился кто- то.

- Да! Родичей готов продать, коли душу продал! - вскинул могучий бродник медвежью голову. - Все мы отцепродавцы! Кому молимся? Златицам с лярвами латынских королей да басурманских царей. Решили: лучше быть мехорезом[146], чем мехоношей[147]. Головники! Нюхалы[148] по большим дорогам! Горячей крови пиюхи![149] За кем идём? Кому служим?..

Жилистый человек с наметившейся плешиной, что сидел против Рода, и ещё двое соседей по столу подхватили под мышки неистового богатыря.

- Уноси ноги, уноси!

- Атаман просто-напросто желал проверить новика. Что на уме, то и на языке. Попросил снадобьем помочь…

- Врёшь! - резко оборвал Невзор. - К твоей затее я не причастен.

Лжеволхва стали окружать. К нему потянулись цепкие руки. Ждали атаманова слова. И оно прозвучало:

- К ядрёной матице Валаама Веорова!

Старик забился воющей мухой в многочисленных щупальцах толпы-паука. Видно было, как все с боязливой радостью торопились расправиться с ним.

И вдруг Жядько рявкнул:

- Ти-ша!

- Братья, - ласково произнёс Невзор в наступившей тишине. - Я вынес приговор старому хлюзде[150], что покушался на вашу честь. И вам мой приговор люб. Приговорите же и вы этого халабруя[151], - атаман указал на Якушу Медведчикова. - Он обесчестил меня прилюдно. Уже сверху донизу просочилось моё бесчестье. Гляньте, что творится в Азгут-городке!

Он растворил оконницу, и вся малая дружина услышала шум толпы, окружившей хоромину. Там, внизу, бушевали бродники с заспинными колчанами, полными стрел, с луками, вскинутыми над головами. Дружно, как удары набата, сотня глоток выкрикивала: «Не-взор! Не-взор!» Крики были во славу, а не в угрозу. Тем временем в избу ввалились лучники под предводительством мрачного безбородого мужика с длинными обвислыми усами.

- Оска Шилпуй!.. Оска Шилпуй! - пронёсся пугливый шёпот.

- Вождь атамановых охранышей, - прошептал у самого уха Рода Фёдор Дурной. - Мы окружены!

- Так каков будет ваш приговор моему обидчику? - вкрадчиво вопросил Невзор. Малая дружина молчала. - К ядрёной матице его? - то ли постановил, то ли испросил согласия атаман. И опять молчание. - Любо ли вам моё решенье? - прозвучал завершающий вопрос, за которым должны были следовать не слова, а дела.