Захар Петров - Чистилище

• Название: Чистилище
• Автор: Захар Петров
• Жанр: Научная Фантастика

---

- I неяк не так усё пайшло. Ну навошта Камандзiр тую дзяучынку сляпенькую… [И как-то не так всё пошло. Ну зачем Командир ту девочку слепую…]

Саха замялся, а Вера и сама поняла, что он хотел сказать. Инга своим пением расположила к себе всех, кто бы в Ментопитомнике. Командир убил ту, которую никто и не думал считать врагом, которая казалась частью чего-то возвышенного. Совершив это несправедливое убийство, Командир тем самым стал на сторону тьмы. И его люди не хотели быть на этой стороне. И продолжение боя значило, что они остаются на стороне Командира, одобряя тем самым то, что он сотворил. Потом, в других схватках они будут биться с диггерами отчаянно и бесстрашно. А в тот раз – нет.

Вера неопределённо покачала головой – это могло значить и осуждение погибшего Командира и неодобрение близнецов, которые не выполнили свой долг из-за никчемных сентиментальных порывов. Но она не сказала ничего.

Братья ушли. Они рвались в бой. Может быть, просто из чувства романтики, а может быть, чтобы реабилитироваться после не очень правильного окончания битвы в Ментопитомнике.

А ещё через несколько минут в палату заглянула Джессика. Вере нравилось, когда она приходила. Нравился её акцент, привычка пересыпать свою речь английскими словами и корректная манера никогда не засиживаться слишком долго. Всё, что не делала Джессика, казалось всегда правильным, чётким и выверенным. При перевязках она действовала уверенно, а, если надо было что-то спросить у Вась-Вася, она спрашивала, как спрашивают у старшего среди равных. Казалось, не одно слово и не одно движения Джессика никогда не делает впустую. Даже на посещение Веры она выделяла определённое количество времени и никогда не пересиживала не минуты.

Но в этот раз в чёрных глазах Джессики светилось что-то выходящее за рамки этой холодной расчётливости. Она строго и одновременно весело заявила, заглядывая через едва открытую дверь с коридора в палату:

- К тебе гости и у вас десять минут! Десять!... Тэн! – повторила для надёжности Джессика на английском и к тому же показала все растопыренные пальцы на своих руках. Не понимая, о чём речь, Вера пожала плечами.

Потом кудрявая голова Джессики исчезла, и в палату вошёл Вячеслав. Она хотела встать ему навстречу, что вряд ли бы ей удалось, но он с неожиданной быстротой оказался рядом с ней и сев прямо на влажный от недавнего мытья пол, уткнулся головой в её ноги. На ней не было ничего, кроме не очень длинной, едва прикрывавшей верхнюю часть бёдер, стиранной-перестиранной серой больничной рубахи с завязками спереди, вместо пуговиц. Между завязками он увидел повязку с проступившей сквозь бинты краснотой.

- Тебе больно? - приподняв голову, спросил он.

- Уже нет, - соврала она.

- Я не знаю, что в таких случаях нужно говорить.

- Я тоже.

А что она могла ему рассказать: про войну, про смерть, про боль? И что мог рассказать ей: про Университет и свою книгу? И стоило ли на это тратить десять, вернее уже девять, минут?

- Помни: даже если мы никогда больше не встретимся, мне очень важно знать, что ты жива. Даже, если ты будешь далеко, даже если будешь на войне, даже если ты будешь с кем-то другим – мне важно знать, что ты есть! Потрудись давать о себе знать. Хорошо?

- Хорошо, – ответила Вера, чувствуя как мокреют её глаза.

- Обещаешь?

- Обещаю.

- А если ты когда-то устанешь от войны, или не сможешь больше воевать, или тебя ничто больше не будет держать там, где ты сейчас, ты передушишь свою гордость и придёшь ко мне? Ведь так?

- Да.

Больше они не проронили не слова, чтобы случайно не встряхнуть своими словами время, которое так кстати стало течь медленнее. А может Джессика просто дала им больше обещанных десяти минут. Теперь уже эта больничная палата с затхлым запахом, к которому Вера привыкла, а Вячеслав не замечал, превратилась в место, куда заглянуло такое капризное счастье. Также как когда-то давно (всего несколько месяцев назад) оно обитало в лаборантской вневедения в Университете.

Вошла Джессика. Вячеслав испуганно обернулся, но тут же понимающе кивнул, встал с пола и, не оборачиваясь, пошёл на выход.

Паха и Саха попали в Госпиталь в обмен на рецепт порошка. В других случаях постороннему (каким для всех других был преподаватель Университета Вячеслав Максимович) выпросить пропуск сюда было просто невозможно, а провести кого-то нелегально – нереально. Но интерн Джессика, серьёзно рискуя, это как-то сделала. И уж совсем не понятно – зачем она это сделала.

После его прихода всё снова стало не так, как надо. До сих пор Вера боролась с болью, из-за отсутствия подвижной деятельности проделывала диггерские ментальные упражнения, обдумывала и вспоминала то, что произошло в Метопитомнике. У неё была простая и ясная цель – быстрее стать на ноги и вернуться в строй. Она не хотела воевать, но понимала, что на этой затянувшейся войне она нужна, как никто другой. И она не забывала о гибели своих товарищей и своих солдат Паука и Фойера. Да они были солдатами, да они пали в честном бою, но это были её люди, и убив их, диггеры для неё были не просто врагами Республики, они стали её личными врагами. И так день за днём, даже лёжа в кровати, она готовила себя к войне. А о Вячеславе уже почти не вспоминала.

А теперь всё в её голове опять пошло кувырком. Она должна была злиться на Джессику, всунувшуюся не в своё дело. Но когда мулатка в следующий раз заглянула к ней, вместо того, чтобы вызвериться, Вера почему-то ограничилась банальным «Спасибо». Джессика просто дёрнула уголками губ, изобразив таким образом подобие улыбки, и пошла по своим делам.

И в очередной раз внешне мощное здание миропонимания в голове Веры качнулось, оголив серьёзные дыры и даже провалы в фундаменте. Полярная система: «удар-блок, война-перемирие, свои-враги, жизнь-смерть» снова не казалась безупречной. Она должна признать себе, что хочет быть с этим человеком: пусть не женой, пусть не всё время рядом, но она хочет быть с ним! Значит именно в нём есть то, что ей больше всего нужно. Но он не воин! Он занимается совсем не тем, что считает правильным Вера! И будучи умным и правильным человеком он не только не тяготится мирной жизнью, но и считает не совсем правильным то, что делает Вера (он об этом не говорил вслух, но Вера это чувствовала). У него совсем другая система понятий, совсем другие ценности.

Она убивала врагов и делала правильно! Но хотела бы она, чтобы Вячеслав хоть раз увидел, как она это делает? Или хотя бы узнал в подробностях это? Конечно, нет. А раз она не хочет, чтобы в этом её видел хороший, вернее самый лучший человек в Муосе, значит она не считает, что это хорошо? На секунду Вера представила себя со стороны с окровавленными секачами. От этого воспоминания тоненькая бумажная стенка в её памяти, прятавшая от её сознания что-то важное, прорвалась. Она вспомнила туннель-улицу, по которой ей вела умершая и вместе тем прозревшая Инга; вспомнила Свет, на который хотела взглянуть и не могла, вспомнила счастливых людей и себя, всю в крови и с секачами; вспомнила свою семью, говорившую о ней в их посветлевшей квартирке; вспомнила Идущего-По-Муосу, вернувшего её в вонючий кровавый мир. Что это было: сон, галлюцинация, видение? Джессика говорила, что у неё на минуту или две останавливалось сердце во время операции, что почти умерла или даже не «почти». Так может быть она была в другом мире, в мире после смерти? Но ей там явно было не место, она там была чужая…

Нет! Вера сильно встряхнула головой, и от резкого движения боль резанула по ране в груди. «Мне бы в моём мире разобраться, а другие миры пусть сами по себе как-нибудь. Тем более, что Вячеслав живёт в этом мире!»

- И я буду с ним! Только я должна закончить войну, которая без меня бы не началась! Только закончу эту войну – и вернусь к нему…

- Объязательно вернёшься, - услышала Вера акцент, ставший таким родным. – Объязательно, только надо ещё подлечиться.

Вера нахмурилась. Джессика, входя для перевязки, услышала её последние слова, а значит она их произнесла вслух. «Вот тебе «на»: уже и разговаривать сама с собой начала», - с горькой иронией подумала Вера без особого смущения. Хотя чего ей стыдиться Джессику? Ишь ты: мало было ей подержать на ладони Верино сердце во время операции, так она ещё и после операции разные опыты над ним ставит.

- Джессика, зачем ты его привела?

- Я посчитала это правильным, - ответила она, как отрезала, дёрнув при этом пропитавшуюся засохшей кровью и сукровицей повязку нарочно резче обычного, дав понять, что не собирается продолжать этот разговор.

VIII. СЛЕДОВАТЕЛИ

1.

- Я не понимаю тебя, Тхорь… Командир…

- А я не нуждаюсь в твоём понимании, Стрелка. Я уважаю тебя, ты хороший воин, нужный офицер. Но теперь я – Командир, ты будешь слушаться моих приказов и впредь не только не будешь их обсуждать вслух, но даже и вида не покажешь, что с чем-то не согласна. И это наш последний разговор, когда ты говоришь со мной в таком тоне. Ты поняла меня, старший лейтенант?