Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь

• Название: Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Два мира, один – тёплый и светлый, другой – холодный и тёмный, долго шли разными путями, но настало время им схлестнуться в решающей схватке за выживание. Однако борьбой Света и Тьмы или Добра и Зла это противостояние назвать было бы слишком просто: у каждой стороны – своя правда, а у каждой тёмной тучи… некая изнанка.

Длинная у песни дорога: через поле брани, на котором восставший из Мёртвых топей полководец услышит голос смелой певицы; мимо твёрдого сердца женщины-оборотня, которую белогорская игла проведёт по трудной дороге к непокорной вершине; над Тихой Рощей, из которой ушедшие предки всё же иногда возвращаются…

Много земель облетит песня, чтобы вернуть родную душу из-за той грани, за которой открываются тайны богинь.

---

С закрытием прохода оборвалась пуповина силы, которая питала покров туч, и в расчистившемся небе засияло ослепительное, убийственное для глаз ночных псов солнце. Кто-то так сильно постарался, что ясные дни шли один за другим, без единого пасмурного промежутка; количество хмари в Яви таяло с холодящей душу стремительностью, Марушин дух уходил в щели, подземные пещеры, водную глубь…

– Всё, не желаю больше тебя слушать, ступай, – перебила Дамрад воеводу досадливым и раздражённым взмахом руки с длинными, холеными коготками. – Довольно на сегодня дурных вестей.

– Какие будут распоряжения, госпожа? – Дархам свернул карту трубочкой, сунул её под мышку и подобострастно вытянулся – широкогрудый и пучеглазый, на коротких коренастых ногах, с брыластой, грубой мордой и выпирающими наружу загнутыми клыками. Ни дать ни взять – помесь пса с кабаном.

– Какие ещё тебе нужны распоряжения?! Неужто и так не ясно?! – Гневная горечь голоса Дамрад хлестнула пространство и рассеялась под потолком стайкой маленьких тающих призраков. – Просто старайтесь удержать то, что завоевали! Цепляйтесь зубами за каждый клочок этой проклятой земли! Вас выбивают из городов днём – возвращайте их себе ночами. Ночная тьма – всё ещё наш союзник; так используйте же его, насколько это возможно. Мстите, жгите, рушьте, лейте кровь!

– Есть, госпожа!

Дархам удалился, а Дамрад усталой походкой побрела к престолу и уселась, подперев кулаком подбородок. Четыре тысячи воинов охраняли вход в Навь, сорок сотен отъявленных головорезов, свирепых псов, воспитанников школы её имени – и что же? Не превосходящее по численности войско их победило, нет. Всего лишь четверо – четверо! Они явились туда одни, без какой-либо военной поддержки, без единого вооружённого отряда и… обратились в камень, прихватив с собою и всех навиев, что были поблизости. Заклинание сработало, и четыре тысячи воинов навеки остались там, в глухом лесу, около запечатанного прохода. Одним махом…

Павшая рать прошла едва ли половину пути до Белых гор: Вранокрыл вырвался из-под власти Дамрад, и помогла ему в этом Ждана, его бывшая жена. Она не была ни колдуньей, ни жрицей Лалады, но вступила в противостояние с воинственной повелительницей Длани и отбросила её прочь лучом ослепительной, жгучей силы… Дамрад видела её глаза – тёмные, печально-гневные, решительные и до дрожи прекрасные. Эта женщина также стала и виновницей прискорбного преображения Северги: тысячник Куграй, встретив однажды скитающуюся без дела навью, предложил ей вступить в его полк, но она отказалась, лишь переночевав в его шатре. Куграй сам слышал, как та во сне бормотала, зовя какую-то Ждану. У Дамрад не было сомнений: именно она, Ждана, передала Вуку через Севергу платок с проклятием чёрной кувшинки; у неё достало сил и оттеснить жаждущего мести оборотня из сознания его сына. Не владея никакими волшебными умениями, она, тем не менее, обладала чем-то, что позволяло ей покорять сердца всех вокруг и побеждать хитросплетённые замыслы своих врагов. Всюду была эта женщина, и её имя сверлило душу Дамрад горячим, настойчивым буравчиком, вызывая в ней странное, мучительное сочетание ненависти и вожделения. Будучи обладательницей пяти мужей и целого сонма наложников, владычица ценила и женскую прелесть. Основным «блюдом» в её постели были мужчины, а плоть хорошеньких дев она любила ласкать «на сладкое». Заполучить в свои руки эту темноокую, гордую Ждану, сломить её дух и растоптать волю, овладеть её душой и телом, сделав своей покорной игрушкой и жестоко терзая на своём ложе – эти будоражащие, навязчивые мечты лишали Дамрад сна и заставляли порой забывать о еде. Луч света слепил её снова и снова во сне; казалось, бил он не из пялец с вышивкой, а из самих глаз Жданы, прожигая Дамрад насквозь, и она пробуждалась в ледяном поту, с комком перепутанных чувств под сердцем, щекотных, как крылышки мотыльков. Она пыталась ловить этих порхающих тварюшек и давить в кулаке, но те слишком проворно увёртывались. Им не было названия, но они норовили оплести защитным венком образ Жданы, и грубый зверь-похоть ломал об этот живой, дышащий венок зубы.

