Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

• Название: Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)
• Автор: Вадим Полуян
• Издательство: АСТ-Пресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Двенадцатый век. На месте Москвы - Красные села, коими владеет боярин Кучка. Его тайными происками уничтожена семья соперника, новгородского боярина Гюряты. Счастливо спасшийся младенцем Родислав встречает любимую дочь своего смертельного врага. И отныне - куда бы ни забросила его судьбина: в вертеп лесных разбойников или в половецкий плен, в заморские страны или на поле междоусобной брани - все помыслы его о ненаглядной своей возлюбленной...

---

Тугоркан отвернулся. Княжна потупилась. В глазах хана Кунуя прыгали бесенята. Княжеская обережь готова была пуститься в поиски. Род остановил воинов:

- Не нужен конь. Не нужен укрюк.

Все воззрились на него с удивлением. Даже Тугоркан. Даже княжна.

- Как? - подскочил Сантуз. - Пешим? Голыми руками? Ты глумишься над нами?

- Пусть дадут мне кожаное ведро с ключевой водой, - велел Род.

…И вот уже далеко позади бараньи ароматы, кибиточный скрип и весь тысячегорлый хурултай. Род идёт по ржавым лишайникам, и слепящее солнце плещется в его кожаном ведре. До чего же воздух горяч! Даже молодое крепкое сердце требовательно стучит о грудную клетку, жаждет нескольких глотков свежести. Бок земли, по которому движется он букашкой, пахнет и смотрится опалённым вепрем. Дурно лесовику в степи. Ни тени, ни ручейка. Даже горла сусличьих нор усохли, осыпались, словно нежилые. Ни одна тварь не укусит, не попадётся на глаза - такое пекло! И страх охватывает, что он - единственное ещё не сгибшее существо в этом необозримом пространстве.

Нет, не единственное. Далеко в гнедом мареве движется ещё одна точка. Вот они сходятся медленно-медленно - кобылица и юноша, свободная и раб. Она ищет капли влаги в старческих трещинах земли. Он несёт эту влагу. Он для неё не страшен. Сторожкий глаз ухватил: он не вооружён арканом. Просто встретились в голом раскалённом пространстве человек и животное. Им нет друг до друга дела. Он приостановился. Она даже не отбежала. Стоят, каждый занятый своим, на расстоянии дострела стрелы. Вот он поставил ведро и присел отдохнуть в сторонке. От ведра далеко пахнет влагой. Ноздри Катаноши дрожат. Она ржёт и делает шаг к ведру. Род смотрит на неё приветлива. Он не враг, не табунщик, не укрючник. Он водонос. Катаноша истиха приближается к ведру. Белёсая чёлка над вопрошающими глазами, белёсая грива с отмётом, а вся сама - как раскалённый сосуд. Ей дела нет до водоноса. Но он встаёт. Шагнул раз, другой. Ведь она приближается к его ведру. Уже почти у ведра Катаноша и Род долго всматриваются друг в друга. «Разреши мне попить?» - «А ты меня не боишься?» - «Я в степи всех людей боюсь. Сейчас жажда сильнее страха. Что тебе нужно от меня?» - «Подойти и подружиться с тобой». - «Люди и кони - не друзья, а господа и рабы». Человек улыбается и подходит ближе… Она уже у ведра, а он в двух шагах. Она уже пьёт, а он берет в руку поводья уздечки. Но теперь её ничем не оторвёшь от воды. Катаноша пьёт жадно и громко. Род гладит её холку другой рукой. Потная кожа кобылицы дрожит. «Не мешай! Дай допить!» Воду всасывают распалённые губы уже с самого дна. Маленькое ведро!

Неожидан и ловок прыжок седока. Непривычная ноша не тяжела, просто неприятна, как всякая ноша. Любые ухищрения хороши, лишь бы её стряхнуть.

Род прилип к Катаноше руками и ногами, всем туловищем. Они вместе летали ввысь, в стороны, уносились неведомо куда, бессмысленно кидались назад. Род стал диким конём и скакал без смысла, без удержу, отбивая чечётку на земной груди копытами Катаноши.

Вся женская выдумка была пущена в ход и не вернула Катаноше свободу. На помощь пришло коварство. Когда кобылица нежданно прянула оземь, чтоб покататься на спине и раздавить наглого обманщика, Род успел вовремя соскочить, но не отпустил поводьев. Она рванулась и впервые почувствовала его необыкновенную силу…

Он увидел вдали заросли ханьги, учуял, что как раз за ними Уру-Сал и Кара-Сал слились в одну реку Сал, которая вдоволь напоит его с Катаношей. Водком он повёл кобылицу к большой реке, и они напились.

Чуть поодаль от берега жила лучезарная жёлтая лилия-кувшинка. Лепестки её так и просились в руки. Пришлось согнать с них шмеля и взять себе этот символ жизни.

Уже выкупанная, Катаноша понюхала на берегу мокрого своего господина и позволила оседлать себя. Так свободная впала в рабство, а невольник обрёл свободу.

Солнце, сидя на земле, смотрело с одной стороны, а тысячи зрителей с другой, когда всадник на игреней кобыле промчался полем половецкого хурултая. Солнце побагровело и вжалось в землю, восторгу зрителей не было конца. Вот Катаноша передана в Чужие руки, а Род взошёл по крутому проходу в княжеский шатёр.

