Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

• Название: Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Двенадцатый век. На месте Москвы - Красные села, коими владеет боярин Кучка. Его тайными происками уничтожена семья соперника, новгородского боярина Гюряты. Счастливо спасшийся младенцем Родислав встречает любимую дочь своего смертельного врага. И отныне - куда бы ни забросила его судьбина: в вертеп лесных разбойников или в половецкий плен, в заморские страны или на поле междоусобной брани - все помыслы его о ненаглядной своей возлюбленной...

---

- Где? - спросил Зуй, - А? - Род ощутил, как жёсткая рука сдёрнула с него материнский крест, оборвав цепку. - О-о-о! - простонал Зуй.

Возмущённый его поступком, Род в свою очередь исторг глухой стон. Воцарилась тишина. Телега остановилась.

Все долго молчали, только лошадь одиноко всхрапнула. Потом тяжким сапатым всхрапом отозвалась другая, как стало понятно, привязанная к задку телеги.

- На сапатом коне парня послали на убой, скареды! - густо матюкнулся Фёдор Дурной.

- Опамятовался наш яшник! - тихо возвестил Фёдор Озяблый.

Задира не подавал голоса. Род почувствовал: не иначе его рука, ближе всех сидящего, вытащила из горящего рта кисло-солёный кляп.

- Кто ты? - спросил Зуй.

- Развяжи глаза, - с трудом выговорил Род.

- Кто ты? - повторил Зуй.

- Хоть повязку перемести. Узел на рану давит, - попросил Род.

Ему переместили повязку. Левому глазу, где она стала уже, приоткрылась крошечка неба. Оно было пасмурным. Должно быть, наступал вечер.

- Я Родислав Гюрятич Жилотуг.

Телега тронулась в полном молчании.

Когда она снова остановилась, Зуй, должно быть, наклонился, потому что его дыхание смрадом ударило в лицо пленнику.

- Откуда на тебе этот крест? Не лги! Род Жилотугов весь вырезан.

Ответа не последовало: яшник вновь потерял сознание…

Очнулся он зрячим. Повязка с глаз снята. Ноги и руки свободны. Он лежал в курной избе на голбце. Избу освещал сальный светец на столе. За столом сидели четверо - обритый наголо, как торчин[99], мужик с розовым теменем, чёрный дремучий бородач, лицо которого показалось Роду знакомым, преждевременный, судя по ясным глазам, старик, сморщенный, как гриб дождевик, и кудрявый рыжий верзила, так удачно изобразивший ограбленного на лесной дороге. Это и был Зуй, которого Род сразу определил по голосу.

- А когда Петрок отсекал ей голову, - с трудом, как бы исповедуясь, выговаривал верзила, - я увидел вот этот крест в луже крови. Ох, - лопни моя ятрёба! - треть прожитой жизни минуло с тех пор, а помню все, как вчерашний день. Я ещё поднял крестик, разглядел хорошо, да взять не посмел.

- Верни его сыну убиенной боярыни, - велел лысый, видимо, Шишонка Вятчанин, хозяин избы. - С цепкой верни, не будь шильником[100].

Род прикрыл глаза и почувствовал, как грубые дрожащие руки надели на него крест. Не руки задиры.

- Он не сын Жилотугов, - резко заявил Зуй за столом, - Их сосунок помер. Узнано достоверно.

- Достоверно, ты вдругожды хотел его извести, - мрачно вымолвил Фёдор Дурной. - Эй, Шишонка, ставь на стол питье и естьё, - велел он хозяину, - А яшника нашего попользуй от ран и ссадин. Лежит без памяти, а на голбце ёрзает.

- Ёрзает не столько от ран, больше от погани, - предположил Зуй. - Ох, и погани ты развёл, бессемейный одинец, лопни моя ятрёба! - упрекнул он хозяина.

- Вот и я сижу, думаю, - нахмурился Фёдор Дурной. - Блошка, да мошка, да третья вошка, а упокою нет!

- Хоть бы покурил в избе можжевельником с ягодами, - вяло посоветовал Фёдор Озяблый.

Род, внутренне согласный со своими мучителями, нетерпеливо почёсывался спиной о голбец.

- Что за гости - один хай да май! - отбрёхивался лысый Шишонка.

- Ему проще себя обрить, чем в избе покурить, - не унимался задира.

Тем временем Вятчанин раздел пленника, смазал на его теле ссадины целительным зельем, привязал примочку к раненому затылку. И легче стало: не только боль унялась, клоповья погань от пахучих снадобий разбежалась.

- Не сойдёшь ли повечерять чем Бог послал, - пригласил хозяин избы.

Род, преодолевая истому в непокорных руках и ногах, слез с голбца.

- Бог тебе, балахлысту[101], не много же посылает! Ветряную рыбу да чёрствый квас, - сказал задира, зло жуя вяленую плотву и враз заливая горло кружкой питья квасного цвета.

- Жри, неясыть![102] - бросил Шишонка на стол варёные яйца так, что все они треснули от удара.

Род с холодящим любопытством, как на чудовище смотрел на убийцу своей матери. Его посадили напротив Зуя. Ледяные глаза задиры уставились на недавнего смертника.

- Надо ж такое вы лгать, будто бы ты тенёта разодрал. Да их сам Якуша Медведчиков мастерил. Мечом не разрубишь!