– Матушка, не желаешь ли отобедать? – холодным серебряным колокольчиком прозвенел голос Санды.

Дочь приблизилась, поблёскивая драгоценными подвесками-зажимами на концах восьми кос, спускавшихся до самых бёдер. На её округлом лице оттенка топлёного молока цвела изысканно-обольстительная, исподволь покоряющая улыбка, которой не мог противостоять никто. Вот и Дамрад, поднявшись с престола, спустилась по ступенькам, нежно завладела рукой Сокровища и покрыла поцелуями – каждый пальчик, каждый сгиб, каждую мягкую ямочку.

– Нет, дитя моё, я не голодна. – В голосе владычицы, ещё недавно резком и гневном, раскинулись обволакивающие складки тёмного бархата, а губы шевелились вблизи от свежей, упругой щёчки Санды.

– Ты совсем ничего не кушаешь, матушка, – с озабоченным видом проговорила та. – Этак ведь ты ослабеешь!

– Невесело мне, вот и не до трапез, – со вздохом призналась Дамрад. – Какая уж тут еда, когда наше войско терпит поражение за поражением…

– Ежели тебе грустно, я могу потешить тебя пляской, – предложила Санда, игриво поведя плечиком.

– Ну, давай, – с улыбкой согласилась Дамрад. – Мне всегда нравится смотреть, как ты пляшешь.

– Хорошо, матушка, тогда я переоденусь, – с готовностью кивнула дочь.

Она стремительно направилась к выходу, но Дамрад её окликнула:

– Милая!

– Да, матушка? – Санда изящно развернулась на каблуках.

– Позови и нашу прелестную княжну, пусть тоже спляшет, – добавила владычица.

На лицо дочери тёмным облачком набежала мимолётная тень, но в следующий миг она овладела собой и с улыбкой поклонилась.

– Как прикажешь, матушка.

Дочь Вранокрыла, княжна Добронега, оказалась обворожительной девушкой – как раз во вкусе Дамрад. Тяжёлая, длинная коса, перевитая нитью жемчуга, тёмные влажные глаза, густые опахала ресниц и точёные, маленькие ручки и ножки – всё это владычица пожелала иметь в своей постели в первый же день после заселения в зимградский дворец. Она была покорена пугливой, нетронутой красотой княжны и старалась быть ласковой.

«Ну-ну, не бойся меня, крошка, – приговаривала она, покрывая поцелуями изящную, почти детскую ступню девушки и подбираясь всё выше к заветному влажному местечку между её длинных, стройных ножек. – Ты ведь ещё девственница, да? Вук не успел тебя распечатать? Какая прелесть! Обожаю невинных девушек. Я – совсем не то, что эти грубые мужчины. Мужской уд неистово вторгся бы в тебя, причиняя боль, а моя ласка – это нежное, пуховое касание».

Однако Добронегу не прельстили обещания неземного наслаждения, и она забилась в объятиях Дамрад, извиваясь, как бешеная кошка. Получив несколько царапин, рассерженная владычица укусила девушку за плечо, что повлекло за собой обращение. Несмотря на внешнюю ершистость, княжна оказалась не так уж сильна волей и духом, и спустя пару седмиц её новая личность была уже не против телесного слияния с повелительницей. Увлечение свежей игрушкой накрыло Дамрад с головой, и она на некоторое время совсем забыла и о мужьях, и о наложниках, да и Санда временно отошла в тень. Упрёков с очаровательных губ Сокровища по этому поводу не срывалось, но они поджались, затвердели, приобретя жёсткие, ядовитые очертания, а слова, что с них слетали, всё больше походили на шипение и клёкот птицеящеров – драмауков.

И вот, зазвучала музыка. Под тонкое, серебристое бряцание бубнов, затейливый звон струн, тягучее гудение дудок и страстный ритм барабанов по палате заскользили в пляске двенадцать девушек. В этом ожерелье из красавиц Санда сверкала самым ярким и дорогим самоцветом; её движения плавно лились и ложились хитрыми кольцами змеиного тела, и Дамрад не могла отвести зачарованного взгляда от её покачивающихся округлостей и пупка с подвеской из голубого яхонта. Вжик! Дуга, описанная бедром, высекла огненные искры из натянутых нервов Дамрад. Из складок лёгкой, струящейся ткани показалось дразнящее колено, а потом лебединой шейкой поднялась и вся ножка с ниткой жемчуга на щиколотке; руки плясуньи порхали бабочками и извивались гадюками, а грудь маняще колыхалась, встряхивая золотой бахромой. Зажигательно плясала Санда, источая волны чувственности, но стоило ей уйти чуть в сторону, как вперёд вышла Добронега – новая любимица Дамрад, успевшая весьма изрядно преуспеть в навьих танцах. Она схватывала науку на лету и сейчас, облачённая в чёрно-серебряный наряд, изгибалась стройной вёрткой кошечкой, стреляя во владычицу лукаво-влекущим взором. Её открытый гибкий живот так и звал, так и просил поцелуев, а шаловливо прикушенная губка вкупе с изгибом ресниц, полным обманчивого целомудрия, заставляла Дамрад расплываться от сладострастного томления.