- Ты свободен, отчаянный суздалец, ты свободен! - в исступлении бил себя по ляжкам Сантуз.

- Все так, все так, - едва кивнул Тугоркан на вопрошающий взгляд своего невольника.

Хан Кунуй исчез.

Текуса молча приняла дар победителя - большую жёлтую лилию. Лишь угольковые глаза впились в юношу, скрывая изо всех сил таившиеся в глубине их чувства. Должно быть, она радовалась его успеху.

- Прошу, побудь с нами до конца хурултая, русский боярич… боярич, - Сантуз трудно вспомнил незнакомое имя, - Род?

Освобождённый пленник наклонил голову.

На оставленном месте в средних рядах Род нашёл Чекмана. Куда запропастились Итларь и Кза?

- Фу-ух! - встретил его княжич. - Один день знаю тебя, дорогой, а моё сердце по твоей милости стало калекой. Как ты обратал эту дикую стрекозу?

- После расскажу. Где Итларь?

- Он так переживал! Побелел как смерть. Себя проклял, отца винил. Полбурдюка яурта ему споили, не помогло. Кза увёл его. Пропал праздник для Итларя.

Берендей говорил быстро, пылко, сам изведённый беспокойством до крайности.

- С виду ты в порядке. Ноги, руки целы? - продолжал он волноваться. - Что себе отшиб?

- Задницу отшиб хуже некуда, - запросто признался Род.

Оба тут же спустились к ятке, и обретший свободу раб напился яурта, что называется, от пуза, чтобы внутри просвежело.

У входа в гостевую вежу Итларя они увидели ханича на брошенном конском седле - локти в коленях, лицо в ладонях. Когда русский боярич отнял его руки от лица, Итларь бросился с объятиями:

- Ты жив?

Род за все время плена в первый раз рассмеялся.

- Не столь важно, что жив. Важней, что свободен!

- Послушай, почему сразу мне не сказал? - возмутился Чекман.

- Хотел сразу сказать вам обоим. Сантуз объявил мне свободу, Тугоркан подтвердил. Я волен немедля отсюда ускакать. Согласился остаться до конца праздника.

5

Говорят, на пиру смерть красна. Недолгое время спустя Род сокрушался: почему не умер на том пиру? В шумные же часы застолья радовался жизни как никогда.

Во внутреннем дворике великолепного по сравнению с окружающими мазанками княжеского жилья были разостланы тяжёлые узорчатые ковры. Избранные гости образовали пирующий круг. Сверху их услаждало небо, синее без задоринки, а в центре круга - писк[213] и плясота. Пискатели играли на пипелах и дудках, плясовицы то рассыпались луговым многоцветьем, то сплетались в венки.

- Ты полюбуйся, дорогой, - восхищался Чекман. - Тела - как червонные струи!

- Для меня это внове, - признался Род. - Я к игрищам непривычен.

Пирники следили, чтобы гости оделялись яствами без промешки, чтобы каждый пивец пил, когда и сколько желал.

- Что это? - удивился русский боярич.

- Это дулма, - пояснил Итларь, - рубленая баранина в виноградном листе.

Род обнаружил: опять его мушерма[214] полна черкасским вином. Кто и когда подлил? Ах, вот как поступают здешние виночерпии! Недопитое выливают, наполняя мушерму свежей влагой веселья.

Места у троих друзей оказались почётные. По одну сторону князя Сантуза восседали воевода Алтунопа и подколенные ханы - Тугоркан, Кунуй, далее - незнакомые. По другую, как всегда, - мудрая дщерь Текуса, а за ней - счастливый Итларь, а затем - Род с Чекманом.

- Ах, ханская рыба! - восхитился Чекман, отведав новую перемену яств.

- В наших северных реках такая не водится, - вздохнул Род.

- Это кумжа, - пояснил Итларь. - Её ещё называют форелью.

- А я-то подумал: какой-нибудь хан её у себя в прудах разводит, - смутился Род.

- Ханская значит вкусная, - смеялся Итларь.

- Пах, пах, какие изюминки! - наслаждался плясовицами Чекман. - Не девы - гусли танцуют, а? Взгляни, дорогой, как поют стебли ног, как дышат лепестки рук!

- Мне это зрелище в диковину, - откликнулся Род.

Глаза его смотрели перед собой, а уши настропалились вбок, в сторону Итларя и Текусы, завязавших непростую беседу. С чего оживлённое лицо княжны вдруг закаменело, а ханич стал похож на сливу? О чём они? Тяжело разобраться в половецкой речи при таком гвалте. Сантуз надрывно хохотал. А подколенники его, усевшиеся - зады к пяткам, увеселяли своего князя.

- Ай, ханские яблоки! - уже переходил Чекман к фруктам.

Такие яблоки Роду были неведомы: белые, крупные, сладкие. Он привык к кучковским наливным яблочкам или к кислой леснице от лесной дикой яблони. А не ответил на восхищение берендейского княжича потому, что вслушивался в тихий дрожащий голос половецкого ханича. И своим тонким слухом распознал самую трудную для Итларя речь: