Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь

• Название: Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Два мира, один – тёплый и светлый, другой – холодный и тёмный, долго шли разными путями, но настало время им схлестнуться в решающей схватке за выживание. Однако борьбой Света и Тьмы или Добра и Зла это противостояние назвать было бы слишком просто: у каждой стороны – своя правда, а у каждой тёмной тучи… некая изнанка.

Длинная у песни дорога: через поле брани, на котором восставший из Мёртвых топей полководец услышит голос смелой певицы; мимо твёрдого сердца женщины-оборотня, которую белогорская игла проведёт по трудной дороге к непокорной вершине; над Тихой Рощей, из которой ушедшие предки всё же иногда возвращаются…

Много земель облетит песня, чтобы вернуть родную душу из-за той грани, за которой открываются тайны богинь.

---

– Нет, не потянуть мне всё это, – приуныла она.

– У страха глаза велики, – усмехнулась Рачена. – Ежу понятно, что сперва потянешь далеко не всё, какое-то время будешь разбираться, втягиваться… А потом, ежели стремиться стать затычкой в каждой бочке – так и надорваться можно. Дел много, а ты одна! Чтоб всё успеть, по тому или иному делу начальниц ответственных назначай, а уж с них три шкуры дери, чтоб работали.

С несколькими такими начальницами Огнеслава встретилась в тот же день, чуть позднее. К ней с докладом пришла главная казначейша Заряславля, затем – заведующая благоустройством улиц, а также глава пожарной охраны и советница по торговым делам. Рабочие вопросы обсуждали лишь вкратце, в самых общих чертах: подробно вникнуть во всё это Огнеславе ещё предстояло, а пока она в основном просто познакомилась с некоторыми соратницами Светолики.

Освободилась княжна лишь к ужину. По привычке она едва не открыла проход к дому Твердяны, где матушка Крылинка, должно быть, испекла рыбный пирог; опомнившись и усмехнувшись, Огнеслава переместилась в трапезную палату дворца. Берёзка с Ратиборой и Зорица с Радой ждали её за накрытым столом, ломящимся от великолепных яств. Огнеслава, живя в Кузнечном, уже успела изрядно отвыкнуть от всей этой пышной роскоши; целуя Берёзку, она с тревогой всмотрелась в её лицо. Не усилилась ли её печаль? Не собралась ли она покинуть дворец? На опущенных ресницах Берёзки повисла тяжесть груза войны, но спина оставалась несгибаемо прямой. Выдержки у неё хватало на целый полк храбрых воинов.

– Ну, как твой первый день? – полюбопытствовала Зорица.

– Уф! – выдохнула княжна, вскидывая брови и округляя глаза. – И не спрашивай! Мозги кипят, будто каша в горшке. Хоть училась я в юности и наукам, и всему прочему, что правительнице знать надобно, а всё ж одичала в кузнях малость. А хуже всего то, что в работу впрягаться надо уже вот прямо сейчас: дела не ждут, времени на раскачку нет. Хорошо хоть советницы на ум наставляют; Рачена из них, думаю, самая толковая. Завтра пойду с оружейницами знакомиться, хоть отдохну от этой управленческой кутерьмы… Всё-таки в кузне мне как-то привычнее.

После ужина они все вместе гуляли по огромному саду, выращенному с большой рачительностью и любовью. Огнеслава несла на одной руке Раду, а на другой – Ратибору, целуя попеременно то одну, то вторую девочку. Берёзка рассказывала:

– Это черешневые деревья Светолики. Не пробовали никогда птичью вишню? Нет? Мне её тоже только в меду довелось кушать, а свежей я ещё не ела… Она сладкая, как малина. Светолика привезла это дерево из далёкой тёплой страны, посадила и приучила его к нашим краям. Заряславль – южный город, и потому черешня тут неплохо прижилась. Мне бы ещё хотелось вывести такую, которая бы и в прочих частях Белых гор могла расти и давать плоды.

В воздухе была разлита пронзительная, окрыляющая свежесть, безупречное зеркало небосклона румянилось прохладным закатом, а на густеющей синеве уже проступали бледные звёзды. На лице Берёзки лежал тихий, чистый отсвет этого спокойного вечера, придававший её облику одухотворённость, мудрость и мягкое смирение, и под сердцем у Огнеславы рождался тёплый, живой и дышащий комочек восхищения этой девушкой. Но выразить его было нельзя: разве поняла бы жена, если бы княжна опустилась на колени перед Берёзкой и покрыла поцелуями её руки? А именно этого Огнеславе вдруг и захотелось сейчас – нестерпимо, до сладкой тоски под рёбрами.

– Ну что, спать пора? – Княжна поставила девочек на землю, ласково ущипнув за носики. – Всё, живо по постелькам! Где тут у нас опочивальни, Берёзка?

– Идёмте, я провожу, – степенно пригласила девушка.

Большая спальня, поблёскивая золотым убранством, с готовностью распахнула свои двери перед Огнеславой и Зорицей. Широкое супружеское ложе под парчовым навесом сияло снежной белизной простыни и подушек, и Зорица прошептала потрясённо:

– Да на такой постели заблудиться можно!

