Захар Петров - Чистилище

• Название: Чистилище
• Автор: Захар Петров
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Хэллоу! Привет! Пока не двигайся и ничего не говори! Если меня слышишь - просто моргни глазами.

Вера моргнула. Очень знакомый акцент. Хоть мысли в голове ворочались медленно, расплывчатые образы, наконец, еле-еле сфокусировались, и она даже вспомнила имя смуглянки – Джессика.

- Хорошо! Ты меня слышь - а значит всё быть о’кэй. Может быть, ты чего-то не помнишь или энимо не понимаешь – это не есть важно. Ты была ранена, но твои солдаты вынесли тебя. Двое сольджэ – близнецы. Теперь ты есть в госпиталь Центра. Был долгий оперейшен, сложный оперейшен, но ты крепкий вумен. Дохтэ Вась-Вась сэй, что ты «ви-ка-ряб-ка-лась» - очень смешное слово.

Джессика радовалась и волновалась одновременно, от чего говорила быстро, с сильным акцентом и с большой примесью английских слов. Вера почти не понимала, что та говорит, и не хотела понимать, и слушать её тоже не хотела. Она закрыла глаза. Джессика правильно истолковала реакцию Веры и уже почти без акцента сказала:

- Отдыхай. Если болит очень - моргни два раза – и я вколю тебе опий. Но если можешь терпеть, - то моргни один раз и терпи.

Вера была бы не против, чтобы Джессика вколола ей наркотик по своей инициативе. Но раз та спросила с явным неодобрением положительного ответа, Вера моргнула один раз.

Вера поправлялась быстро. Через полторы недели она уже могла сидеть на кровати. Она находилась в офицерской палате – маленькой сырой обшарпаной комнатушке с единственной кроватью. Палату регулярно мыла санитарка, но едкий запах лекарств смешанный с запахом мочи и гниения человеческих тел, навечно въелся в шершавый бетон пола и стен.

За всё время Вера видела в палате только троих людей. Молчаливая санитарка Аля, осужденная за какое-то преступление к работам на Поверхности, наказание которой было в порядке помилования заменено на исправработы в Госпитале. Сколько Але удавалось поспать в сутки, можно было только предполагать, потому что и ночью и днём с периодичностью чуть ли не раз в полчаса Вера слышала крики медсестёр и врачей: «Аля! Тут убери!», «Аля, в седьмой мужик обоср…ся!», «Аля, ты до сих пор не постирала?!». Возраст Али определить было трудно – она постоянно ходила ссутулившись, шаркая ногами и пошатываясь, скорее всего от недосыпа и нервного истощения. Глаза у неё были красные, а лицо – болезненно жёлтым. Руки постоянно тряслись. Раз Вера слышала, как на коридоре Аля уронила ведро с грязной водой, за что на неё набросилась медсестра или врач. В унисон глухим ударам слышалось: «Ах ты, сука нерасторопная! Ах ты дрянь! На Поверхность, на Поверхность тебя, стерву, надо!».

Реже Али, но гораздо на большее время, к ней заходила Джессика. Джессика была на последнем курсе и теперь большую часть времени проводила в Госпитале. И здесь мулатка была совсем другой – в ней не было той загнанности и тёмной тоски, из-за которой Вера в Университете её почти не замечала. Наоборот, девушка производила впечатление совершенно уверенного в своих силах человека.

Третьим, самым редким посетителем Веры был, Вась-Вась. Вообще-то, Вась-Вась был главным врачом хирургического блока, и в незапамятные времена формально звался Василием и имел отчество Васильевич. Но ещё во времена его студенческой молодости однокашники заметно урезали эти звучные имя-отчество до тандемного слогосочетания, которое настолько прилипло к доктору, что даже он сам себя называл не иначе, как Вась-Вась.

Джессика Вась-Вася чуть ли не боготворила. Это было видно и потому, как она с ним общается и по тому, с каким восхищением рассказывает о нём Вере. Но Вере доктор не нравился, что-то в нём было неприязненное. Он никогда не смотрел ей в глаза и старался побыстрее закончить осмотр или перевязку и уйти. На пятый или шестой день, когда Вера могла уже более-менее говорить, она сказала доктору:

- Это вы меня спасли? Я должна вас поблагодарить.

Вась-Вась почему-то смутился, засуетился и пробормотал про себя:

- Меня – нет. Это её - Джессику.

Веру очень озадачили слова доктора, и ещё через несколько дней она прямо спросила Джессику, что значат его слова.