Зуй осуждающе перевёл взор на Фёдора Дурного. Видимо, тот сообщил, что Род надорвал тенёта.

Дурной не откликнулся на взгляд Зуя, он, будто погрузившись в воспоминания, разглядывал пленника.

- Чего воротишь лик, как хазун?[103] - спросил Зуй, опять оборотясь к Роду. - Или и впрямь такой сильный, а мне невдогад? Так испытаем плеч![104] Я тоже не нечевуха[105].

- Оставь яшника, задира, - попросил Дурной. - Нашёл себе супротивника! Он ещё не очухался.

- Да мы с ним погладку[106], локотками, долонь в долонь, - сделал медоточивый голос задира и выставил руку на столе для боевой схватки. - Ну, Федьки, бейтесь об заклад. А ты, Шишонка Вятчанин?

Оба Фёдора и хозяин избы вопросительно глянули на яшника. Род, видя их желание поразвлечься, упёр локоть в столешницу и вложил ладонь в ладонь Зуя. Фёдор Озяблый и Шишонка поставили по ногате[107] на задиру. Фёдор Дурной поручился за победу ослабленного недавней борьбою яшника. Его доверие, конечно, польстило юноше. Хотя куны, брошенные на кон Озяблым и Шишонкой, явно говорили, что задира считается крепким шибайлой[108] среди бродников.

Вот супротивники взглянули в глаза друг другу. И юноша ощутил железо Зуевой руки. Головник заставлял по достою оценить себя. Род напрягся… Свидетелям поединка скоро пришла пора подивиться нежданному обороту: кисть Зуя, покрытая бырнастой шерстью, медленно легла на столешницу. И по мере её падения искажалось лицо задиры. Побеждённый, отворотясь, пробурчал:

- Удалось дристуну пёрнуть!

На слова его никто не откликнулся. Тогда Зуй, воззрясь на своего победителя, зашипел:

- А пошто столько ненависти в твоих очах?

Род не отвечал. Озяблый тихо пояснил:

- Ведь на твой подман он попал в тенёта.

- Ха! - пристукнул по столу Зуй. - Причина - в ногату, а ненависть - в гривну. Меня тут не обмануть!

Ну и шикан![109] - остановил неладные речи Фёдор Дурной.

Возможно, подерушка этим бы кончилась, если б Шишонка Вятчанин глупьём не вмешался.

- Когда я надевал ему крест, парень был очухавшись, он твои кровавые слова слышал.

На побелевшем лице задиры ясней проступили червлёные[110] крапины.

- О каких таких словах толкуешь?

Шишонка хотел было извернуться, да ещё пуще увяз:

- Ну о каких таких?.. Ну как ты мать его убивал. Ну про крест её окровавленный…

Зуй затрясся осиновым листом и напрямик обратился к Роду:

- Ты… что… молчишь?

Пленник, казалось, был спокойнее всех своих пленителей.

- А что ты, лихой головник[111], ждёшь от меня услышать? - в свою очередь спросил он почти миролюбиво. - Одно я тебе скажу: за такое убийство не берут виры[112].

- Так казни же, казни меня! - скрежетал Зуй.

Оба вновь впились друг в друга глазами. И юноша отвечал:

- Не дано мне тебя казнить. Смерть твою вижу рядом. Не от моей руки.

Зуй, натужно хохоча, выскочил из избы.

- Поверил, - вздохнул Фёдор Озяблый.

- Не поверил, - мотнул головой Шишонка.

Он убирал одежду пленника с голбца, чтобы устроить ему на ночь подобающую постель.

- Твой чёрствый квас оказался бражкой, - заметил Фёдор Дурной. - К тому же изрядно крепкой. У всех головы помутились.

- Яшник бражку не пил, - значительно поднял палец Фёдор Озяблый.

- Не называй его яшником, - попросил Дурной, - Он пленён по нашему неразумию, по Зуевой алчности. Сам атаман оставит его не яшником, а свободным бродником. Ведом мне этот юноша. Его имя Род.

Род отнял от головы руки, покоившие её на столе, и с удивлением посмотрел на Дурного. Тот почти по-родственному кивнул ему:

- Не признал меня, милый?

- Как глаза развязали, все пытаюсь признать, - оживился Род. - Память с ног на голову поставил. А теперь вспомнил: видел твою бороду на Букаловом новце. Отец тебя называл огнищанином.

- Твой приёмный отец - мудрый поводырь лесного люда, - усмехнулся бородач. - Введоме у него, что при нынешней власти огнищане обнищали. Я вот подался в бродники. А он меня величал по-прежнему.

- Эй! - крикнул Шишонка от голбца. - Как там тебя? Род! Я кое-что нащупал в полах твоего корзна. Отодрал подбой, и вот… - Он бросил деньги на стол. - Не тяжелит ли твоё платье сей груз?

- Верни ему эти куны, - велел Фёдор Дурной.

Род решительно воспротивился:

- Пусть деньги по моей воле перейдут к вам. В благодарность за обережь и кормление.

- Твоя воля - хорошая воля! - как к огню, протянул к деньгам руки Озяблый.

В избу вошёл Зуй. Замер у порога. Потом бросился к столу, тараща глаза: