Макс Неволошин - Шла шаша по соше (сборник)

• Название: Шла шаша по соше (сборник)
• Автор: Макс Неволошин
• Жанр: Русское современное
• ISBN: 978-0692468593

Макс Неволошин. В далёком прошлом – учитель средней школы. После защиты кандидатской диссертации по психологии занимался преподавательской и научно-исследовательской деятельностью в России, Новой Зеландии и Австралии. С 2003 года живёт и работает в Сиднее. В книгу включены рассказы о необдуманных обстоятельствах жизни автора, его родственников, друзей и прочих граждан вышеназванных государств.

---

И понёс такую мексиканщину, что я от досады проснулся. Смотрел в темноту и чуть не плакал от жалости к себе. Я снова чувствовал себя брошенным, испуганным ребёнком, у которого не было ни отца, ни старшего брата, ни даже подобия сэнсэя из дешёвого кино. Или он был? Или я его придумал? Нет, меня подразнили – показали как это хорошо, когда у тебя есть человек, который старше и мудрее. И ты ему доверяешь. Пусть он на другом конце земли, но ведь можно позвонить и услышать голос, который скажет правильные слова, успокоит, объяснит хоть что-нибудь. Да и звонить-то не обязательно, главное – чтобы он был. Такой человек нужен каждому, только не все об этом знают. А может, лучше и не знать? Может, лучше и не знать.

О джинсах, коньках и сбыче мечт

Недавно кто-то из виртуальных знакомых упрекнул меня в частом сочинительстве от первого лица. Даже не упрекнул – отметил, с намёком на эгоцентризм и слабую фантазию. Я не стал возражать, но умолчал о главной причине. Думаю, что главная причина – лень. Допустим, вот этот рассказ можно было бы начать так: «Васе Иванову давно безразлично, как он одевается». Но ведь надо придумывать герою имя-фамилию, печатать лишние буквы, а мне неохота. Куда проще сказать «я». Тем более это вовсе не обязательно тот самый я, который в данный момент стучит по клаве.

Итак, с некоторых пор мне стало почти безразлично, во что я одет. Началось это в эмиграции. Оказавшись на улицах Веллингтона, я испытал шок. Люди выглядели так, будто… Будто вот человек проснулся – а у его кровати свалка разнообразной одежды. И оттуда спросонья вытягивается и напяливается первое, что достанет рука. У многих девиц пальтишки и жакеты были надеты прямо на кружевные ночные сорочки. Ниже – сапоги на массивной платформе. Сперва я подумал, что это шлюхи. Потом решил, что наблюдаю какой-то дикий выкрик моды. И только впоследствии понял: этому народу элементарно до фонаря, чего носить. Главное – чтобы дёшево и более-менее подходило по размеру.

Какое-то время я работал в частной школе. Познакомился с богатой семьёй. Отец – важная шишка в Exxon Mobil. Однажды субботним утром встречаю его в супермаркете – в раздолбанных кроссовках и мятых трусах. Это были не шорты, а именно трусы. Не удивлюсь, если он в них спал. Затем я работал в университете. Начальница, дама преклонных лет, частенько являлась в офис в розовых бриджах. А её зам, тоже дама не первой юности, – в застиранном спортивном костюме. Я не шучу – олимпийка и треники с пузырями на коленях. Помню, ещё одна сотрудница хвасталась дублёнкой реквизитного вида, отороченной подозрительным мехом. «Это мексиканский тушкан или шанхайские барсы?» – хотел спросить я. Но вовремя понял, что не скажу этого по-английски. Коллеги между тем восхищались:

– Какая прелесть – и всего за шестнадцать долларов!

– На гараж-сейле повезло. А в оригинале такая – двести.

По количеству секонд-хендов на единицу площади Веллингтон уверенно лидирует среди знакомых мне городов мира. Многооборотное использование одежды и другого скарба поражает новых иммигрантов. Надоевшие или изношенные вещи здесь не выбрасывают. Их сдают в комиссионку, где их кто-нибудь обязательно покупает. Попользовавшись, новые хозяева опять-таки несут барахло в секонд-хенд или Армию Спасения. И так до полного истлевания. Не то чтобы жадный народ… Исторически, наверное, так сложилось – многое везли с большой земли, а она ох как далеко. Может быть, что-то изменилось с появлением сетевых аукционов. Не знаю. Короче говоря, моя любовь к модным нарядам не вынесла испытания этой страной. Через пару лет я стал одеваться как все, то есть как попало. Ощутил от этого даже некоторую лёгкость, будто порвал с кем-то запутанную, утомительную связь. И хотя мы давно покинули Средиземию, равнодушие к одежде накрепко засело во мне. Сейчас моим гардеробом занимается жена. В примерочную я захожу только под угрозой скандала.

Довлатов говорил, что люди рождаются, страдают и умирают неизменными, как формула воды H2O. В «Наших» он приписывает эту мысль Шопенгауэру, но тут же опровергает её чередой занятных метаморфоз, произошедших с его близкими. Метаморфоз не поверхностных, а личностных, глубинных. Тем не менее в его тоне слышится вопрос… Где же правильный ответ?

