Люси Невилл - О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико

• Название: О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико
• Автор: Люси Невилл
• Жанр: Современная проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-386-08039-6

Перед Люси Невилл, только что окончившей университет, встает непростой выбор: найти работу или отправиться в Латинскую Америку, в экзотический край ее детских грез. Она приезжает в Мехико почти без денег и с начальным уровнем владения испанским языком и быстро находит место преподавателя английского. Так начинается комическое цунами приключений, во время которого Люси, преодолевая многослойное пространство Мехико, встречается с самыми разными людьми – от уличных торговцев до чокнутых гринго, от ученых до светских львов.

---

У магазинов тоже была своя музыка. Их динамики, вынесенные на улицу, как будто пытались завлечь покупателя неожиданным ритмом. Пожилая пара танцевала кумбию перед одним из магазинов. Стареющие мужчины в выцветшей военной форме крутили старомодные шарманки, издававшие стон, под которым следовало понимать любовные баллады. Они просили денег. На улице было слишком много людей. Поэтому я сошла с тротуара и пустилась бегом по дороге, увиливая от транспорта. Ревели автомобильные гудки. Рядом со мной сигналил грузовик, набитый полицейскими из отряда по борьбе с массовыми беспорядками – в шлемах, со щитами и дубинками, – готовыми к бою. Девочка с младенцем на руках протягивала руку за подаянием.

Улица кончилась – и передо мной появилась огромная мощеная площадь. В северном ее конце находится кафедральный собор, построенный на месте срытого храма ацтеков. Вдоль восточной стороны Сокало – Национальный дворец, он воздвигнут на месте руин дворца императора Монтесумы Второго.

Площадь была заполнена тысячами людей. Почти все они были одеты в желтые плащи. У некоторых в руках были желтые флаги и транспаранты, на которых было написано: «Веселее, мы все равно победим». Они стояли и смотрели на небольшую сцену, поставленную напротив кафедрального собора. Я перешла через дорогу и окунулась в это желтое море. На больших экранах, стоявших по обе стороны сцены, было видно, как к микрофону пробирается человек, похожий на доброго дедушку. В Мексике были в разгаре президентские выборы, и я предположила, что это предвыборная агитация. «Обрадор, Обрадор!» – толпа скандировала его имя. Шум стоял оглушающий. От него у меня даже кости начали вибрировать, что вызвало головокружение. Затем на пару секунд повисла тишина – перед тем как человек взял микрофон и над Сокало раздался его звучный, высокий голос. Я стояла тихо и вслушивалась – вслушивалась так старательно, что даже дышать перестала. И через некоторое время, сквозь туман глаголов, артиклей и предлогов, начали проступать какие-то четкие существительные: «бедность», «солидарность», «экономическая справедливость», «неолиберальный империализм».

И тут разверзлись небеса. Распахнулись сотни желтых зонтиков, а я побежала искать укрытие. Толпа же не двинулась с места.

Вернувшись на Авенида де Майо, я двинулась на запах жареного мяса. acos de bistec не было похоже на название блюда из субпродуктов. Жареная говядина, нарезанная маленькими кусочками, заворачивалась в кукурузную тортилью с сальсой и соком лайма. Задача номер один была выполнена. Я отправилась обратно в отель, дабы приступить к задаче номер два.

Я проходила через чердак по пути в общественную баню, чтобы постирать свое белье, когда в первый раз увидела Бакса. Он сидел в позе лотоса, вроде как погрузившись в глубокую медитацию. Но едва он увидел меня, как тут же зачмокал и завопил: «Ay mamasita güerita», подражая мексиканским мужчинам на улицах. Я послала его «Chinga a su madre», воспользовавшись словарным запасом, почерпнутым накануне вечером. Он театрально поднял брови, как будто мой ответ его совершенно шокировал. Лысеющий, с бритой головой и большим насмешливым ртом, он, должно быть, едва перешагнул сорокалетний рубеж. Когда я возвращалась из бани, он предложил выпить вместе пива. Я согласилась. По его блестящей имитации наречия местных мачо я поняла, что он уже прожил здесь какое-то время.

Мы отправились в бар «Ла Опера» – кантину в двух кварталах от отеля, знаменитую отверстиями от пуль в потолке, оставленными вождем Мексиканской революции Панчо Вильей. Стены украшали огромных размеров портреты знаменитых мексиканских музыкантов и певцов. Бакс успел поработать артистом пантомимы в Нью-Йорке, лесничим в Колорадо, саксофонистом в джазовом ансамбле в Сан-францисско и диктором на леворадикальном радио в Лос-Анджелесе, пока не осел в Мехико. Он жил в соседнем с моим номере отеля уже больше семи лет, занимаясь работой над своим антибушевским блогом, регулярно практикуя випассану и откровенно наслаждаясь низкими ценами на услуги работниц мексиканской секс-индустрии.