Джессика, не мало не смутившись, сообщила Вере:

- Понимаешь, подруга. Когда-то давно, на врачей учились пять-шесть лет, а потом ещё год практиковались. Конечно, у нас на это времени нет. Курс обучения врача вместе с интернатурой длится всего два с половиной года. И то – это самый длинный курс обучение, длиннее даже, чем у администраторов. Первый год мы просто учимся, на второй – разбираем трупы, а третий – практикуемся по-настоящему на … э-э-э … на полу-трупах. На тех, кого нельзя или почти нельзя спасти. Ты была моим выпускным экзаменом и делала я почти всё сама – под надзором Вась-Вася, конечно. Если бы ты умерла, мы бы тебя вскрыли и определили, что именно было сделано не так, изучили бы мои ошибки и это – тоже хорошая практика. Но ты не умерла, вернее только чуть-чуть умерла! Вась-Вась преувеличивает мою заслугу. Причин здесь, я думаю много. Во-первых, твой организм очень сильный. Во-вторых, тебе повезло с товарищами. Твои солдаты-близнецы, знали, что надо делать, чтобы сохранить жизнь раненному. И ещё у них был порошок, который дала им их мама, которая в их поселении одновременно кто-то вроде доктора-шамана. Они поделились со мной этим порошком – я с химиками его пока изучаю, но уже понятно, что это какая-та смесь сушеных грибов, трав с Поверхности и чего-то ещё, действующая, как антибиотик, обезболивающее и стимулятор, задействующий все резервы организма. Эту смесь они сыпанули тебе в рану – можно говорить, что и она тебя спасла. Но всё же, подруга, при таком ранении ты просто должна была умереть. И ты умерла, на операции, на минуту или больше. Мы уже отходили от стола, а потом твое сердце забилось. Я думаю, Бог не хотел тебя забирать, надо было, чтобы ты побыла ещё здесь.

Посещения в Госпитале не практиковались вообще: это могло принести в Госпиталь болезни, зазря травмировало пациентов, да и вообще это было, по мнению врачей, не к чему. Лишь изредка делались исключения с личного разрешения главврача Госпиталя. И Саха с Пахой смогли вырвать это разрешение – в обмен на рецепт того порошка, которым они спасали Веру. Приближение своих солдат Вера услышала ещё до их появления в палате. Идя по коридору, они, как всегда, ругались друг с другом. Потом в дверном проёме появились две белобрысые головы со свёрнутыми в разные стороны носами, растянувшимися до ушей ртами, и ликующим возгласом в один голос:

- Цётка Вера!

Вера для виду поморщилась, но на самом деле она была очень рада видеть близнецов. После гибели Зозона, Паука и Фойера они стали для неё самыми близкими людьми в Урочище и почти самыми близкими во всём мире. Она знакома была с ними всего несколько месяцев, а казалось, что знает их с рождения, как младших братьев. Они же к ней относились чуть ли не как ко второй маме. Так и нависли над её кроватью, заняв собою почти всю палату. Стоят, молчат и улыбаются. Вера, превозмогая боль, села на кровать, взяла обоих братьев за руки и потянула их к себе:

- Да садитесь уж.

Они оба бухнулись на кровать по обе стороны от Веры, подперев её своими могучими плечами, повернули на 90 градусов головы и продолжали её рассматривать всё с тем же глупым умилением. Потом Саха, наконец-то сообщил:

- Уходзiм мы, цётка Вера. Iдзем гэтых дзiггераý дабiваць. Амаль усiх iх перабiлi, засталiся толькi тыя, што у селiшчах хаваюцца. [Бел.: Уходим мы, тётка Вера. Идём этих диггеров добивать. Почти всех их перебили, остались только те, что в поселениях прячутся.]

- Эге! Ты там ведаеш, «стратэг вялiкi», куды мы iдзем, дзе тыя дзiггеры i колькi iх засталося. [Ага! Ты там знаешь, стратег великий, куда мы идём, где те диггеры и сколько их осталось].

Не обращая внимание на постоянную перебранку братьев и на их неуёмное «цётка Вера», Вера задавала им вопросы, чтобы выяснить подробности о войне с диггерами. Братья знали мало. Вроде было известно, что из трёх указанных Верой диггерских поселений, был успешно взят только Ментопитомник. В Ангарке и Дражне диггеры забаррикадировались и выбить их оттуда пока не получалось. В переходах диггеры уже не встречались – может быть все погибли, а может быть куда-то ушли или спрятались. Скорее всего, последнее – ведь делись куда-то те, которые ушли из Ментопитомника. Упомянув про исход из Ментопитомника, Саха и Паха замялись и уставились друг на друга, ожидая, кто будет объясняться с командиром.

- Гэта я, цётка Вера, калi цябе паранiлi, сказаý: «Няхай iдуць. Лепш камандзiра ратаваць будзем» [Это я, тётка Вера, когда тебя ранили, сказал: «Пусть идут. Лучше командира спасать будем»], - признался Паха.

- Да iх i засталося толькi пяцёра, да i тыя параненыя, - поддержал брата Саха. – А каб бiлiся далей, дык пабiлi б яны нас, альбо паранiлi i памерлi б усе, хто в тым селiшчы застаýся паранены. А так мы цябе, цётка Вера, вынеслi и астатнiм дапамогу вызвалi. [Да и осталось их только пятерь, и те раненные. А если дрались дальше, побили они нас или ранили и, умерли бы все, кто в том поселении остался раненным]