– Ничего, я тебя найду, – с намёком приподняв бровь, усмехнулась княжна.

Новый день начался для неё ещё до рассвета, в свежей голубой полумгле. Не став никого тревожить насчёт завтрака, Огнеслава удовольствовалась водой из кувшина, стоявшего на столике в опочивальне, привычно привела в порядок голову старой, но всегда остро заточенной бритвой с костяной ручкой, а потом направилась в кузню, которую мельком видела вчера, осматривая свои новые владения вместе с советницами. Дверь была не заперта, и княжна вошла, окунувшись в привычный гул, грохот и жар; никем не замечаемая, приблизилась она к огромному стальному колесу с зубцами, которое ворочали с помощью лебёдки несколько дюжих оружейниц, раздетых до пояса.

– Это что такое будет? – полюбопытствовала она.

– Шестерня это, – ответила ей блестящая от пота женщина-кошка. – Для часов. Госпожа Светолика хотела башенные часы в каждом белогорском городе поставить.

Тут работницы заметили богатую одежду княжны и что-то заподозрили.

– Уж не сестрица ли ты нашей госпожи?

– Она самая, – улыбнулась Огнеслава. – Вы не смущайтесь, работайте! Дозвольте мне только у вас тут осмотреться. Я сама в некотором роде… – княжна скользнула ладонью по свежевыбритой голове с косой на темени, – сестра вам по ремеслу.

– Меня Славной звать, госпожа, – с поклоном представилась оружейница, ответившая на вопрос княжны о шестерне.

Щегольской кафтан и рубашку из тонкого дорогого полотна пришлось скинуть: в этом пекле одетой находиться было невозможно, пот струился по коже Огнеславы ручьями, и одежда неприятно липла к телу. Для неё также нашлась пара рабочих сапогов и огнеупорный передник, и княжна с удовольствием ощутила себя в привычной обстановке. Увидев на стене чертёж, выполненный на большом куске выделанной кожи, она спросила:

– А это что?

Славна, обладательница густых тёмно-пшеничных бровей, зеркального черепа и пронзительно-светлых глаз с ласковыми лучиками ресниц, ответила:

– Это, госпожа, устройство часов башенных. Госпожа Светолика их во сне увидала и загорелась сделать.

– Как это – во сне? – Огнеслава разглядывала рисунок, уже несколько выцветший и закоптившийся, но всё ещё отчётливо видимый. На нём она заметила несколько зубчатых колёс, подобных тому, что делали оружейницы.

– Уж не знаю, – усмехнулась Славна. – Не ведомо нам, из каких неземных чертогов выуживала княжна всё это. Может, сама придумывала, а может, и правда видела где-то в своих снах…

Как, оказывается, мало знала Огнеслава свою сестру! Об изобретениях её она была наслышана, некоторые даже видела своими глазами, но вот каким образом Светолика их создавала – это для неё оставалось загадкой.

– А как это всё работает? – Княжна обрисовала пальцем круг в воздухе перед чертежом.

Славна принялась охотно объяснять, каким образом части часового механизма приводились в движение, как взаимодействовали друг с другом. Рассказывала она легко и доходчиво, и вскоре Огнеслава уже вполне ясно представляла себе, что, куда, как и для чего. Ей захотелось самой что-нибудь изготовить, и она выбрала одну хитрую пружину в круглой рамке. Вытянуть и расплющить в ленту толстую проволоку было нетрудно, вся загвоздка состояла в том, каким образом её скрутить, чтобы получилась в точности та пружина, какая требовалась по чертежу. Огнеслава мудрила так и эдак, гнула и тянула стальную нить, скручивала, сжимала… Коварная пружина вдруг вырвалась от неё, подпрыгнула, как живая, и принялась скакать по кузне между полом и потолком: упругая волшба с рук Огнеславы долго не давала ей успокоиться.

– Тю, зараза, чтоб тебя! – досадливо выругалась княжна, кидаясь ловить беглянку.

А навстречу ей шагала богатырского роста кошка. Её кожа цвета обожжённой глины упруго лоснилась, под ней гуляли бугры мышц, а серебристо-льняные брови нависали кустиками над необычно светлыми, словно доведёнными до белого каления глазами. Злосчастная пружина угодила по её блестящему черепу и отпрыгнула от него, но невысоко: её поймали и сжали стальные пальцы, которым ничего не стоило погрузиться в жерло огненной горы и выйти оттуда невредимыми. Огнеслава сдала назад, слегка оробев перед суровым ликом оружейницы, которая оказалась выше её на целую голову.

– Новенькая, что ль? – Голос кошки прогудел литым, мощным колокольным гулом. – Из какого места у тебя руки растут, дозволь спросить?

Все слова потерялись, растаяли в раскалённом горне кусочками железной руды. Белобровая оружейница неприметным, легчайшим движением пальцев согнула пружину как надо и вручила её княжне.