Вспоминаю, как в седьмом классе я объявил родителям ультиматум. Отказался ходить в школу в убогих магазинных костюмах – только в пошитых на заказ. Каждый год, скрипя зубами, родители отстёгивали деньги на ателье. Внешность у меня обычная, в спорте не преуспел, драться боялся. Надо было хоть чем-то выделяться. С джинсами оказалось труднее. Цена фирменных Levi's равнялась месячной зарплате отца. А мне, разумеется, хотелось именно Levi's. Воровать – так миллион, спать – так с королевой, правильно? Как это говорили… Ты пришла ко мне на хаус в новых джинсах Levi Strauss. Закадрить Анжелу Дэвис нам помогут… Кстати, недавно узнал, что она лесбиянка. Но – не будем отвлекаться. Несовпадение желания и возможности больно щёлкнуло меня по носу. Я стал рассеянным и грустным. Вид чужой обтянутой денимом задницы с вожделенным лейблом мог испортить настроение на целый день. В итоге пришлось снизить запросы.

Мои первые джинсы имели странное название: We Americans. Их продал мне задёшево троюродный брат Серёжа. Джинсы были, мягко говоря, не новые. Зато почти моего размера.

– Ничего, – ободрил меня Серёжа, – скоро найдём что-нибудь получше.

Встречаемся через полгода.

– Заезжай, есть для тебя штаны.

Заезжаю. Он протягивает мне свои джинсы Rok.

– Вот примерь. Считай, с нуля – четыре месяца всего таскал. Мне вон другие привезли.

На белом кожаном диване лежали новенькие Levi Strauss…

– Сколько? – спросил я.

– Семьдесят.

Надо было плюнуть ему в глаз и уйти. А я… Да – заплатил и взял его обноску. Мало того, угостился его сигаретой.

Следующие джинсы, Lee, я купил на барахолке, недалеко от универмага. Мерил их в общественном туалете, а продавец караулил у дверей. Джинсы оказались велики размера на три. Никаких проблем – к тому времени я свободно овладел швейной машинкой. Мог сделать двойной фирменный шов, не говоря уже о ерундовой подгонке. Затем были Super Rifle, Dakota и что-то ещё. Но те джинсы, о которых я мечтал, будто злонамеренно ускользали от меня. Наступил момент, когда я смог позволить себе Levi's и даже ездил на рынок. Однако прилавки были завалены сомнительной варёнкой. А мне хотелось классику. Винтаж. Оригинал.

После рынка я окончательно махнул рукой на это дело. Мечта уже состарилась. Она слабела и теряла вес. Я знал: ещё год-другой – и мне станет всё равно. И тут я оказал какую-то услугу школьному приятелю Ване, фарцовщику со стажем.

– Проси, что хочешь, – сказал пьяненький Ваня. – Любую шмотку. Но в разумных пределах.

– Levi's, – не задумываясь, ответил я. – Пятьсот первый. Только никаких варёнок – тёмно-синий жёсткий котон, тридцать два на тридцать. И чтобы made in где положено.

– Обижаешь, – усмехнулся Ваня.

И через неделю привёз мне новые джинсы Levi Strauss. В точности как те – у брата на диване. Я влез в них (словно там родился!) и почти не снимал четыре года. Впоследствии жена выбросила их тайком. У меня не поднималась рука.

Думается, у всякой мечты есть свой жизненный цикл. Она возникает, развивается, крепнет, иногда превращается в зависть. Если исполняется – умирает скоропостижно, с улыбкой на губах. Если нет – то от старости, с унылой гримасой на морщинистом лице. До конца с человеком остаются лишь две примитивные долгожительницы – грёзы о больших деньгах и покое. Вероятно, я удачливый человек – почти все мои мечты сбылись, притом не успев одряхлеть. История с джинсами – редкое исключение. Похоронил я всего трёх старушек. Две из них тревожат меня до сих пор. Не то чтобы тревожат, а… смущают, что ли. Хочу рассказать обо всех. Назовём их – журнал «Юность», кожаное пальто и хоккейные коньки.

* * *

Первый стих я сочинил в двадцать лет. И удивился этому, поскольку стихов не любил, да и теперь не люблю. Есть в них что-то противоестественное. Или наоборот, что-то слишком естественное – природное, дикое… Как тявканье собак на луну – им и самим вроде неохота, и знают, что глупо, а куда денешься? Я тогда учился в педагогическом институте. Учился скверно, часто прогуливал, выпивал, общался с иностранцами. Естественно, меня прессовали с обеих сторон: и дома, и в институте. Однажды я шёл в лохматом настроении под утро из гостей, бормотал под нос какие-то слова… И вдруг – понял, что сочинил стих. Стих был на тему «дайте, гады, мне свободу, как вы все достали, блин». Неожиданно процесс меня увлёк. За несколько дней я сочинил ещё с десяток стихов – о природе, погоде, кошках, а может быть, собаках, не помню. Озвучил их на какой-то пьянке, имел успех у девушек – вот она, главная цель стихотворцев! Я записался в местное литобъединение, проник в богемную тусовку. Завёл роман со студенткой филфака. Именно тогда мне в голову втемяшилась идея напечататься в журнале «Юность».