Бакс был первым из множества эксцентричных североамериканцев, которых мне предстояло встретить, живя в Мехико. Позже я поняла, что Мексика служит прибежищем для неприкаянных гринго, которые на свои сбережения могут неплохо здесь устроиться, наслаждаясь жизнью, не так жестко регламентированной, как в развитых странах.

После нескольких порций «Короны» Бакс сообщил, что у одной его подруги сегодня вечером открывается выставка. Мы отправились пешком по улице и долго шли, пока не дошли до гаража, покрытого граффити. Мы постучали в металлическую стену, и справа открылась маленькая дверь. У темной, узкой лестницы стояла молодая женщина. У нее были длинные, шелковистые каштановые волосы; миниатюрную фигурку в форме песочных часов обтягивало черное коктейльное платье. Бакс представил меня Амор, художнице, выставка которой и открывалась сегодня вечером.

Мы последовали за ней вверх по лестнице в просторный зал с голым цементным полом. Там было полным-полно панков-художников – с асимметричными стрижками, татуировками и пирсингом в самых неожиданных местах – в роскошных вечерних нарядах. Наша спутница расписывала такие простые бытовые предметы, как обеденные тарелки, кухонные табуретки и туалетные ершики, нежными розовыми цветами, которые при ближайшем рассмотрении оказывались не чем иным, как весьма правдивыми изображениями вульвы.

Бакс увидел какого-то своего знакомого и оставил меня беседовать с Амор. Я заговорила по-испански, но она любезно перешла на английский, когда поняла, каких усилий мне это стоит. Амор жила в многоквартирном доме. Ей пришлось ждать шесть месяцев, пока ее заявке на проведение выставки не был дан ход. Поскольку это строение было предназначено «для социальных нужд», Амор пришлось выдержать конкуренцию с несколькими другими художниками. Каждый участник был выбран особой комиссией правительственных чиновников, связанной с Фондом Карлоса Слима, который занимается возрождением исторического центра (Сентро-Историко). Эта комиссия отбирает художников, ученых, архитекторов, которые смогут принять участие в этом грандиозном проекте.

Карлос Слим в то время считался одним из богатейших людей в мире, чьи деловые интересы были сосредоточены на телекоммуникациях в Мексике и остальных странах Латинской Америки. Амор рассказала, что ему принадлежит четверть всей недвижимости в Сентро-Историко. В основном весь северозападный его сектор. Слим отреставрировал здания пятнадцатого века и при помощи специально подобранных и обученных неподкупных полицейских облагородил этот район, ликвидировал черный рынок и открыл небольшие художественные галереи и кафе. А ведь всего пять лет назад это была запретная для туристов зона.

— Можно доверять полицейским в голубой форме, – заверила меня Амор.

Напротив, не рекомендовалось связываться с полицейскими в темно-синей форме, которые патрулировали район, не принадлежащий Карлосу Слиму: они не проходили особой антикоррупционной обработки.

Амор познакомила меня со своим бойфрендом, Эль Негро, высоким мужчиной с бритой головой и крысиным хвостиком. Он увидел, как я мучительно пытаюсь выразить свои мысли на местном наречии.

— Я знаю английский, – пояснил он, – но не говорю на нем. Это язык долбаных империалистов-гринго. Но если ты будешь говорить по-английски, я пойму.

Эль Негро был музыкантом: играл электронную музыку.

Три порции текилы спустя я снова увидела Бакса, и было яснее ясного, что он тоже воспользовался случаем и вволю насладился праздничными напитками. Обращаясь к небольшой компании молодежи, он отстаивал преимущества питья собственной мочи.

— Говорю вам, – заплетающимся языком твердил он, – это самый натуральный антибиотик.

Я перебила его, чтобы сообщить, что я ухожу.

— Н-н-е-е-е-е! – завопил он, хватая меня за плечо. – Слишком опасно ходить по улицам в такое время.

И тут в приступе пьяной самонадеянности я решила продолжить наш разговор на испанском. В конце концов, я вовсе не хотела, чтобы меня сочли «долбаным империалистом».

— Не волнуйся, – ответила я. – Voy a coger un axi .

Но Бакс не ответил. Только уставился на меня с ухмылкой. Затем один из его приятелей заорал:

— Ого! Она собирается COGER un axi !

Это вызвало взрыв безудержного хохота. Наконец Бакс, отсмеявшись, пояснил, что в Мексике невозможно coger с такси, это можно проделать только с таксистом. Народ вокруг снова захихикал. Я поняла, в чем ошиблась. Испанский словарь выдаст вам значение слова coger – «взять», но в Мексике этот глагол будет всего лишь синонимом слова «переспать».

Наутро я проснулась с ощущением легкого похмелья и взглянула в свой список задач. «Найти работу». Дальше тянуть с этим было уже некуда. На четыре тысячи песо, которые лежали у меня в банке – что составляло около четырехсот австралийских долларов, – я рассчитывала прожить еще около десяти дней.